Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот - Май Шёвалль
Они стояли под моросящим дождем, смотрели на мертвого ребенка и чувствовали, что в этой смерти виноваты больше убийцы, настолько она потрясла их и была ужасно глупой. Трусики они не могли нигде найти, шоколадку тоже. Возможно, Ингемунд Франссон проголодался и взял ее, потому что хотел есть.
В том, что это дело его рук, не было ни малейших сомнений. Для полной уверенности даже нашелся свидетель, который видел, как он разговаривал с девочкой. Но они беседовали так доверительно, что свидетель был уверен, что это папа с дочкой и что они вышли на прогулку. Ингемунд Франссон ведь был приветливым и порядочным человеком и с первого взгляда вызывал доверие. На нем был бежевый вельветовый пиджак, коричневые брюки, белая рубашка с расстегнутым воротом и черные полуботинки.
Исчезнувшие трусики были голубого цвета.
– Он должен быть где-то неподалеку, – сказал Кольберг.
Под ними на Санкт-Эриксгатан и Норра Сташунсгатан грохотали и гремели плотные потоки автомобилей и трамваев. Мартин Бек посмотрел на обширную территорию товарной станции и спокойно сказал:
– Осмотрите каждый вагон, каждый склад, каждый чердак в округе. Сейчас. Немедленно.
Потом он повернулся и ушел. Было три часа дня, вторник, двадцатое июня. Шел дождь.
29
Облава началась во вторник около пяти часов дня. В полночь она была еще в полном разгаре, а в ранние утренние часы проводилась с еще бóльшим размахом.
Каждый, кого можно было хотя бы ненадолго подключить к розыску, был на ногах, все собаки старались взять след, все автомобили до последнего были в движении. Вначале охота сосредоточилась в Норрмальме, но быстро распространилась до самых окраин.
Стокгольм – это город, где летом на улице спят тысячи людей. И это не только бродяги, наркоманы и алкоголики, но и множество туристов, которым не достался номер в гостинице, почти столько же бездомных, вполне трудоспособных и в целом порядочных людей, которым, однако, негде жить, потому что в результате ошибочного планирования просто-напросто не хватает квартир. Они спят на скамейках в парках, на старых газетах, расстеленных на земле; под мостами, на набережных и во дворах. Наверняка не меньше их скрывается в домах, предназначенных под снос, новых недостроенных домах, бомбоубежищах, гаражах, железнодорожных вагонах, на лестницах, чердаках и в мастерских. Или на лодках, катерах и в старых ржавеющих автомобилях. Многие из них бродят по станциям метро и по Центральному вокзалу или пробираются на спортивные площадки и стадионы, а наиболее пронырливые проникают в подземные инженерные коммуникации с путаницей коридоров и самых разнообразных туннелей.
В эту ночь полицейские в штатском и униформе трясли тысячи людей, будили их и заставляли вставать, светили им фонариками в заспанные лица и требовали от них удостоверения личности. Многим «повезло», и полиция беспокоила их несколько раз – четыре, пять и даже шесть. Они передвигались с места на место, и их снова догоняли другие полицейские, такие же усталые, как и они сами.
На улицах было спокойно. Даже проститутки и торговцы наркотиками не осмеливались высунуть нос. Очевидно, они не поняли, что на этот раз у полиции меньше времени, чтобы заниматься ими, чем когда бы то ни было.
В среду около семи часов утра облава начала постепенно ослабевать. Невыспавшиеся, с кругами под глазами, одни полицейские спотыкаясь брели домой, чтобы поспать пару часов, другие валились, словно их били по лбу, на деревянные скамейки и диваны в дежурках и других помещениях разных полицейских участков.
В эту ночь в самых разных удивительных местах нашли множество людей, однако никого из них не звали Ингемунд Рудольф Франссон.
В семь часов они добрались до управления полиции на Кунгсхольмсгатан. Они уже так устали, что почти ничего не чувствовали и ничего не замечали. Скорее казалось, что у них открылось второе дыхание.
Кольберг стоял перед большим планом города.
– Рабочий в садоводстве, – рассуждал он. – Работал в городском управлении парков. Проработал восемь лет в городских парках и за это время наверняка все их изучил. И до этой минуты еще не покинул центр города. Остается на территории, которая ему знакома.
– Только на это и можно надеяться, – заметил Мартин Бек.
– Но одно совершенно точно. Сегодня ночью он не спал ни в одном из парков, – сказал Кольберг. – По крайней мере, не в Стокгольме. – Он надолго замолчал, а потом задумчиво добавил: – Если только ему чертовски не повезло.
– Вот именно, – сказал Мартин Бек. – В городе имеются громадные территории, которые ночью просто невозможно как следует проконтролировать. Юргорден, Гердет, Лилль-Янсскуген…[123] Я уж не говорю об окрестностях.
– Наккский заповедник[124], – кивнул Кольберг.
– И кладбища, – сказал Мартин Бек.
– Да, верно, кладбища, – согласился Кольберг. – Их, правда, закрывают на ночь, но…
Мартин Бек взглянул на часы.
– Сейчас нам нужно знать одно: что этот человек делает днем.
– В том-то и дело, – развел руками Кольберг. – Наверное, совершенно спокойно ходит по городу.
– Сегодня мы должны его взять, – заявил Мартин Бек. – Другой возможности нет.
– Да, – сказал Кольберг.
Психологов уже подняли на ноги, и они пришли к мнению, что Ингемунд Франссон якобы не проявляет сознательного стремления скрываться. Он, очевидно, находится в таком состоянии, что вообще ничего не осознает и действует – тоже подсознательно – умно, ведомый рефлекторным инстинктом самосохранения.
– Большая наука, – хмыкнул Кольберг.
Через минуту прибыл Гунвальд Ларссон. Он работал самостоятельно и по своей собственной методике.
– Знаете, сколько я наездил со вчерашнего дня? – спросил он. – Триста сорок километров. По этому чертову городу. Причем медленно. У меня такое ощущение, что я чем-то смахиваю на привидение.
– Это твое личное мнение, – съязвил Кольберг.
У Меландера тоже было свое личное мнение.
– Меня во всем этом тревожит систематичность, – сказал он. – Он совершает убийство и сразу же еще одно. Потом наступает восьмидневная пауза и следующее убийство. А теперь…
У каждого было свое личное мнение.
Общественность билась в истерике, она жила в паническом ужасе, а полиция смертельно устала.
Утреннее совещание в среду было полно оптимизма и спокойствия. Внешне, на первый взгляд. Все испытывали одинаковый внутренний страх.
– Нам нужно больше людей, – сказал Хаммар. – Привлечем из края все подразделения, какие будет возможно. Многие из них вызываются участвовать в поисках добровольно.
И особенно патрули в штатском, к этому они все время возвращались. Полицейские в штатском во всех опасных местах, все, у кого есть дома старый комбинезон или спортивный костюм, призываются на службу в кусты.
– А по улицам должно ходить много
