Тик-так - Александр Руж
Кто-то из них лукавил, но кто? Анита тщетно наблюдала за их лицами и слушала голоса, пытаясь уловить неискренние нотки. Все говорили твердо, глаз не опускали.
— А из трюма кто выскочил? — пропыхтел Руэда, окутавшись табачной облачностью. — Тоже не видели?
Не видели. И шкатулку, предъявленную Анитой, не опознали. Капитан поджал губы, допрос прекратил и, глянув на светлеющее небо, распорядился готовиться к похоронной церемонии. Долго держать покойников на жаре было нецелесообразно и негигиенично.
Вероника уже пробудилась и, потягиваясь, сонно смотрела то на сидевшего на койке Максимова, то на вошедшую госпожу.
— Анна Сергевна, а вы что же, так и не прилегли?
— Некогда, — бормотнула Анита. — У нас тут такое… Ляжешь спать и не проснешься.
Сведав об еще одной смерти, случившейся на корабле, Вероника ойкнула и по обыкновению осенила себя крестным знамением.
— Куда ж это нас нелегкая занесла, а? Люди как мухи мрут… А ежели и мы тоже?
Алекс цыкнул на нее, а Анита, усевшись на тюфяк и скрестив по-турецки ноги, выставила перед собой шкатулку с черепом.
— Не возражаете, если мы проведем маленький эксперимент? Есть у меня догадка, но ее нужно проверить.
Вопрос относился к Максимову, ибо мнение Вероники в учет не бралось.
— Что за эксперимент? — напрягся Алекс. Интонация Аниты пришлась ему не по душе.
— Сейчас увидишь… — она не собиралась раскрывать карты, зато раскрыла шкатулку и взяла на ноготь несколько гран серого порошка. — Сидите и не двигайтесь. Сосредоточьтесь на ощущениях. Раз, два, три!
Она дунула, и воздух наполнился взвесью, тончайшей как микроскопические пылинки. Она рассеялась по всей каюте и медленно оседала, окутывая невесомой кисеей всех присутствовавших. В гортани у Аниты защипало, но не противно. Она хотела зачерпнуть еще порошка, но плоть ослабела, в суставах поселилась свинцовая тяжесть, они отказывались сгибаться и разгибаться. Анита ватно повалилась набок, так же поступила и Вероника. Максимов сидел на койке и стеклянно смотрел в стену.
Ощущения были необыкновенными. Едва Анита оказалась в горизонтальном положении, как тяжесть улетучилась, сделалось легко и весело. Она подумала, что если предпримет усилие, то сможет оторваться от тюфяка и взмыть… пускай не к потолку, но фута на два точно. Однако лень было напрягать мускулы, шевелиться. Она превратилась в желеобразную медузу, плывущую по течению податливым пузырем.
Взвизгнула несмазанными петлями дверь, и в каюту ввалился Мак-Лесли. Он заполнил собой половину пространства, навис над Анитой как утес.
— Вы живы? — не без труда расклеила она слипшиеся губы.
Не сказать, что воскрешение шотландца вызвало у нее вихрь эмоций. Воскрес и воскрес — подумаешь, невидаль! Может, он и не умирал вовсе. Капитан Руэда — не лекарь, немудрено, что ошибся.
Вероника, закрыв глаза, сладко причмокивала. Опять спит, паршивка. А что Алекс? И он тоже. Улегся на койку, ладони под щеку подложил, как малолетний отрок, и высвистывает носом ноктюрн. Вот же сони!
Аниту и саму клонило на боковую, но как заснешь, когда столько всего надо выведать! Через силу приподняв голову, она оперлась на руку и окинула человека-гору взглядом снизу вверх.
— Вы извините, что мы вас в трюм… Это, собственно, не я. Приказ капитана. Чтобы вы сгоряча никого не покалечили…
А с какой стати она оправдывается, словно действительно в чем-то повинна? Наверное, на нее так подействовали габариты этого увальня. Когда на тебя надвигается боров размером с Джомолунгму, волей-неволей сердце екнет.
Он промычал что-то миролюбивое. Кажется, не в обиде. Осмелев, Анита предприняла попытку вытянуть из него полезные сведения:
— Вы знаете, кто прятался в трюме? И почему он не хотел, чтобы мы его видели?
Мак-Лесли кивнул. Стал толстыми, как сосиски, пальцами чертить в пространстве невидимые фигуры, подкрепляя художественные экзерсисы звуками, какие издает стадо, бредущее по сельскому пастбищу. Анита пыталась уловить хоть крупицу информации, но пантомима шотландца не говорила ей ни о чем.
Ее непонимание огорчало немого, он все истовее размахивал лапищами и от мычания перешел к трубному реву. Усердствовал, пыжился и вдруг — начал сдуваться, подобно аэростату, в котором образовалась пробоина. Анита, замерев, наблюдала, как он суживается, становясь все тоньше и тоньше. В итоге он уменьшился до толщины змеи, ноги его срослись в хвост, руки укоротились и всосались в туловище, волосы и уши исчезли, а рот претворился в пасть с высунутым раздвоенным жалом.
Анита, пересиливая слабость, сдвинулась с места и заползла под койку, висевшую низко над полом. Дальше ползти было некуда. Гадюка потянулась следом, извиваясь кольцами.
Ужалит! Анита, не придумав другого способа, стащила с себя пиджак, чтобы накинуть его на мерзкую тварюку. Но в этот миг дверь снова взвизгнула, и на пороге нарисовался еще один оживший покойничек — индус Санкар. Он улыбнулся Аните, достал из-под своего балахона тростниковую дудочку и заиграл на ней. Полилась липучая убаюкивающая мелодия. Змея зевнула, раззявив пасть, и начала обвиваться вокруг ног Санкара. При этом она невообразимо удлинялась, взбираясь все выше и выше. Виток за витком чешуйчатый жгут скручивал индуса, а тот ничего не замечал — дудел себе и дудел, самозабвенно прижмурившись. Плоская голова змеи оказалась вровень с его лицом и вцепилась зубами в дудочку. Мелодия оборвалась, послышался хрип, а потом…
— Пчхи!
Это прозвучало над головой вжавшейся в пол Аниты, и химеры враз пропали — не стало ни индуса, ни змеи. Растаяв без следа, они забрали с собой и тягучий дудочный мотивчик. Наваждение схлынуло, Анита снова слышала всплески волн, поскрипывание досок и видела замурзанные стены каморки и закрытую дверь. О недавнем мираже напоминала только зыбкая пелена, которой было подернуто все видимое вокруг.
Завозился Максимов. Еще раз чихнул и свесил ноги с койки. Анита выползла из-под нее, тряской рукой схватила Алекса за колено. С паузами выдохнула:
— Надо… выйти… отсюда!
Он и так сообразил — поднял ее и на полусогнутых вышел из каюты, боднув дверь лбом. Уложил на палубу, вынес обвисшую, как тряпичный манекен, Веронику и, задыхаясь, свалился рядом с ними.
— Что это было, Анна? Что ты с нами сделала?
Муж не назвал ее Нелли, и это было явным признаком крайнего недовольства.
Что поделаешь — он имел право гневаться. Анита признала, что подвергнуть себя и
