Шумерская погремушка - Наталья Николаевна Александрова
Да уж, такой разговор со свекровью только укрепил невестку в ее решении.
– Вы обещали! – злым шепотом говорила Изольда. – Вы давали слово, что в клинике с Аленой не будет никаких проблем. Что ее продержат сколько нужно. Вы представляете, что случится, если она вернется в ближайшие дни? Хоть невестка у меня и полная дура, опять же в клинике, я надеюсь, с ней поработали…
– Да, доктор меня заверил, что после курса лекарств и специальной терапии…
– Заверил! – Снова Изольда сорвалась почти на крик. – Он заверил! Да за те деньги, что он получил, этот шарлатан должен…
– Да тише вы!
– Да вы понимаете, что вся с таким трудом налаженная операция пойдет коту под хвост! Да ведь Алена сразу догадается, что ребенок – не ее сын.
«Ага! – мысленно воскликнула Ксения. – Значит, я не ошиблась! Они все-таки его подменили! Ах ты, старая сволочь, собственного внука не пожалела!»
– Материнский инстинкт, черт бы его побрал! – с чувством прошипела Изольда. – Ну, допустим, я купирую скандал, объявлю ее сумасшедшей, но ведь информация просочится. У нас приличный дом, но обслуга все всегда знает. Пойдут разговоры… вернется сын… Александра, нужно что-то сделать!
– Да… тут вы правы, ее нельзя выпускать из клиники… ни в коем случае…
Ксения услышала, как кто-то нажимает кнопки мобильного телефона, и забеспокоилась, что сейчас явится официантка. Но, очевидно, в этом кафе дорогущий кофе готовили минут сорок, не меньше.
– Это я! – услышала она голос Александры. – Да, нужно поговорить. Сейчас. Что значит – дела? У нас с вами тоже дела, причем важные. Я получила информацию, что у вас проблемы с пациенткой. Не притворяйтесь глупее, чем вы есть, вы прекрасно знаете, о ком идет речь. Выписывают? Как это, ведь вы говорили…
Далее в соседней кабинке установилось молчание, очевидно, Александра слушала собеседника, а Изольда Михайловна допивала свой кофе. Это было очень кстати, потому что явилась наконец официантка с заказом.
Кофе был холодный и отдавал лавандой. На вкус Ксении, лаванда хороша в шелковом саше, на полке платяного шкафа, или уж в ванну пену лавандовую можно подлить вечером, чтобы расслабиться, но никак не в кофе. Что ж, это сейчас не главное.
– Ну? – наконец прорезался хриплый голос Изольды. – Что он вам сказал?
– Сказал, что в их отделение приходил главврач, привел какого-то высокопоставленного пациента, а попутно решил поинтересоваться и остальными. И ваша невестка попалась ему на глаза. Молодая симпатичная женщина, послеродовой невроз и легкая депрессия. Этот осел посмотрел медкарту и решил, что пациентку вполне можно выписать, раз лечение прошло успешно. Тем более что она вполне адекватна, а общение с ребеночком только поможет.
– Ваш врач обещал, что она будет под лекарствами и даже говорить не сможет! Такие деньги взял, подлец!
– Да, придется решать проблему срочно…
– Уж постарайтесь… – прошипела Изольда.
Ксения невольно поежилась. Интересно, как эти две стервы собираются решить проблему?
Великий город Ниппур никогда не спит. Когда затихает Большой рынок, когда умолкают голоса на сотне языков и наречий, когда солнце опускается в желтые воды Евфрата, чтобы совершить путь сквозь Царство Мертвых, когда спадает тяжкая дневная жара, когда уходят за городские ворота кочевники, пришедшие в Ниппур, чтобы обменять шерсть и шкуры, ароматные травы и самоцветные камни Западных гор на бронзовые ножи и наконечники для стрел, жители города, благородные Черноголовые, выносят тростниковые циновки на крыши своих глинобитных домов, чтобы выпить ячменного пива и уснуть под крупными августовскими звездами.
Тогда-то доносится из Дома Бога, из огромного круглого Зиккурата, расположенного в самом сердце города, гулкий трубный звук, проникающий в каждое жилище Ниппура, поднимающийся к самому небу, разносящийся далеко за пределы города.
Это Арнепиль, Говорящий Устами Бога, дует в огромный изогнутый рог Небесного быка, чтобы известить всех Черноголовых, живущих в Ниппуре, а также кочевников и диких людей за пределами священного города, что в Храме начинается богослужение.
Величествен Зиккурат, Жилище Энлиля! Нигде под луной нет другого такого огромного здания. Сорок шестиногих быков из черного камня охраняют вход в него. Сорок и еще сорок ступеней ведут от основания Зиккурата к этому входу, к Вратам Кочевников. И правда, в эти ворота дозволяется войти всем – узкоглазым кочевникам западных пустынь и низкорослым обитателям тростниковых плавней в устье Евфрата, косматым пришельцам из северных степей и темнокожим погонщикам верблюдов с далекого юга.
Всем им дозволяется войти во Врата Кочевников, чтобы увидеть Первый Лик Энлиля и подивиться могуществу великого божества, небесного покровителя Ниппура.
Но дальше им нет хода.
Дальше расположены Врата Черноголовых – в эти врата дозволено входить только Черноголовым, Киенги, жителям священного Ниппура, Ура, Урука и других шумерских городов. Потому что там, за этими вратами, находится Второй Лик Энлиля. Если же хоть один язычник, хоть один дикий кочевник, хоть один темнокожий погонщик верблюдов из южных земель узрит этот лик – он будет наказан немедленной смертью. За этим следят сорок Воинов Храма, которые стоят возле врат, сменяясь время от времени, с обнаженными кривыми мечами, в круглых бронзовых шлемах.
Но дальше… дальше нельзя идти и Черноголовым. Дальше – Врата Жрецов, входить в которые дозволено только жрецам, посвященным в великое таинство божества.
Когда над городом разносится звук священного рога, отворяются Врата Жрецов и сорок мужей, облаченных в длинные плащи из черной шерсти, сорок мужей с окрашенными красной охрой бородами входят в Великий Двор Зиккурата.
Там, в Великом Дворе, вокруг круглого бассейна стоят каменные быки и тигры. Они глядятся в прозрачную воду, словно разглядывают обитающих в бассейне священных рыб.
Эти рыбы сверкают, словно отлиты из чистого золота. Глаза их горят, как пылающие рубины.
Эти рыбы – потомки тех священных рыб, которые влекли по великому морю Священный Ковчег, в котором царь Зисудра спасался от Великого Потопа со своей женой и всеми зверями земными.
До Великого Потопа люди жили в блаженной стране, на далеком острове Дильмун. На этом острове реки текли молоком и медом, не было там ни изнуряющей жары, ни мучительного холода. Люди в то время не знали ни голода, ни болезней, и жили они тысячу лет.
Но люди Дильмуна возгордились и перестали поклоняться великому Энлилю. Решили те люди, что они сами равны богам.
Только благочестивый царь Зисудра продолжал молиться Энлилю, продолжал приносить
