Горькие плоды смерти - Джордж Элизабет
И тогда он понял: она ничего не знает. С другой стороны, откуда ей знать?
С того момента, как Каролина подписала то, что ей подсунули в полиции, не прошло и двенадцати часов. Неудивительно, что люди все еще оставались в неведении. Ничего, вскоре они узнают. Невозможно убить Клэр Эббот, надеясь при этом на то, что в случае разоблачения ваш арест, обвинение и признание останутся тайной за семью печатями.
И мужчина рассказал все – кратко, в двух словах. Он сделал это, как и все остальное, – тупо глядя вдаль.
– С Каро, – ответил он на вопрос Холси.
– С нею что-то случилось? – уточнила та.
– Это она, – пояснил Маккеррон. – К нам приходила полиция. Она рассказала им все. Это она, Шэр.
После этих его слов Шэрон встала со скамьи и, опустившись перед ним на колени, заставила его посмотреть ей в глаза. Ее взгляд был полон сострадания. Никакого триумфа, никакого «а что я тебе говорила?» Алистер в нем не заметил. Не такая она была женщина.
– Что она им рассказала? – спросила Холси.
– Про Клэр Эббот. Ее смерть – дело рук Каро. Конечно, у копов были улики, но их могло не хватить. И тогда они включили запись на диктофоне, который принесли с собой. Клэр говорила про Уилла, про Каро, про то, что та с ним делала… – Мужчина больно закусил губу, как будто хотел как следует прочувствовать всю свою боль. Боль, которую он испытывал не только от того, что обидел сидевшую рядом с ним женщину, но и от того, что он подвел Уилла, не смог уберечь его.
Все еще стоя на коленях, Шэрон подалась вперед и обняла его за талию.
– Какое несчастье…
Другая на ее месте, подумал он, наверняка стала бы выпытывать подробности, совать нос в несчастья другого человека. Но только не Шэрон.
– Какое несчастье, – повторила она и лишь потом спросила: – А ты сам как, Алистер?
– Тоже несчастен, – ответил ее друг.
– Ничего удивительного, – сказала Холси. – Разве ты хотел, чтобы с тобой случилось подобное? И вот теперь эта… бедная женщина. Что с ней будет? Что бывает, когда кто-то признается полиции? Где она сейчас? А что говорит адвокат?..
До Маккеррона дошло, что она неправильно его поняла, что она решила, будто он имел в виду ее сочувственные слова, хотя это было совсем не так.
– Я имел в виду то, что произошло между нами. Что я тогда подумал, – попытался объяснить он. – Дерево лабурнума в твоем саду, его стручки и все такое прочее, и это при том, что ты пыталась меня переубедить, ты даже предложила попробовать эту чертову пищевую соду, как будто хотела доказать… Прости. Какой же я был дурак! Поделом мне.
– Ах, вот ты о чем…
Шэрон поднялась на ноги и подошла к началу спуска, туда, где плато Шафтсбери, подставив себя всем ветрам и стихиям, постепенно переходило в раскинувшуюся перед ними долину. Пару минут – Алистеру они показались вечностью – она стояла там, глядя вдаль.
– Собственно, я приехала к тебе поговорить об этом. Теперь между нами многое изменилось, – сказала она в конце концов.
– Господи, ну почему я не послушал тебя! Ты пыталась мне все объяснить, я же был круглым идиотом, а все потому… Вот оно, самое худшее. Мне было все равно, потому что мне хотелось одного: быть с тобой. И кто я теперь после этого? Я и сам не знаю. Но мне было страшно при одной только мысли, что я могу тебя потерять. И если для этого Каро должна была умереть, что ж, так тому и быть. Вот так я тогда думал.
– А сейчас? – спросила женщина, повернувшись к нему. Солнечный свет упал ей на лицо, и он увидел, что она тоже измучена. Возможно, после того, как он оскорбил ее своими подозрениями, она не сомкнула глаз. И что, о боже, ему теперь делать?
Алистер устало махнул рукой в сторону дома и пекарни.
– С этим покончено. Какой из меня пекарь? Я делал это ради нее, ради мальчиков. Потому что этого хотелось ей, потому что это было нужно им. А тем временем… – У него не нашлось слов, чтобы описать жуткую картину того, что Каролина делала с бедным Уиллом. – Тем временем мне хотелось делать то, чем я занимался в Лондоне, то, к чему привык, что мне нравилось.
Шэрон кивнула и наклонила голову, как будто это давало ей возможность лучше его рассмотреть.
– Я тут подумала… – заговорила она.
– О чем?
– Не мог бы ты делать то же самое, но только в Торнфорде? Видишь ли, я провинциалка, всю жизнь прожила здесь и никуда не стремлюсь отсюда.
– Шэрон, ты о чем? Ты… – Мужчине было страшно закончить вопрос.
– Я была чертовски зла на тебя за то, что ты обо мне подумал. У меня в голове не укладывалось, как ты мог заподозрить во мне убийцу, каковы бы ни были причины.
– Я знаю… И мне… стыдно, Шэр. Ты даже не представляешь, как мне стыдно!
– А потом я задумалась над тем, как мы все порою говорим безумные вещи и совершаем безумные поступки. Как приходим к выводам, о которых потом жалеем. Но то, что… между мной и тобой? В этом нет ничего дурного. Мы с тобой просто мужчина и женщина, которые нашли друг друга, больно споткнулись, но затем все исправили. Согласна, сначала я была зла на тебя. Чего греха таить… Я была готова вычеркнуть тебя из моей жизни. Но у меня был целый день на то, чтобы все как следует взвесить. Подумать о том, кто ты и что с тобой стало не так после того, как погиб сын Каролины. И я пришла к выводу, что ничего про тебя не знаю, после того, что случилось.
– Ты хочешь сказать, что готова принять меня? После всех моих подозрений, обвинений и всего прочего?
– Алистер, я ведь тебе еще с самого первого дня сказала: для меня главное в этой жизни – только ты и я. Пора бы тебе в это поверить.
Спиталфилдс, ЛондонУ Индии не было названия тому, что творилось в ее душе. Частично это была печаль из-за утраты. Частично – ощущение собственного бессилия. Она не смогла переубедить другого человека. Но опять-таки это ощущение проистекало из душевной боли. Она как будто оказалась посреди океана в утлой лодчонке без руля и без весел, и теперь ее помимо ее воли влекло течением непонятно куда. Черт, наверняка же есть слово для того, что она в данный момент чувствовала! Но после безумной бессонной ночи у измученной женщины не получалось его вспомнить.
Индия стояла у окна в квартире Чарли, глядя на магазинчик готовой еды на углу, в который то и дело заглядывали покупатели, хотя время ленча давно прошло. Эллиот приказала себе ничего не чувствовать, и, разумеется, потерпела фиаско.
Она была у Чарли через час после того, как он сообщил ей известие о матери. Нэт довез ее до Кэмберуэлла. В принципе, Индия могла бы доехать и сама, но он ей не позволил. Мол, она сейчас не в том состоянии, чтобы сесть за руль, пусть даже улицы в этот час пусты. Нет, машину поведет он, решил Томпсон. К тому же, добавил он, они могут поговорить по дороге. Она расскажет ему, что такого случилось с Чарли, если он позвонил ей в середине ночи.
– Он не знал, что ты у меня, – сказала Индия.
На что Нэт ответил:
– Я это понял.
Его слова слегка успокоили Эллиот. Натаниэлю было понятно, что Чарльз не ставил своей целью помешать им именно тогда, когда Нэт впервые заночевал у нее.
Пока они ехали в Спиталфилдс, женщина рассказала ему все. К этому времени она уже слегка успокоилась и смогла изложить факты так, чтобы ее друг понял: в данный момент она просто обязана морально поддержать бывшего мужа.
Нэт кивнул. Лицо его было серьезным. Похоже, она его убедила. Однако, остановив машину перед стеклянными дверями дома на Лейден-стрит, он сказал ей нечто совершенно иное.
– Думаю, Индия, нам лучше расстаться, – заявил он, открывая дверцу машины.
В свете уличного фонаря Эллиот посмотрела на него. Верхняя половина его лица оставалась в тени. Это не помешало ей увидеть застывшую в его глазах боль, потому что та слышалась в его голосе.
– Нет. Прошу тебя, только не сейчас. Это несправедливо с твоей стороны… – попыталась отговорить его Индия.
– Понимаю, со стороны это смотрится именно так: несправедливо, не тот момент и все такое прочее.