Ю Несбё - Красношейка
— С удовольствием, — сказал Волер. — Терпеть не могу алкашей.
Она искоса посмотрела на него, но по выражению лица нельзя было понять, кого он имеет в виду: утренних посетителей ресторана «Скрёдер» в общем или Харри в частности. Он остановился у автобусной остановки, так что когда Эллен выходила, она заметила, что через дорогу уже построили кафе-бар. А может, он давно уже там был, просто она не замечала. На табуретах вдоль больших окон сидели молодые люди в свитерах с высокими воротниками и читали иностранные журналы или просто смотрели на дождь, держа в руках белые кофейные чашки и, наверное, размышляя, ту ли они подобрали мебель, тот ли выбрали институт, того ли человека любят, в тот ли клуб ходят, в том ли городе Европы живут.
В дверях «Скрёдера» она столкнулась с мужчиной в толстом вязаном свитере. Алкоголь успел уже обесцветить когда-то голубые глаза, ладони были огромные, как сковороды, и черные от грязи. Когда он, шатаясь, проходил мимо, Эллен обдало сладковатым запахом пота и перегара. Внутри ресторана была спокойная утренняя атмосфера. Заняты только четыре столика. Эллен бывала здесь раньше, очень давно, но, как видно, с той поры ничего не изменилось. На стенах висели пейзажи старого Осло, и это, вместе с коричневыми стенами и стеклянным потолком, придавало заведению некоторое сходство с английским пабом. Откровенно говоря, очень небольшую. Диваны и дешевые пластиковые столы делали его больше похожим на курительную комнату на пассажирском пароходе. В конце зала, опершись на стойку, стояла официантка и курила, без всякого интереса разглядывая Эллен. В самом дальнем углу, у окна, сидел понурый Харри. Перед ним стоял пустой поллитровый пивной бокал.
— Привет, — сказала Эллен и села напротив.
Харри посмотрел на нее и кивнул. Будто все это время сидел и ждал ее. Потом снова опустил голову.
— Мы все пытались тебя найти. Заходили, к тебе домой.
— Я был дома? — спокойно и без улыбки спросил он.
— Не знаю. Ты сейчас дома, Харри? — Она кивнула на бокал.
Он пожал плечами.
— Он выживет, — заметила она.
— Я слышал. Мёллер опять оставил мне сообщение на автоответчик. — Речь у Харри была на удивление внятная. — Он, правда, не сказал, насколько опасна рана. Там ведь множество нервов вроде бы?
Он склонил голову набок, Эллен молчала.
— Может, он просто останется паралитиком. — Харри щелкнул по пустому бокалу. — Сколь![13]
— Твой больничный будет готов завтра, — сказала Эллен. — И мы снова ждем тебя на работе.
Он быстро поднял голову:
— А я на больничном?
Эллен бросила на стол тонкую пластиковую папку. Изнутри выглядывал краешек розовой бумаги.
— Я говорила с Мёллером. И доктором Эуне. Возьми себе копию этого больничного листа. Мёллер говорит, что после того как застрелишь кого-нибудь на работе, требуется несколько дней, чтобы прийти в себя. Просто приходи завтра.
Он отвернулся и посмотрел на окно с цветными рифлеными стеклами. Должно быть, это в целях осторожности: чтобы посетителей нельзя было увидеть с улицы. В отличие от кафе-бара напротив, подумала Эллен.
— Ну? Ты придешь? — спросила она.
— Знаешь… — Он посмотрел на нее тем затуманенным взглядом, которым глядел каждое утро после возвращения из Бангкока. — Я бы не стал загадывать.
— Все равно приходи. Тебя ждет парочка прикольных сюрпризов.
— Сюрпризов? — Харри мягко рассмеялся. — И что же это, хотел бы я знать? Досрочный выход на пенсию? Почетная отставка? Или президент хочет наградить меня орденом Пурпурного Сердца?
Он поднял голову, и на этот раз Эллен заметила, что глаза у него налились кровью. Она вздохнула и повернулась к окну. За рифлеными стеклами скользили бесформенные автомобили, как в каком-то психоделическом фильме.
— Зачем ты себя изводишь, Харри? Ты знаешь — и я знаю — и все знают, что ты не виноват! Даже в Службе безопасности согласились, что это по их вине нас не проинформировали. И что мы — что ты все сделал правильно.
Харри ответил тихо, не глядя на нее:
— Ты думаешь, его семья скажет то же самое, когда он приедет домой в инвалидном кресле?
— О господи, Харри! — повысила голос Эллен. Уголком глаза она видела, что официантка за стойкой разглядывает их все с большим интересом. Наверное, в ожидании крупной ссоры. — Всегда есть кто-то, кому не повезло, кто оказался крайним. Харри, это так, и в этом нет ничьей вины. Ты знаешь, что ежегодно гибнет шестьдесят процентов лесных зверушек? Шестьдесят процентов! Харри, да если остановиться и начать об этом думать, то, прежде чем до чего-то додумаешься, сам угодишь в эти шестьдесят процентов!
Харри не отвечал, просто сидел и кивал головой, глядя на клетчатую скатерть, кое-где прожженную сигаретами.
— Я буду себя потом ненавидеть за то, что я сказала это, Гарри, но ты сделал бы мне большое личное одолжение, если бы завтра пришел на работу. Только попробуй мне перечить, и я перестану с тобой разговаривать. Ты будешь бояться дыхнуть на меня. Понял?
Харри ткнул мизинцем в одну из черных дырок на скатерти. Потом подвинул стакан на другую. Эллен ждала.
— Там, в машине, что ли, Волер сидит? — спросил Харри.
Эллен кивнула. Она прекрасно знала, как эти двое не любят друг друга. Ее посетила идея, и, немного поколебавшись, Эллен решила попытать счастья:
— Вообще-то он поспорил на две сотни, что ты не появишься.
Харри снова мягко рассмеялся. Потом снова поднял голову и, подперев ее руками, посмотрел на Эллен.
— Не умеешь ты врать, Эллен. Но спасибо, что хоть пытаешься.
— А ну тебя к черту.
Она сделала вдох, чтобы что-то еще сказать, но передумала. Посмотрела на Харри долгим взглядом, затем опять глубоко вздохнула:
— Ладно. Вообще-то это должен был тебе сказать Мёллер, но скажу я. Тебя хотят сделать инспектором СБП.
Харри расхохотался. Его смех был громким, как рев «кадиллака».
— О'кей, немного тренировки, и врать ты, пожалуй, научишься.
— Но это правда!
— Это бред. — Его взгляд снова стал блуждать по окну.
— Почему? Ты у нас один из лучших следователей, ты уже проявил себя чертовски способным полицейским, ты изучал право, ты…
— Я говорю, это бред. Даже если кому-то в голову вдруг придет такая идиотская идея.
— Но почему?
— По очень простой причине. Разве шестьдесят процентов этих — как их там, этих птичек? — Он отодвинул скатерть со стаканом на край стола.
— Они называются завирушками, — сказала она.
— Вот-вот. От чего они там дохнут?
— От голода. Хищников. Мороза. Измождения. Кто-то, может, разбивается о стекло. Все возможно.
— О'кей. Но я готов спорить на что угодно — никому из них не стрелял в спину норвежский полицейский, у которого нет лицензии на ношение оружия, потому что он не сдал стрельбы. А такого полицейского надо судить и посадить в одно местечко на срок от года до трех. Не сильно смахивает на повышение по службе, а?
Он поднял бокал и со стуком поставил его на стол рядом с краем скатерти.
— Какие стрельбы? — невозмутимо спросила Эллен.
Он пристально посмотрел на нее. В ответ она поглядела на него абсолютно честными глазами.
— Что-что? — переспросил он.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Харри.
— Ты прекрасно знаешь, что…
— Я прекрасно знаю, что в этом году ты проходил стрельбы. Это знает и Мёллер. Он даже ездил сегодня узнавать это у инструктора по стрельбе. Они все сверили и выяснили, что ты показал превосходные результаты. Знаешь ли, в СБП не назначали бы человека инспектором, если он застрелил секретного агента, не имея при себе лицензии.
Она широко улыбнулась Харри. Тот от удивления даже немного протрезвел.
— Но у меня нет никакой лицензии!
— Да нет, ты ее просто куда-то подевал. Но она найдется, Харри, обязательно найдется!
— Нет, ты послушай, я…
Он внезапно замолчал и посмотрел на пластиковую папку перед собой. Эллен поднялась.
— Ну что, увидимся завтра в девять, инспектор?
У Харри хватило сил только молча кивнуть в ответ.
Эпизод 16
Гостиница «Рэдиссон САС», площадь Хольбергс-пласс, 5 ноября 1999 года
У Бетти Андресен были светлые кудрявые волосы, как у Долли Партон,[14] похожие на парик. Это не был парик, и вообще волосами все сходство с Долли Партон и ограничивалось. Бетти Андресен была высокой и стройной, и, когда она улыбалась, как сейчас, ее верхняя губа слегка приподнималась, чуть-чуть обнажая зубы. Сейчас эта улыбка адресовалась пожилому мужчине по другую сторону стойки в холле гостиницы «Рэдиссон САС» на Хольбергс-пласс. Собственно стойки — в привычном понимании этого слова — не было; это был один из нескольких многофункциональных «островков», оснащенный мониторами, что позволяло обслуживать нескольких посетителей одновременно.
