Татьяна Степанова - Девять воплощений кошки
В пустом музейном коридоре – двое: молодая брюнетка в брючном костюме и модных очках без оправы и высокий видный блондин в неброском костюме – кудрявый, с проседью на висках, хотя еще и не старый, похож на актера Игоря Костолевского.
У брюнетки на щеках даже сквозь тональный крем проступают алые пятна гнева. Кудрявый блондин впился губами в спрей-ингалятор. Широкая грудь его ходит ходуном.
Беседовали на повышенных тонах именно они, а теперь при виде Кати – чужой, незнакомой, посторонней, вынужденно замолкли.
Катя прошмыгнула мимо. Надо же, какие страсти в музее… Но не наше дело, не наше дело. Мы тут только мимоходом, мимолетно, кратко. Наша цель – волшебная ночь в музее.
Хрррррр…. Какой противный звук. Это ингалятор выдает струю ментола. Им отчетливо пахнет в коридоре. Судя по всему, этот мужчина болен астмой.
Катя свернула за угол. И вот он – сумрачный вестибюль у касс и главная лестница – золотистые колонны, бежевая с алой полосой дорожка. На втором этаже гаснут лампы – две из четырех. А у дверей музея в вестибюле Анфиса и невысокая пожилая женщина в лимонно-желтом костюме «шанель», белой блузе, в удобных замшевых туфлях с изящными пряжками. Чистота и благородство прекрасной старости.
– Кать, ну наконец-то, где тебя носит так долго? Вот Виктория Феофилактовна, пожалуйста, познакомьтесь, это Катя, она мой самый верный помощник. Я без нее как без рук.
Катя подошла. Ага, это и есть старший куратор отдела личных коллекций госпожа Вавич. В отсутствие директора она тут самая главная.
– Добрый вечер, – поздоровалась Катя. – Простите, я здесь у вас немножко заблудилась.
– И не мудрено. Музей большой, – Виктория Феофилактовна улыбалась приветливо. – Но на ночь музеев мы закрываем второй этаж. Там залы небольшие, и мы решили, что туда ночные экскурсии не пойдут. Зато открыт весь первый этаж, наша гордость, наша визитная карточка – Египетский зал, Античный зал, Итальянский дворик.
– Я там… то есть, мы там все отснимем тоже, – Анфиса – сама энергия. – Виктория Феофилактовна, я бы хотела сначала сделать несколько ваших снимков. Как вы, например, спускаетесь… такая замечательная лестница, и вы, как хозяйка музея…
– Я не хозяйка, я лишь скромный куратор.
– Ну да, как хранитель, как добрый гений этого места, – пылкую Анфису уже несло, она размахивала цифровой камерой. – Вас не затруднит подняться наверх и потом медленно спуститься?
Виктория Феофилактовна улыбнулась еще мягче – ну что ж, раз надо, это же музей – инициатор съемки, и старческой походкой, однако весьма бодро и энергично, начала восходить по ступенькам.
– Есть, Верхнее царство! – Анфиса нажала на кнопку, и цифровая камера выдала целую серию беспрерывных снимков.
Потом она стала снимать, как куратор идет по лестнице своего музея.
Катя молча наблюдала за ними. Сама она вспоминала невольно сцену в коридоре. Любовная сцена и одновременно сцена ревности. Ну что ж, кто сказал, что музейщикам любить запрещено? Однако какой-то неприятный осадок остался… надо же, она подслушивала! И этот свист спрея противный.
– Все отлично, я потом выберу лучшие снимки, – Анфиса радовалась, как дитя, – Виктория Феофилактовна, а теперь я хочу снять вас в каком-нибудь зале. Например, в Античном, где статуи, ой нет, лучше в Египетском!
Виктория Феофилактовна, порозовевшая от удовольствия и прогулки по лестнице, явно испытывавшая невинное удовольствие от того, что ее фотографируют и вот так – долго, тщательно, с таким энтузиазмом, благожелательно кивнула и повела их в Египетский зал, благо совсем рядом на первом этаже – только свернуть.
Ладья вечности встретила их.
Катя разглядывала фреску. Какая большая фреска… какие яркие краски, тысячи лет прошли, а они все еще не потускнели от времени.
Ладья вечности – она прочла это на табличке сбоку.
Ладья вечности из смерти в жизнь, и она словно приглашает их подняться на борт.
А потом Катя оглянулась и увидела, что у нее за спиной стоит женщина. И вздрогнула от неожиданности.
Надо же… с этой женщиной – высокой, с фигурой девушки, длинными ногами модели и непоправимо увядшим, постаревшим, сильно накрашенным лицом я уже встречалась.
Только эта женщина теперь похожа на старую египетскую царицу, словно сошла с той вон фрески. Парик… в тот раз он был рыжим, и она носила шляпу, а теперь парик цвета воронова крыла.
Василиса Одоевцева – смотритель Египетского зала созерцала Катю с высоты своего роста. Катя и сама не маленькая, но эта дама в роскошном черном парике имеет рост не меньше ста восьмидесяти пяти, просто баскетбольный какой-то рост.
– Девочки, как вы тут? Как настроение? – бодро спросила Виктория Феофилактовна. – Вот, знакомьтесь, это наши гости, фотографы.
– Вы что, для журнала фотографируете?
Это спросила другая смотрительница, вышедшая на зов из соседнего небольшого зала, залитого мертвенным желтым светом. Женщина лет шестидесяти – крашеная блондинка, аккуратно подстриженная, в темной юбке и черном жакете, в мягких туфлях без каблуков.
– Для фотовыставки к столетию музея, – сказала Катя.
– У нас тут часто снимают, но всегда по разрешению.
– Есть у них разрешение, все подписано, не волнуйтесь, Арина Павловна, – Виктория Феофилактовна приняла изящную позу на фоне выставленного в витрине гранитного барельефа с текстом пирамид – стелы, покрытой иероглифами.
– Я спрашиваю, потому что должна по инструкции. Тут ведь запрещены фото– и киносъемка.
– Они получили разрешение здесь работать. Это все на славу музея, – Виктория Феофилактовна повернулась к Арине Павловне Шумяковой: – Я давно хотела отметить, что вы очень пунктуально и точно исполняете обязанности смотрителя.
Катя заметила, что Анфиса снимает Викторию Феофилактовну, но взор ее то и дело обращается туда, к Ладье Вечности, на фоне которой словно египетская статуя застыла колоритная Василиса. Катя вспомнила ее имя и фамилию – Василиса Одоевцева… да, она из «Приюта любви»… она еще говорила, подрабатывает там уборщицей при кошках… и что-то о двух работах… так, значит, она тут в музее работает смотрителем?
– Ой, простите, можно вас тоже пофотографировать? – закончив со старшим куратором, Анфиса почти взмолилась: – У вас такая неординарная внешность. Получатся замечательные снимки!
Василиса гордо выпрямилась.
– Да я прямо не знаю. Виктория Феофилактовна, это удобно?
Василиса явно жеманничала и кокетничала.
Виктория Феофилактовна снова кивнула. Но не так благожелательно, как в прошлый раз.
– Меня раньше много снимали для журналов. Хотя в советское время журналов мод было мало, но меня снимали часто, – Василиса повернулась в профиль.
– Да, моя дорогая, вы говорили, что в молодости работали модельером на Кузнецком Мосту, – сказала Виктория Феофилактовна.
– Не модельером, я была ведущей… то есть, по-нынешнему, топ-моделью Дома моды на Кузнецком. И меня также снимали для календаря «Советские бриллианты». Специально из Гохрана и с ювелирной фабрики привозили такие вещи на съемку, такие украшения в экспортном исполнении, какой там «Де Бирс», – Василиса достала пудреницу. – Да, было время, жила полной жизнью. Ну все, я готова, съемка пошла!
Анфиса закружила вокруг нее, щелкая камерой.
– Суперкласс!
Катя и Арина Павловна Шумякова созерцали процесс съемки. Арина Павловна оперлась спиной о косяк двери и скрестила на груди руки. Ее никто не собирался фотографировать, и она была этим, как показалось Кате, слегка обижена.
– Я должна вас покинуть, у меня много дел. Вы фотографируйте, работайте спокойно. Все, что вам покажется интересным. Наши сотрудники с удовольствием вам помогут, – Виктория Феофилактовна собралась уходить. – Двери моего кабинета всегда открыты.
– Ой, Виктория Феофилактвона, погодите, пожалуйста, не уходите. Я вот о чем хотела попросить, – Анфиса тут же потеряла к Василисе, как к объекту съемки, всякий интерес. – Выставка называется «Фантомы и легенды ночи». Портреты сотрудников на фоне экспозиции – это прекрасно. Но это лишь несколько снимков. Я бы… то есть, мы с Катей хотели снять что-то необыкновенное, что-то очень интересное, захватывающее… саму суть музея… может быть, какой-то особый экспонат или… я не знаю, что-то связанное с местной легендой, тайной. Ведь музей полон тайн, я знаю, я читала – такая история, такие коллекции. Хотелось бы сделать снимки, которые бы стали основой всей выставки.
Виктория Феофилактовна поправила свою идеальную укладку.
– Ну что ж, музей пойдет вам навстречу. Это будет интересно и полезно, как говорит мой менеджер, в смысле рекламы. Хотя такой музей, как наш, ни в какой рекламе не нуждается. Но сейчас новые времена, новые веяния, всякие там пиар-технологии. Подождите минуту.
Она достала из кармана жакета мобильный и набрала номер.
