Посмотри, отвернись, посмотри - Елена Ивановна Михалкова
Я заставила себя включить свет. Никогда еще мне не было так страшно. Светильник вспыхнул, и стало видно, что и серая рубашка Германа, и стол, и документы на столе, и даже раскуроченный системный блок компьютера – все залито его кровью.
Ехал Грека в вагончике над рекой. Увидел рака. Высунулся из окна глупый Грека, склонился над водой, и рак распорол ему горло своей клешней. Поезд едет – тук-тук-тук – и мчит мертвого Греку все дальше.
Веки Германа были прикрыты. Если б он смотрел на меня, я бы, наверное, потеряла сознание на пороге комнаты.
Не сводя глаз с трупа, я попятилась. У меня не хватило духу выключить свет, словно в темноте мертвец мог встать и пойти за мной. Я вывалилась наружу. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота.
Свежий ночной воздух привел меня в чувство. Я быстро уходила прочь от офиса Грекова, думая только об одном: мне нужно уезжать из Новосибирска. Немедленно!
Мысль о том, чтобы обратиться в полицию, предстала тем, чем она и была с самого начала: вопиющей глупостью. Бежать, бежать! От фальшивых родителей Антона, от убитого частного детектива, от всей этой безумной мути… И никакой полиции, если только я не хочу стать обвиняемой в преступлении. Никого здесь не будет интересовать отсутствие у меня мотива.
Отпечатки на выключателе!
Но вернуться в офис Грекова я была не в силах.
Добравшись до отеля, я кинулась проверять рейсы. Билеты на ближайший, вылетавший через три часа, были раскуплены. Пришлось взять на следующий. Затем я позвонила Антону, пообещала, что прилечу завтра, – и мгновенно уснула, даже не раздевшись.
Кошмары меня не мучили. Только иногда в бессюжетное сновидение вплывал золотозубый оскал одного из гостей на вчерашнем «празднике», будто улыбка Чеширского кота, и медленно таял, мигнув напоследок фиксой.
* * *
Антон встречал меня в Шереметьеве. Весь полет я держалась. Но увидев его – бледного, перепуганного, взъерошенного, – не выдержала и разревелась. Антон стиснул меня с такой силой, что я чуть не задохнулась. Рявкнул на какого-то мужика, который сунулся к нему, подхватил сумку и до самой машины держал мою руку так крепко, словно я была ребенком, который мог потеряться в толпе.
В такси мы ехали молча. Но стоило нам войти в квартиру, Антон обессиленно рухнул на диван.
– Никакого оправдания себе найти не могу. Прости меня, пожалуйста.
Я села рядом.
– Расскажешь?
Подсознательно я ожидала чего-то подобного. «Макеевы» возникли, когда я стала копаться в прошлом Антона.
– Расскажу. Это надо было сделать четыре месяца назад.
– Дай только вымоюсь…
Я побросала одежду прямо на пол и долго стояла под струями душа. Потом прошлась по комнатам, возвращая себе ощущение дома, ощущение безопасности.
Мой старенький призрак – пальто с чужого плеча. Мягкая шероховатость ткани под пальцами. Любимая чашка, подаренная бабушкой, – прохлада фарфора. Мои шторы, мои книги, даже пыль на полках – все возвращало меня к себе прежней. Живущей без страхов, без подозрений. Без лжи.
– Я тебе врал, – сказал Антон. – Насчет родителей и насчет моего прошлого. Прости меня.
– А я тебе соврала насчет семинаров от издательства. – Я села в кресло и потерла лоб. – Все, хватит извиняться. Теперь объясни, пожалуйста, с чем мы имеем дело.
Антон вытащил из кармана моего пальто сигареты и зажигалку. Приоткрыл окно.
– У меня в юности был дружбан по прозвищу Кондрат. С восьмого класса терлись вместе. Я-то человек простой: мама – уборщица, папа – алкаш… А у Кондрата папаша занимал хорошую должность в администрации. Деньги у них водились. Я после школы поступил в НГУ – это университет наш новосибирский. На факультет информационных технологий. А Кондрата папаня взял под крыло. Типа, он и так умный, куда ему еще учиться.
Я постаралась не выдать своего изумления. Факультет информационных технологий?
Антон продолжал рассказывать:
– Тяжело было первые два года, но интересно. Прямо другая жизнь мне открылась… Ладно, это так, лирика. В общем, когда я был на третьем курсе, мать слегла. Я поговорил с врачами, почитал в интернете про ее диагноз, понял: нужны деньги. Не через пять или шесть лет, а прямо сейчас. Иначе никакой матери не будет. А я ей должен по гроб жизни… Она пахала, чтобы оплачивать мне репетиторов. Школа в Искитиме была ничего, но поступить после нее в универ – анриал. Короче, мать меня тащила на горбу, пока батя блевал на лестничных площадках. Мама же за ним потом и подтирала. – Он с шумом выдохнул. – У меня от отчаяния в голове как будто моторчик заработал. Я пришел к Кондрату, говорю: так и так, есть проект бизнеса. Выйдем на самоокупаемость через три месяца, по моим прикидкам. Однако нужны первоначальные вложения. У меня – ни копейки. По друзьям могу насобирать кой-чего, но это всё равно ни о чем. Кондрат сначала врубил скептика на полную, но послушал меня и прямо заинтересовался. Даже отца позвал.
– А что ты придумал?
– Студенческие прачечные. У нас в общаге вечно была проблема – где постирать шмот. А студенческие городки – они же большие! Ну, ты представляешь. Найти помещение – элементарно! Я обнаружил, пока шлялся вокруг, минимум три подходящих. Просторные подвальные комнаты, вода подведена, электричество есть… Даже при минимальной ставке за стирку все вложения должны были отбиться за три месяца. А потом прачечные начали бы приносить прибыль.
У Антона загорелись глаза. Я смотрела на него – и видела юношу, вчерашнего мальчишку, который метался по городу в поисках решения. Не удивительно, что ему удалось заразить своим энтузиазмом и школьного приятеля, и его отца.
– Мне удалось их убедить. Папаша Кондрата договорился с ректором – на это я даже не рассчитывал. Все завертелось очень быстро. Уже через год у нас были четыре прачечные, и мы собрались открыть пятую. Назвали сеть «Постирочная». На заработанное отправить мать лечиться в Германию я не мог, сама понимаешь. Мы были мелкие бизнесмены, карманные… – Он грустно улыбнулся. – Но появились деньги на оплату сиделок в больнице. Чтобы протерли маму, перевернули, вовремя дали попить… У нас ведь прежде и этого не было. Мы жили в съемной халупе, потому что квартиру папаша пропил. Через полтора года после того, как открылась первая прачечная, мама умерла.
– Умерла?
Я не ожидала такой развязки. История борьбы должна была закончиться победой. Совместной радостью матери и сына, сумевших отогнать смерть.
Как сильно во мне проросли книжки с
