Виктория Платова - Инспектор и бабочка
Глава вторая:
отель «Пунта Монпас»,
23 июля, 22 ч. 35 мин. по среднеевропейскому времени
…Подняться на второй этаж «Пунта Монпас» – дело не минуты даже, – двух десятков секунд, но за это время Икер успевает подумать об Аингеру: с чего бы это ему вздумалось морочить инспектору голову с распечатыванием списков? Действительно ли он забыл, что все офисы заканчивают свою работу не в десять часов – много раньше, и нет ли в этой забывчивости двойного дна?.. О ночном портье Викторе, не вышедшем на работу в положенное время, а еще о Лауре (едва ли не точной копии владелицы пансионата «Королева ночи», и почему мысль о почти фотографическом сходстве двух никогда не знавших друг друга женщин пришла только сейчас?). Лаура была мила, она искренне хотела помочь, но что-то в ее поведении не понравилось Субисаррете. Какая-то мелочь, сводящая на нет все ее прекраснодушные порывы. Она была излишне говорлива, она старалась отвлечь Субисаррету от главного, забрасывая это главное сухим хворостом слов. Первыми попавшимися под руку сучьями и ветками. Сук поразвесистее – история ее приштинского деверя Арбена. Трагическая история младшей дочери Арбена Флори – маленькая ветка с одиноким, так и не распустившимся листком. А еще эта нелепая игра в вопросы и ответы об Азии, кошках, денежных знаках далекой Камбоджи – и все для того, чтобы инспектор Субисаррета не задал какого-нибудь вопроса, отвечать на который Лауре было бы неудобно. Вот оно! – горничная вела себя как человек, который боится быть пойманным за руку. В другое время Икер ни за что бы не выпустил эту скользкую руку, но сейчас он слишком занят мыслями об Альваро. О случившемся с Альваро.
Только об этом.
Дверь в номер, где произошло убийство, уже крест-накрест перетянута желтыми лентами, но почему-то приоткрыта. Щель небольшая, человеку в нее не протиснуться, а узкое окно в номере, если память Субисаррете не изменяет, было закрыто наглухо: так что порыв ветра, который мог бы сыграть такую шутку с дверью, исключается. Или это Иерай вернулся?..
Судмедэскперта в номере нет.
На первый взгляд в нем нет вообще никого, да и спрятаться здесь особо негде, но инспектора не покидает ощущение, что кто-то внимательно следит за ним. Наблюдает из укрытия.
– Эй? – произносит Субисаррета неожиданно севшим голосом. – Есть здесь кто-нибудь?..
– Эй? – передразнивает его тихий шелест, идущий неизвестно откуда. – Эй?
– Кто здесь?..
Маленькая девочка лет восьми – вот кто. Она возникает перед Икером так неожиданно, что инспектор вздрагивает. Ничего пугающего в ребенке нет, это самая обычная девчонка, с ясным и чистым личиком, которые принято называть ангельскими. А ангел не может испугать взрослого человека, тем более полицейского инспектора, просто сработал фактор внезапности, вот у Икера и засосало под ложечкой. И еще… он никогда не сталкивался с ангелами лицом к лицу и потому не знает, спускаются ли они с неба (в случае с номером в «Пунта Монпас» – с потолка) и за их плавным приземлением можно проследить, или материализуются из воздуха – и проследить за ними невозможно.
Икер склоняется к последнему, хотя для внезапно материализовавшегося ангела девчонка выглядит вполне буднично. Вместо традиционных крыльев за спиной и струящихся одежд – джинсы и футболка с каким-то мультяшным персонажем: то ли вислоухой собакой, то ли каким-то насекомым.
Слава богу, это не ночной мотылек.
– Ты что здесь делаешь? – спрашивает Субисаррета у псевдоангела.
– А ты? – отзывается ангел.
Где же она все-таки пряталась прежде, чем произнести свое насмешливое «эй»?
– Я первый спросил, – Субисаррета вдруг снова чувствует себя десятилетним мальчиком, но обычное для десятилетних мальчиков чувство превосходства над девчонкой почему-то не возникает.
– Я ищу свою кошку. Теперь ты.
– Я тоже кое-кого ищу.
– Но это не кошка? – уточняет ангел.
– Нет. Человек.
Кажется, Лаура упоминала о ком-то из гостей, приехавших сюда с кошками, хотя правилами отеля содержание домашних животных в номерах не предусмотрено. И упоминала с явной симпатией, а дочь хозяйки кошек и вовсе удостоилась эпитета «ангелочек». Ангел стоит сейчас перед ним, бесцеремонно разглядывая инспектора. Да, пожалуй, взгляд темно-синих (редкий цвет!) глаз можно назвать именно бесцеремонным. Оценивающим. Так, возможно, оценивала бы Субисаррету взрослая женщина, решая про себя пококетничать ли с ним или, быстренько свернув разговор, отправиться по своим делам. Искать кошку в гордом одиночестве.
– Тебе нельзя здесь находиться, – замечает Икер.
– А кошке?
– Кошке тоже… нежелательно.
– А тебе?
– Мне – можно.
– Почему?
– Видишь ли… – Икер трет подбородок, стараясь подыскать нужную формулировку. – Я здесь в некотором роде по долгу службы. Слежу за тем, чтобы с маленькими девочками вроде тебя не случилось какой-нибудь неприятности.
– А что с ними может случиться? – ангел делает ударение на «с ними», непроизвольно отделяя себя от всех на свете маленьких девочек. Девочки – сами по себе, а он – сам по себе.
– Всякое. Если они оказываются в неподходящее время в неподходящем месте.
– Я всегда там оказываюсь, но до сих пор ничего страшного не произошло. А ты, наверное, полицейский, да?
В этом отеле любой, кого ни возьми, способен проявить чудеса проницательности. Сначала горничная Лаура, теперь вот маленький ангел в футболке с насекомым.
– С чего это ты взяла, что я полицейский?
– Желтые ленты, – охотно поясняет девчонка. – Они всегда там, где находится неподходящее место. И куда запрещен вход всем, кроме полицейских. Разве не так?
– Вот именно. И тебе не следовало сюда входить.
– Я ищу свою кошку.
– Я не вижу здесь никакой кошки.
– Конечно. Если бы она была на виду – я бы не искала.
Сказав это, ангел присаживается на корточки и начинает тихонько постукивать кончиками пальцев по полу.
– Может быть, ты просто позовешь свою кошку? – не выдерживает Икер.
– Это как?
– Как обычно их подзывают? Кис-кис-кис… У твоей кошки есть имя?
– Ну… – пальцы ангела барабанят по полу с бешеной скоростью. – Наверняка есть. Только я его не знаю.
– Странно. Выходит, это не твоя кошка.
– Моя, – упрямится ангел.
– А вот и нет, – Субисаррета испытывает страстное желание вывести врунишку на чистую воду. – Обычно хозяева дают своим кошкам имена.
Девчонка презрительно хмыкает, даже не удостоив инспектора ответом, сеанс разоблачения безнадежно провален. Более того, по прошествии нескольких секунд Икер обнаруживает себя на полу, рядом с ней: теперь они оба заглядывают под кровать, на которой совсем недавно лежало тело Альваро Репольеса.
Никакой кошки там нет.
Там нет вообще ничего: ни пылинки, ни соринки (горничная Лаура, как бы ни относился к ней Субисаррета, знает свое дело), и тем не менее он испытывает волнение и безотчетный страх. Совсем как в детстве, когда любой, даже самый простой предмет был исполнен тайн. Что уж говорить о темноте под кроватью!.. По версии десятилетнего Икера, именно там, в этой темноте, пряталось все зло мира, с которым ничего не могли поделать ни дед, ни даже Иисус с Девой Марией. И только его друг, бесстрашный, нежный, немного рассеянный Альваро, был в состоянии справиться со злом, вытащить его из темного угла и заключить в стеклянную бутылку из-под сидра. Или во что-нибудь другое, но такое же прозрачное. Горечь потери по-настоящему настигает инспектора только сейчас, и он… он страшно скучает. Не по художнику Альваро Репольесу, тридцатипятилетнему мужчине, – по своему маленькому приятелю Борлито.
– Не очень хороший день, да? – спрашивает ангел, и Субисаррета, не ожидавший такого взрослого вопроса, вздрагивает.
– Да уж. Приятного мало. Давай-ка я провожу тебя к маме, раз кошка так и не нашлась. В каком номере вы остановились?
– В двадцать седьмом. Только мамы там нет.
Двадцать седьмой, вот оно что! Тот самый, который занимает спутница саксофониста. «Сущая прелесть», по определению Лауры, и двадцать седьмой номер она упоминала тоже. Странно, что инспектор не сопоставил замечание горничной и сведения, полученные от Аингеру, хотя говорили они об одном и том же человеке. А теперь к этому человеку прибавился еще и безнадзорный ангел, путешествующий по отелю в поисках одной потерянной кошки.
И где в таком случае вторая?
Но спрашивать про кошку совсем уж глупо, поэтому инспектор решает сосредоточиться на ангельской матери: вдруг девчонка, со свойственной детям непосредственностью, расскажет ему что-нибудь интересное о предмете воздыханий гостиничного администратора. И о саксофонисте заодно.
– Куда же она подевалась, твоя мама?
Ответ поражает Субисаррету в самое сердце, так он безыскусен и страшен одновременно:
