Рэй Брэдбери - Голливудские триллеры. Детективная трилогия
– Меня зовут… – Я еще раз назвал свое имя.
– О… – отозвался сумрак.
Меня как будто вбросило в реальность. Из дождя в гробовой холод.
– Я пришел тебя спасти, – прошептал я.
– Да?
Или это просто облако мошкары вьется в темноте? Его не слышно, его нет… Нет. Ведь мертвые женщины не умеют говорить?
– Я уже сплю… – прошептал шепот. – Спокойной ночи…
– Не засыпай! – крикнул я. – А то не вернешься! Не умирай.
– Почему?
– Потому. Потому что я так говорю.
– Говори…
Вздох.
Господи, ну, придумай же что-нибудь, кретин!
– Говори! – сказала тень.
– Спускайся! – прошептал я. – Это место не для тебя!
– Для меня… – почти беззвучно прошелестел шепот.
– Нет!
– Да… – выдохнула тень.
– Я помогу тебе выбраться.
– Откуда? – спросила тень.
Внезапно ее охватил ужас.
– Их нет! Они ушли! – воскликнула она.
– Кто – они?
– Эти! Они должны были уйти! Скажи, они ушли?
Огромная молния пронизала землю, прямо в гробницу ударил гром. Я увидел, как сверкающий сад надгробных камней тонет в дожде… Как холодные потоки смывают имена и даты, написанные помадой на зеркале, фотографии со стен, в рамках и без, чернила с писем и рукописей, серебристые лица с кинопленок, экраны, на которых они беззвучно смеются… И все стекает в землю, в бездну, на тысячи километров вниз – фотографии, зеркала, кинопленки и еще кинопленки, еще зеркала, еще фотографии, имена, даты, имена, имена…
– Они еще там? – спросила тень с верхней полки склепа. – Там, под дождем?
Я окинул взглядом кладбищенский холм, где десятки, сотни, тысячи могильных камней лежали в траве под одним общим дождем.
– Их больше нет, не должно быть… – продолжала она. – Я думала, они уйдут насовсем. Но они стали стучать в двери, будить меня. Я уплывала в море к своим друзьям – морским котикам… Заплывала очень далеко, но когда возвращалась – они все равно поджидали меня на берегу. Ведь сплетники всегда свято помнят то, что ты хочешь забыть…
Она помолчала.
– Я не смогла от них убежать. И тогда мне пришлось убить их – по очереди, одну за другой… Кто они были такие? Разве они были мной? Это я, я их преследовала – а не они меня. Я находила их по очереди – где они похоронены… И хоронила их снова. Двадцать пятый год, потом – двадцать восьмой, тридцатый, тридцать пятый… Чтобы они остались там навечно. Теперь и мне тоже пора – лечь и уснуть навсегда. Иначе они снова заявятся ко мне в три часа ночи… Где я?
Повисла пауза, которую сразу же заполнил шелест дождя. Потом я сказал:
– Ты здесь, Констанция. И я тоже здесь, я слушаю тебя.
Она снова замолчала.
– Так они ушли? На море теперь спокойно? Я опять могу плавать… и не бояться?
– Да, Констанция, теперь они все похоронены. Ты это сделала. И все простят тебя за то, что теперь ты будешь Констанцией. Выходи.
– Зачем? – спросил меня голос с верхней полки склепа.
– Потому что… может, я скажу глупость, но ты нужна. Так что, пожалуйста, соберись с силами, а потом протяни мне руку, и я помогу тебе спуститься. Ты слышишь меня, Констанция?
Небо потемнело, свет померк. И только дождь все лил, размывая камни, надгробья и имена… Эти страшные имена – высеченные для вечной памяти, чтобы потом зарасти травой…
– Они правда ушли? – просвистел шепот.
– Да… – Ледяной дождь добрался и до моих глаз.
– Да?
– Да. На кладбище никого. Фотографии сорваны. Зеркала отчищены. Остались только ты и я.
Дождь заливал камни, уже наполовину скрытые в траве.
– Выходи, – тихо позвал я.
Дождь, который растворяет все: дороги, надгробия, камни, плиты, имена…
– И еще, Констанция…
– Что?
Я выдержал длинную паузу.
– Фриц Вонг ждет, – сказал я. – Сценарий закончен. Декорации выстроены…
Я зажмурился, мучительно вспоминая.
Вспомнил.
– «Если бы не мои голоса, я бы впала в уныние… – Я запнулся и продолжил: – Там, на просторе, в тишине, звон колоколов слышится, как будто с небес… И от каждого удара тянется долгий отзвук… В этом отзвуке и живут мои голоса! Без них я бы точно впала в уныние…»
В склепе повисла тишина.
Тень зашевелилась. На свет появились сначала кончики пальцев, потом вся ладонь и за ней – тонкая рука.
Констанция долго молчала. Потом судорожно вздохнула и произнесла:
– Я спускаюсь.
Глава 47
Гроза прошла, как будто ее и не было вовсе. На небе не осталось ни облачка. Дул свежий ветерок – кажется, придуманный специально, чтобы вымести остатки воспоминаний и с могильных плит, и с зеркал, и из головы.
Крамли, Генри и я молча стояли на берегу перед арабской крепостью Раттиган. Фриц Вонг прощупывал взглядом мизансцену в поисках мелких и крупных планов.
Было видно, как по дому, точно призраки, ходят двое мужчин в белых комбинезонах. И в моем больном писательском воображении сразу же родилась мысль о том, что они похожи на служителей церкви. Не хватало только, уж простите за кощунство, отца Раттигана в белом – с курильницей, ладаном и дождем из святой воды. Стоило бы освятить этот дом заново – если он вообще когда-либо был освящен. Может быть, священник и смог бы очистить эту обитель порока от греха… Маляры старательно отскребали стены, перед тем как покрыть их свежей краской. Их счастье, что они не знали, кому принадлежал этот дом. И что здесь раньше обитало.
В патио, на столике у бассейна, стояло пиво, предназначенное для теплой компании, состоящей из Крамли, Фрица, Генри и меня. И водка – на случай резкой смены настроения.
Запах свежей краски вселял надежду. В нем было и избавление от безумия, и отпущение грехов. Молю тебя, Господи… Пусть с новой краской наступит новая жизнь.
– Как далеко она обычно заплывает? – Крамли вглядывался в барашки волн метрах в ста от берега.
– Вопрос не ко мне, – отозвался Генри.
– Думаю, она в открытом море – плавает с котиками, – сказал я, – или уже у берега. В море у нее гораздо больше друзей. Слышишь?
Где-то тявкали морские котики… Во всяком случае, я их слышал. И эти звуки радовали меня не меньше, чем свежая краска.
– Скажи малярам – когда они будут красить ее почтовый ящик, пусть оставят место только для одного имени, ja?
– Это правильно… – Генри склонил голову набок, как будто к чему-то прислушивался, после чего нахмурил брови. – Что-то долго она плавает. А если не вернется?
– Ничего страшного, – сказал я. – Она любит плавать в открытом море.
– После шторма вода высокая – для серфинга самое то… Эгей! Что там за шум!
Это был явно шум, достойный театрального финала.
На парковку за домом Раттиган с ревом въехало такси. Очень вовремя.
– О господи! – сказал я. – Кажется, я знаю, кто это!
Хлопнула дверца машины. Мы увидели, как от дома к бассейну, проваливаясь ногами в песок, шагает женщина, руки которой недвусмысленно сжаты в кулаки. Когда она подошла ко мне, все остальные отошли подальше, как будто боялись об нее обжечься.
– Ну и что ты скажешь в свое оправдание? – выкрикнула Мэгги.
– Ну, извини… – проблеял я.
– Извини!
Она размахнулась и изо всех сил врезала мне по носу.
– Еще на бис, пожалуйста! – сказал Крамли.
– И еще разочек на счастье, – подхватил Фриц.
– Что происходит? – спросил Генри.
– Ублюдок!
– Знаю…
– Сукин сын!
– Да, – кивнул я.
Она нанесла второй удар.
Кровь хлынула мне на подбородок и забрызгала мои поднятые кверху руки. Мэгги отскочила.
– О господи, – вскрикнула она, – что я наделала!
– Врезала сукину сыну и ублюдку, – отозвался Фриц.
– Точно, – подтвердил Крамли.
– А ты помолчи! – рявкнула Мэгги. – Кто-нибудь, принесите пластырь.
Я посмотрел на свои окровавленные руки.
– Пластырь тут не поможет.
– А ну, заткнись, бабник!
– Почему бабник? Она же всего одна… – заныл я.
– Заглохни! – проорала она и опять занесла кулак.
Я заглох, и Мэгги сдалась.
– Я больше так не могу… – Она заплакала. – Господи, ну за что мне все это?
– Бей… Я заслужил.
– Правда заслужил?
– Правда.
Мэгги посмотрела в синюю вдаль.
– Где она? В море?
– Да, где-то там.
– Надеюсь, она больше не выплывет!
– Я тоже.
– Оригинально. Что ты хочешь этим сказать?
– Не знаю… – тихо сказал я. – Может быть, на самом деле ей там лучше. Там у нее друзья – немые… Может, и не надо ей возвращаться, пусть остается с ними навсегда.
– Попробует вернуться – убью.
– Ну, тогда ей точно стоит держаться отсюда подальше.
– Все защищаешь ее, гаденыш?
– Нет, просто говорю, что ей лучше сюда не возвращаться. Обычно после шторма ей всегда становилось лучше. Когда море спокойное, небо ясное… Я не раз это наблюдал. В такие дни она была почти счастлива – могла не пить целый день и только плавала, плавала. И каждый раз казалось, что вот в этот раз она не вернется…
– Господи, что только у тебя в голове? И что у нее?
