Эрик Сунд - Голодное пламя
На улице уже больше двадцати пяти градусов, и он утирает пот со лба. Она кивает в ответ и начинает ковырять тошнотворную кашу, от которой идет пар. Каждая ложка каши разбухает во рту. Она ненавидит сладковатую корицу, которой он заставляет ее посыпать кашу. Его коллеги из СИДА скоро будут здесь, и он встает из-за стола. Тогда она сможет выкинуть остатки завтрака.
– Как учеба?
Она не смотрит ему в глаза, но чувствует, что он наблюдает за ней.
– Нормально, – мямлит она. – Мы проходим пирамиду Маслоу. Про потребности и мотивацию. – Вряд ли он слышал про Маслоу. Она надеется, что его невежество заткнет ему рот.
И оказывается права.
– Мотивация, – бормочет он. – Да, ее-то тебе и не хватает. – Его взгляд уходит в сторону, возвращается к тарелке.
Потребности, думает она.
Базовые потребности должны удовлетворяться, чтобы человек мог развиваться дальше.
Это звучит как нечто само собой разумеющееся, но она не понимает, к чему надо стремиться.
И в то же время знает, почему она не понимает про потребности. Это – его вина.
Притворяясь, будто ест кашу, она вспоминает, что читала об иерархии потребностей, которая начинается с телесных. Потребности вроде пищи и сна, и как он систематически лишал ее их.
Дальше идет потребность в безопасности, потом – потребность в любви и принадлежности к группе, еще потом – потребность в одобрении. Все, чего он лишил и продолжал лишать ее.
На самом верху пирамиды – потребность в самовыражении. Слово, которое она не в состоянии даже понять. Она не знает, кто она, чего она хочет, самовыражение для нее недостижимо, потому что лежит вне ее, вне ее «я». Он лишил ее всего.
Дверь лоджии открывается, в проеме стоит юная девушка на несколько лет младше Виктории.
– А вот и ты! – с улыбкой восклицает он, глядя на девочку, которая работает прислугой за все. Виктории она понравилась с первого же дня.
Бенгту, кажется, тоже симпатична хрупкая девушка – он расточает ей комплименты, льстит.
В первый же вечер за ужином он решил, что удобства ради ей надо перебраться из рабочего лагеря в этот большой дом. С того дня Виктория ложилась спать, чувствуя себя почти в безопасности. Даже мама как будто была довольна положением дел.
Слепая коровушка, думает она. В один прекрасный день на тебя свалится все, все, и ты поплатишься за свою слепоту.
Девочка входит на кухню. Поначалу она выглядит испуганной, но, заметив Викторию и Биргитту, немного успокаивается.
– Когда мы закончим, уберешь со стола, – продолжает он, повернувшись к девочке, но его прерывают звук автомобильного мотора и шорох едущих по гравию колес, доносящиеся в открытое окно. – Черт, они уже здесь.
Он поднимается. Подходит к девочке и взъерошивает ей волосы:
– Хорошо спала?
По девочке заметно, что она вряд ли вообще спала. Вокруг опухших глаз красные круги, а когда он касается ее, девочка напрягается.
– Садись, поешь.
Он подмигивает девочке и сует ей купюру, которую она тут же, еще не успев сесть за стол рядом с Викторией, запихивает в карман.
– Вот так, – говорит он, – поучи-ка мою Викторию есть с аппетитом. – Он кивает на тарелку и, посмеиваясь, выходит в холл.
Виктория знает: вечер будет утомительным. Если у него утром хорошее настроение, вроде как сейчас, то вечер часто кончается непроглядной чернотой.
Он ведет себя, как чертов колониалист, думает она. СИДА, права человека? Да он просто прикрывается этими словами, а сам ходит и хватает тут все своими лапами, как какой-нибудь распоследний рабовладелец.
Она смотрит на маленькую хрупкую девочку, которая в эту минуту полностью поглощена завтраком.
Что он с ней делает? Шея кое-где опухла, на мочке ранки…
– Ну а я скажу так… – вздыхает мать. – Займусь посудой. Вы разберетесь, да?
Виктория не отвечает. Ну а я скажу так? Да ты никогда ничего не говоришь. Ты немая слепая тень без очертаний.
Девочка доела, и Виктория пододвигает ей свою тарелку. Лицо девочки светится, и Виктория не может не улыбнуться в ответ, когда девочка набрасывается на серую жижу – тепловатое створожившееся молоко.
– Может, хочешь помочь мне с бассейном? Я покажу, что надо сделать.
Девочка смотрит на нее поверх тарелки и согласно кивает, жуя.
Наконец она покончила с завтраком, и они идут в сад. Виктория показывает, где таблетки хлора.
Шведская гуманитарная организация СИДА располагает несколькими домами на окраине Фритауна. Семья Виктории живет в одном из самых больших, к тому же он находится немного на отшибе. Белый трехэтажный дом окружен высокой стеной, а подъездную дорожку охраняют вооруженные мужчины в камуфляже.
За стеной – обширный сад с высокими пальмами и густыми зарослями рододендронов.
Перед большой выложенной камнями верандой устроен бассейн, формой напоминающий почку.
Узкая тропинка ведет в юго-западный угол, где расположена пара строений поменьше. Там живет персонал – кухарка, уборщица и садовник.
Виктория слышит доносящиеся из дома мужские голоса. Конференцию решили провести здесь, так как во Фритауне сейчас небезопасно.
– Надрываешь уголок упаковки, – объясняет Виктория. – Потом осторожно опускаешь таблетку в воду.
В глазах девочки она видит неуверенность и напоминает себе: прислуге пользоваться бассейном строжайше запрещено.
– А я говорю – тебе можно, – настаивает Виктория. – Это ведь и мой бассейн тоже. Я могу принимать решения, и я говорю – тебе можно.
С триумфальной улыбкой, словно ее в мгновение ока причислили к элите, девочка преувеличенно осторожно опускает руку в бассейн. Поводит в воде рукой, выпускает таблетку и следит взглядом, как та медленно опускается на дно. Вытаскивает мокрую руку, смотрит на пальцы.
– Понравилось в воде? – спрашивает Виктория и получает в ответ неуверенный кивок. – Искупаемся, пока он не пришел? – предлагает она.
Девочка колеблется, потом трясет головой, объясняя, что ей нельзя. Виктория все еще с трудом понимает ее речь – смесь английского с каким-то диалектом.
– Я тебе разрешаю, – говорит она, бросая взгляд на дом и начиная раздеваться. – Плюнь на них. Мы услышим, когда они закончат.
Она ныряет в бассейн и проплывает под водой две дорожки.
Здесь, внизу, она чувствует себя в безопасности, почти касается дна животом, выдыхает воздух из легких, позволяет телу опуститься.
Виктория представляет себе, что находится внутри водолазного колокола, перевернутого чугунного стакана, который опускают в воду и ставят на дно. Внутри него надежный воздушный карман, в котором можно дышать и который вмещает только ее дыхание.
Она медленно переворачивается над дном, наслаждаясь давлением на барабанные перепонки.
Вода между ней и верхним миром образует плотный защитный слой.
Когда кислород начинает заканчиваться, она плывет дальше. Приближаясь к кромке бассейна, она видит, что девочка сунула ноги в воду. Виктория выныривает рядом с ней, в ослепительное солнце. Девочка сидит на лесенке бассейна и улыбается, освещенная солнцем сзади.
– Like fish[12], – говорит она Виктории.
Та смеется в ответ.
– Прыгай и ты тоже. Скажем, что я тебя заставила. – Она отталкивается ногами от бортика и плюхается на спину. – Давай!
Девочка спускается еще на одну ступеньку, но, кажется, не собирается лезть в воду.
– Cannot swim[13], – с виноватым видом сообщает она.
Виктория разворачивается и плывет назад, к лесенке.
– Не умеешь плавать? Тогда я тебя научу.
Вскоре ей удается уговорить девочку, но та отказывается купаться в трусах и лифчике, как Виктория.
– Сандалии в любом случае придется снять. Можешь натянуть вот это. – Она протягивает девочке тонкую рубашку, в которой до купания была сама.
Пока девочка переодевается, Виктория успевает заметить на ней несколько больших синяков – на животе и пояснице. На нее накатывают странные чувства.
Сначала гнев от того, что он сделал, потом – облегчение от того, что избили не ее.
Потом в сердце вползает стыд вместе с новым чувством, которое Виктории еще не случалось переживать. Ей стыдно, что она – дочь своего отца, но в то же время в ней зарождается нечто, отчего у нее пропадает желание учить девочку плавать.
Она смотрит на тощую фигурку. Девочка, улыбаясь, стоит на бортике бассейна в рубахе, которая ей слишком велика. В ее собственной рубахе с яркой эмблемой сигтунской гимназии.
Ей вдруг становится отвратительно, что девочка носит ее одежду, что она уже спускается в воду с той стороны, где бассейн мелкий. Виктория пытается понять, что же он увидел в этой девочке. Она красивая и неиспорченная, она моложе и, вероятно, не возражает ему, как начала делать Виктория.
«Да с какой стати ты возомнила, что можешь занять мое место?» – думает Виктория.
Теперь девочка двигается более уверенно, вода быстро доходит ей до груди, просторная рубаха плывет по поверхности бассейна. Девочка смущенно смеется и напрасно пытается прикрыться, одернуть рубашку.
