Росс Макдональд - Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги

Она передернулась.

— Мне страшно вспоминать. Тапс сидел за своим столом с пистолетом в руке. Он выглядел таким истощенным и остроносым, как выглядят люди, собирающиеся умереть. Я испугалась, что он решил застрелиться, я подошла к нему и попросила отдать мне пистолет. Это было почти точное повторение того, что произошло, когда маленький был зачат. И это был тот же пистолет.

— Я не понимаю.

Она сказала:

— Я купила пистолет, чтобы убить себя четыре года назад. Это был подержанный револьвер, который я нашла в лавке у старьевщика. Тапс пропадал ночь за ночью вместе с девушкой, притворяясь, что дает уроки, и настал день, когда я не смогла больше этого выносить. Я решила прикончить нас всех троих.

— Револьвером?

— Он был для меня. Прежде чем это совершить, я позвонила миссис Фэблон и сказала ей, что я собираюсь сделать и почему. Она знала об интрижке, конечно, но не знала, кто был мужчина. Она думала, что Тапс был просто учителем Джинни, этакой отеческой фигурой, находящейся на заднем плане.

Во всяком случае, она связалась с Тапсом, кем бы он ни был. Он бросился домой и отобрал у меня револьвер. Я была рада. Я не хотела пользоваться им. Я ухитрилась даже убедить себя, что Тапс меня любит. Но все, чего он хотел достичь, — избежать скандала, еще одного скандала.

Миссис Фэблон также этого не хотела. Она заставила Джинни уйти из колледжа и устроила в какую-то клинику неподалеку от больницы. Некоторое время я думала, что связь их прекратилась. Я снова забеременела. Это был третий ребенок, и я решила, что и Тапс никогда не бросит меня. Он мне это обещал. Он сказал, что забросил мой револьвер в океан.

Но он врал. Он хранил его все эти годы. Когда я хотела забрать его сегодня утром, он наставил револьвер на меня. Он говорил, что я заслуживаю смерти за то, что говорила грязные слова, когда Джинни это слышала. Она всегда была чиста и прекрасна, говорил он, а я всю жизнь была вонючей лягушкой.

Я сняла ночную рубашку, не знаю точно почему. Я просто хотела, чтобы он видел меня. Он говорил, что мое тело похоже на мужское лицо, длинное, мрачное, с красными глазами, безносое, как у сифилитика, и с глупой, маленькой бородой. — Она разглаживала руками грудь и живот и ниже к центру тела. — Он приказал мне убираться и сказал, что убьет меня, если я снова зайду в его личную комнату. Я сидела и смотрела, как занимается заря. Некоторое время спустя, когда совсем рассвело, я слышала, как он вышел и уехал на «фиате». Я отправила детей в школу и затем начала уборку дома. С тех пор и убираюсь.

— Вы сказали, что его нет в колледже?

— Нет. Звонили из деканата и спрашивали, не болен ли он. Я сказала, что болен.

— Он взял с собой револьвер?

— Не знаю. Я не была в кабинете и не намерена туда входить. Он так и останется неприбранным.

Я произвел быстрый обыск в кабинете. Пистолета не было. Я обнаружил в ящике письменного стола около двадцати вариантов первой страницы книги Таппинджера о французском влиянии на Стефена Крейна. Самый последний вариант, над которым Таппинджер работал, когда я пришел к нему в понедельник, лежал сверху на столе.

«Стефен Крейн, — гласило начало, — жил подобно Богу среди сверкающего города своего Разума. Где он обнаружил прототип для своего города? В Афинах, мраморного подобия Запада, или в божественных предначертаниях, завещанных нам Августином в его „Граде Божьем“? Или в Париже, городе искусства? Возможно, он смотрел на тело потаскушки с картины Мане. Возможно, блестящий град его интеллекта был сотворен из созерцания грязного разврата».

Для меня это звучало как тарабарщина. И это свидетельствовало, что Таппинджер сходил с ума, и началось это еще тогда, когда я первый раз пришел к нему.

Помимо бессмысленной рукописи на столе лежал черновик тех пяти вопросов, которые он составил для Мартеля. Ознакомившись с ними так, как они представились Таппинджеру, я понял, что они имеют для него личную значимость. Он использовал их, возможно, бессознательно для общения с теми силами, которые толкали его к самому обрыву: опасная сексуальная связь, лицемерие, чувство вины, боязнь тюрьмы. Человеческая душа, заключенная в железу внутренней секреции.

Если для меня вопросы звучали слишком однобоко, то потому, что это были своего рода ответы, составленные Таппинджером в соответствии с его представлениями и моральным состоянием. Я вспомнил с некоторым удивлением, что ответом на пятый вопрос был Сартр, и подумал, что это было связано с тем спектаклем на студенческом вечере семь лет назад, когда ставилась пьеса Сартра.

34

Отсутствие револьвера означало, что он у Таппинджера. Я вышел из дома и достал свой пистолет, лежавший в багажнике машины. Поскольку на улице бегали ребятишки, я вошел в дом вставить патроны.

— Вы собираетесь убить его? — спросила Бесс. Она уже начала чувствовать себя вдовой.

— Я не воспользуюсь им, если он меня не заставит. Возможно, я должен буду защищаться.

— Что будет с детьми?

— Это уж вы решите, что делать.

— Почему я должна? — она сказала это голосом маленькой девочки. Почему это было должно случиться со мной?

«Вы вышли замуж не за того человека, в не то время и не по той причине», — сказал я ей про себя. Но не было никакого смысла произносить это вслух. Она уже знала это. Фактически, она сама мне это говорила все время с тех пор, как я встретил ее.

— По крайней мере, вы остались живы. За это надо сказать спасибо судьбе.

Она подняла руки в жесте отчаяния, почти угрозы.

— Я не хочу остаться в живых таким образом. Не таким путем.

— Таким тоже можно. Жизнь, которой вы живете, может быть вашей собственной.

Будущее пугало ее.

— Не оставляйте меня наедине с собой.

— Я должен это сделать. Почему бы вам на время не пригласить одного из ваших друзей?

— У нас нет друзей. Они отошли от нас давным-давно.

Она казалась потерянной, лишней в своем собственном доме. Я попытался поцеловать ее на прощание. Это была неудачная мысль. Ее губы не реагировали, тело словно одеревенело.

Мысли о Бесс не покидали меня, тяжелые и горькие, всю дорогу через город к дому Фэблонов. Возможно, где-то в подсознании, где плавают чудовища в холодной темноте, Бесс была даже увлечена этой любовной историей своего мужу.

Джинни была дома, и он находился с ней. Серый «фиат» стоял под дубом. Когда я постучал в переднюю дверь, они ответили сразу оба. У него были красные глаза и бледное лицо. Она дрожала.

— Может быть, вы заставите его замолчать, — сказала она. — Он говорит часами не останавливаясь.

— О чем?

— Я запрещаю тебе говорить. — Голос Таппинджера был хриплым и какой-то неестественный. — Убирайтесь отсюда, — обратился он ко мне.

— Пожалуйста, не уходите, — попросила Джинни. — Я его боюсь. Он признался, что убил Роя и других. Об этом он говорит весь день. Все о причинах, почему он должен был убить Роя. И он выдвигает различные причины. Подобно тому, что Рой наклонился над бассейном, чтобы вымыть свое окровавленное лицо, и ему стало так жалко его, что он столкнул его в бассейн. Чтобы у него была легкая и быстрая смерть. Затем, как у Святого Георгия и дракона: Рой продавал меня Кетчелу, и с этим надо было что-то делать, чтобы остановить сделку. — Она говорила хриплым презрительным тоном.

Таппинджер произнес, отшатываясь от нее:

— Ты не должна издеваться надо мной.

— Это именно издевательством называется, — она повернулась ко мне. Истинная причина проста. Вы догадались об этом прошлой ночью. Я была беременна от него, и Рой каким-то образом узнал, что Тапс был отцом ребенка.

— Вы заставили меня думать, что это был Питер.

— Я знала, что сказала это. Но я не покрываю больше Тапса.

Он как будто задыхался.

— Джинни, ты не должна так говорить. Кто-нибудь может услышать тебя. Почему бы нам не войти вовнутрь?

— Мне нравится здесь.

Она прислонилась к дверному проему. Он боялся оставить ее. Он должен был слышать, что она могла сказать.

— Что вы делали в Теннисном клубе в ту ночь, профессор? — спросил я.

Его глаза забегали, потом застыли.

— Я прибыл туда по чисто профессиональным причинам. Мисс Фэблон была моей студенткой с февраля. Я консультировал ее, и она мне доверяла.

— Ничего подобного, — сказала она.

Он начал выплескивать поток непрерывных слов, пытаясь найти в них какую-то опору:

— Она призналась, что ее отец с помощью мистера Кетчела собирался послать ее в школу в Швейцарии. Я думал, что мой совет как ученого будет им полезен, и я отправился в клуб предложить свою помощь.

Я прибыл туда слишком поздно, чтобы помочь. Я увидел мистера Фэблона, пересекавшего лужайку, и, когда я заговорил с ним, он меня не узнал. Он шел к территории бассейна, очевидно вымыть свое окровавленное лицо, и, прежде чем я успел что-то спросить его или остановить его, он свалился в бассейн. Я сам не пловец и попытался вытащить его с помощью шеста с гарпуном на конце, который там висел…