Домашние правила - Джоди Линн Пиколт
Я удивленно разеваю рот. После моей ругани с Джейкобом мы с Оливером в его присутствии старательно держимся подальше друг от друга. Но сейчас Оливер говорит:
– Меня не придется просить дважды, – и прижимает свои губы к моим.
Когда Джейкоб был маленьким, я прокрадывалась после полуночи к нему в спальню, садилась в кресло-качалку рядом с кроватью и смотрела, как он спит. Во сне его образ был нарисован волшебной кистью. Глядя на спящего Джейкоба, я не могла сказать, что его рука, лежащая на одеяле, – та же, которая сегодня так сильно дрожала, когда какая-то девочка залезла в песочницу, где он счастливо играл один. Я не могу сказать, что эти закрытые глаза зажмурились, когда я попросила его посмотреть на меня. Невозможно было, видя его, такого спокойного и расслабленного во сне, думать, что это тот же самый мальчик, который не мог расставить слова в нужном порядке и попросить в столовой яблочный сок вместо молока.
Во сне доска была вытерта начисто и Джейкоб мог быть любым ребенком. Любым обычным ребенком.
А вот в часы бодрствования он был экстраординарным. И это самое лучшее определение для него – за пределами нормы. В какой-то момент в английском языке это слово приобрело позитивные коннотации. Почему того же не произошло с синдромом Аспергера?
Вы можете сказать, я была другой. Я добровольно обменяла свое будущее на будущее Джейкоба, отдала грядущую славу и деньги, которые могла бы получить, ради того, чтобы добиться лучшей жизни для него. Все отношения с людьми были пущены побоку, за исключением тех, которые я строила с Джейкобом. Я сделала выбор, какого не сделала бы другая женщина. И стала, с одной стороны, отважной, борющейся за сына матерью, а с другой – ограничила себя. И все же, если я вхожу в комнату, полную людей, они не отделяются от меня мистическим образом, как будто я окружена невидимым магнитным полем, вызывающим поляризационную реакцию между моим телом и их телами. Люди не обращаются к своим приятелям со словами: «Господи, спаси меня, она идет сюда». Люди не выкатывают глаза у меня за спиной, когда я говорю. Джейкоб может вести себя странно, но он никогда не был жестоким.
Ему просто не хватало для этого ощущения собственного «я».
Теперь я снова опускаюсь в то кресло, в котором сидела ночами много лет назад, и смотрю, как спит Джейкоб. Он уже не ребенок. Лицо совсем взрослое; сильные руки, рельефные плечи. Я протягиваю руку и убираю волосы, упавшие ему на лоб. Джейкоб шевелится во сне.
Не знаю, как бы я жила без него, и не хочу знать. Если бы он не был аутистом, я не могла бы любить его больше, чем люблю. И даже если его осудят, моя любовь к нему не уменьшится.
Я склоняюсь над ним, как в детстве, и целую в лоб. Это давний, проверенный временем материнский способ определить, нет ли у сына температуры, дать благословение, пожелать спокойной ночи.
Почему у меня такое чувство, будто я с ним прощаюсь?
Тэо
Сегодня мне исполняется шестнадцать, но я ничего особенного не жду. Мы все еще в ожидании, хотя прошло шесть дней, когда жюри присяжных вынесет вердикт. Я гадаю, вспомнит ли вообще про меня мама, а потому замираю в онемении, когда она кричит: «Завтрак!» Я вхожу на кухню, волосы у меня еще влажные после душа, а на столе стоит шоколадный торт с одной свечкой.
Учтите, что сегодня – Коричневый Четверг и торт, несомненно, безглютеновый, но нищим выбирать не приходится.
– С Днем рождения, Тэо, – говорит мама и начинает петь.
Отец, брат и Оливер подхватывают. У меня на лице широченная улыбка. Насколько я помню, папа ни разу не был на моих днях рождения, если не считать минуты, когда я родился в больнице, но тогда вечеринки не было, насколько я понимаю.
«Стоило оно того? – Тихий голосок внутри меня вьется, как дымок от затушенной свечки. – Стоило ли все это возможности собрать воедино семью вроде тех, за которыми ты шпионил?»
Мама кладет руки мне на плечи и говорит:
– Загадай желание, Тэо.
Год назад я действительно хотел бы этого, вот того, что сейчас получил, чего на самом деле хотел, с тортом или без. Но в ее голосе проскальзывает какая-то стальная нота – намек на то, что есть только один правильный ответ, одно сердечное желание у всех нас.
Исполнение которого, так уж случилось, зависит от двенадцати присяжных.
Я закрываю глаза и задуваю свечу, все аплодируют. Мама начинает резать торт и первый кусок отдает мне.
– Спасибо, – говорю я.
– Надеюсь, тебе понравится, – отвечает мама. – И надеюсь, тебе понравится это.
Она вручает мне конверт. Внутри открытка, на ней от руки написано:
Твой долг уплачен.
Я вспоминаю свое сумасшедшее бегство в Калифорнию для встречи с отцом – сколько же стоили эти билеты? – и на мгновение теряю дар речи.
– Но, – добавляет мама, – если ты выкинешь что-нибудь подобное еще раз, я убью тебя.
Я смеюсь, она обнимает меня сзади и целует в макушку.
– Эй, вот еще кое-что. – Отец протягивает мне конверт; внутри – безвкусная открытка «Моему сыну» и сорок баксов. – Начинай копить на более быстрый роутер, – говорит он.
– Я в полном восторге!
Потом Оливер протягивает мне что-то завернутое в бумажные полотенца.
– У меня был выбор между этим и коробкой от пиццы, – объясняет он.
Я встряхиваю подарок:
– Это кальцоне?
– Высокого же ты мнения обо мне, – притворно вздыхает Оливер.
Я разрываю обертку и вижу руководство для водителя в штате Вермонт.
– Когда суд завершится, думаю, мы с тобой запишемся в дорожную инспекцию и наконец получим учебное водительское удостоверение.
Мне приходится опустить глаза. Если я этого не сделаю, все поймут, что я вот-вот расплачусь. Помню, в детстве мама читала нам эти глупые сказки, где лягушки превращаются в принцесс, а девушки выходят из комы от одного поцелуя. Я никогда не верил в эту чушь. Но кто знает? Может, я ошибался. Вдруг жизнь человека способна измениться за одно мгновение.
– Погоди, – говорит Джейкоб.
До сих пор он только наблюдал за происходящим. Его лицо пополам разрезано улыбкой, и это прогресс. На всех моих прежних днях рождения неписаное правило гласило, что Джейкоб помогает мне задувать свечи. Лучше было разделить с ним этот торжественный момент, чем дождаться, пока праздник будет испорчен очередным нервным срывом.
– Тэо, у меня тоже есть подарок для тебя.
Не думаю, что хоть раз в жизни Джейкоб дарил мне что-нибудь. Не думаю, что он хоть кому-то делал подарки, если не считать духов, которые я выбрал в магазине и подарил маме на Рождество, написав на упаковке наши с Джейкобом имена. Вручение подарков просто не попадает на радары моего брата.
– Что, интересно, он припас? – бормочет Оливер,
