Джесси Келлерман - Зной
— Этого не хотите?
— Нет, спасибо.
Старик помрачнел:
— Но я уже открыл ее, сеньора.
— Ничего, я заплачу. Пожалуйста, дайте мне что-нибудь другое.
С секунду он смотрел на Глорию, словно ошеломленный услышанным, затем взял бутылку и выдул сразу половину ее содержимого. А затем сказал:
— Не пропадать же добру.
— Ни в коем случае, — согласилась Глория.
— Такое могут пить только настоящие мексиканцы.
— Я не мексиканка, — возразила она.
Он улыбнулся:
— Я вижу.
— Есть у вас какая-нибудь вода? — спросила Глория.
Старик прошаркал к другому концу прилавка, поглядывая на нее так, точно ждал, что она перепрыгнет на его сторону и проломит ему голову. Вернулся он с бутылкой, на этикетке которой красовалась торговая марка, Глории неведомая. Под маркой стояло: embotellada en Mexico[29]. Какой смысл разливать по бутылкам водопроводную воду?
Однако пить ей хотелось так сильно, что спорить она не стала, а просто отвинтила крышечку бутылки и сделала долгий глоток. Ей показалось, что горло ее покрылось влажным мхом. Господи, ну и пересохло же в нем… Еще глоток, в два раза больший, и половины литра воды как не бывало. Глотнув теперь уже воздуха, Глория повернулась к старому прохвосту и увидела, что он внимательно наблюдает за ней.
— Жажда, — сказал старик. Насмешки в его тоне не было, скорее изумление: женщина, а столько выдуть может.
— С самого утра за рулем, — сказала Глория. — Сколько сейчас времени?
Старик ткнул большим пальцем в полку за своей спиной — там между коробкой сигар и мягкой, уже лопнувшей по швам игрушкой, пучеглазым кактусом, стояли часы. В каком временном поясе она находится, Глория не знала, однако, по ее оценкам, в пути она провела часов десять.
— Добро пожаловать в Агуас-Вивас. Кто умер?
Глория вытаращила глаза.
— Кто-то же должен был умереть, — сказал старик. — Иначе вы бы сюда не приехали.
— Я ищу полицейский участок, — сказала Глория.
— Полицейский участок чего? — спросил он.
— Агуас-Вивас.
— М-м, — промычал он.
Она ждала вопроса о том, какое у нее дело, однако старик молчал.
— Я возьму еще одну, — она подняла перед собой пустую бутылку.
— Первая уже обошлась вам в тридцать песо. — Он облизал губы и тоже поднял свою, полупустую, бутылку домашнего снадобья. — Да эта в двадцать пять.
Глория расплатилась, старик снова убрел к другому концу прилавка и там нагнулся, постанывая. На штанах его, сзади, обнаружилось пятно.
— Вы можете сказать мне, где находится полицейский участок? — спросила она, склонившись над прилавком и глядя, как он летаргически сдирает целлофан с упаковки бутылок питьевой воды.
— Что? — Старик возвратился к Глории с бутылкой в руке. — Что вы сказали?
— Полицейский участок.
— Да, конечно, минуточку.
Он обогнул, приволакивая ноги, прилавок.
— Все так спешат, так спешат… — сказал он, на ходу вручая ей бутылку. И, приоткрыв входную дверь, указал через улицу: — Вон там.
— Это же кинотеатр.
Старик молчал, стоя, точно изваяние, с протянутой вперед рукой.
— Ладно, — сказала Глория. Она пошла через улицу, обернулась на полпути.
— Идите! — велел старик.
Пустую кассу кинотеатра затянула паутина. На пластмассовой доске объявлений не указывались ни расписание сеансов, ни цены, на ней значилось: POLICIA. Глория снова обернулась, показала старику большой палец. Он помахал ей рукой и скрылся в магазине.
В фойе кинотеатра было темно; Глория нашла за колонной выключатель, щелкнула им. Лампы дневного света вспыхнули, залив резким светом это похоронного облика помещение. Лишенные афиш рамы притягивали к себе внимание одной лишь своей пустотой. От ярко-синего коврового покрытия остались убогие лохмотья, едва-едва прикрывавшие усеянный пятнами высохшего клея бетон. Торговый киоск обвалился вовнутрь себя.
Обычной для кинотеатров праздничной атмосферой тут и не пахло. Ни тебе билетеров в галстуках-бабочках. Ни веселых парочек, разделяющихся, чтобы посетить уборные. В стены фойе навеки въелся запах жженого сахара и повидла.
Зрительный зальчик с пятью рядами по шесть кресел в каждом был темен и прохладен. Когда-то в нем имелась настоящая сцена; потом к тянувшейся над просцениумом планке прибили средних размеров экран — жутковато пустой сейчас и, казалось, светившийся сам собой, — и получился кинотеатр. Под экраном стоял деревянный стол и жесткий стул. Накрытая зеленым абажуром лампа отбрасывала лунный круг на грязноватый блокнот. Глория, у которой возникло чувство, что она попала прямиком в сценическую декорацию, направилась к столу, издали огибая его по кругу, боясь, что, если ненароком коснется его, стол попросту исчезнет. Все это походило на испытательный полигон, который позволяет комитету, подбирающему служащих для какой-то компании, наблюдать за поведением ее потенциальных сотрудников.
Глория вспомнила, как гуляла с Реджи по пляжу под Окснардом — в самом начале их общей жизни, когда они еще совершали прогулки, — и вдруг обнаружила у самого края воды купавшуюся в солнечном свете хромированную кровать, самую настоящую, с матрасом и простыней. На несколько миль вокруг не было видно ни души, и тем не менее идиотская кровать торчала у океана, и волны прилива лизали ее ножки, отчего те уходили все глубже в песок.
Реджи, окинув взглядом ближайшие свайные дома, сказал: «Да, похоже, кого-то тут прошлой ночью бомбили».
Ее такое объяснение не устроило. Чтобы перетащить сюда такую тяжеленную штуку и с больничной опрятностью застелить ее, требовались сосредоточенные усилия, трезвые усилия, далеко не одного человека. Студенческими шуточками тут и не пахло, кто-то всерьез хотел, чтобы кровать стояла именно здесь. Но почему? — вот вопрос, который задел ее за живое. Ей страх как захотелось узнать всю историю этой кровати. И она начала придумывать объяснения — одно, затем другое, затем третье… Пыталась воссоздать полную картину: сначала кровать стоит в доме, потом на песке — начало, середина, конец. Реджи высмеивал каждое ее предположение.
«Люди иногда откалывают странные фокусы, Гиги. Но за ними не обязательно кроется страшная тайна».
А ей все равно хотелось понять — почему? И как?
На столе стоял телефон, от которого тянулся к одной из salidas[30] провод. Глория подняла трубку. Услышала гудок. По какой-то причине почувствовав себя виноватой, положила трубку, на шаг отступила от стола и позвала: «Эй? Эй?»
А затем побежала, дрожа, по проходу, оглядываясь назад, чтобы избавиться от чувства: кто-то за ней наблюдает.
Снаружи, на жаре, ей стало спокойнее. Она пересекла улицу и снова вошла в универмаг, постучала по прилавку и дождалась повторного появления владельца.
— Там никого нет, — сказала она.
— Правильно, — согласился он.
— Так вы знали об этом?
— Si.
— Послушайте, — сказала Глория. — Я спешу.
— Это я вижу, — сказал старик.
— Будьте добры, скажите, где я могу найти полицию.
— Полицейский участок вон там, — ответил он.
— А полицейские?
Он поднял вверх палец:
— Если вам требуется полицейский, идите в бар.
Глория очень постаралась осведомиться, где этот бар находится, тоном по возможности вежливым.
— А вон там, — ответил старик, направляясь шаркающей походкой к задней двери своего магазина.
За дверью обнаружилась глядящая на замусоренный двор веранда. На голом столе стояло алюминиевое ведерко с горкой льда и тремя бутылками «Будвайзера». Старик опустился в придвинутое к столу боком кресло. В другом — бамбуковом кресле-качалке, грозившем вот-вот развалиться, — похрапывал, издавая звуки закипающего чайника, смуглый мужчина с гладкими молодыми щеками и намечавшимся брюшком.
— Вот вам полицейский, — сказал старик. Он откупорил бутылку пива и протянул ее Глории: — Шестьдесят песо.
— Нет, спасибо.
Старик пожал плечами и отхлебнул из горлышка, уставив взгляд на пустой двор.
Глория разглядывала полицейского.
— И долго он собирается спать?
— Спать он мастак, — ответил старик. — Бывает, заснет после полудня и спит до самого вечера. А его жена звонит мне, чтобы я его домой отправил, ужинать.
Глория громко кашлянула.
Старик повернулся к ней:
— Это вы зачем?
Она, не ответив, потрясла полицейского за плечо:
— Эй. Извините.
Полицейский заморгал, всхрапнул, деревянно поднялся на ноги, покачиваясь, вытянул из брюк подол рубашки и помахал им, обвевая ветерком свое тело. Ростом он был ниже Глории, обтянутые штанами бедра его выглядели положительно женскими.
