Солдат удачи (СИ) - Ковалев Валерий Николаевич

— Больше не встречайся с Ликой, — прошипел Руслан. — Уроем.

— Попробуйте.

— Да он борзый, — обернулся к амбалу.

Тот резко выбросил кулак, Максим уклонился и врезал в лоб. Пока, широко раскинув руки, здоровяк валился на спину, крюком достал подскочившего металлиста. Малый рухнул в кусты.

— Ну, держись, сука, — ощерился Руслан, в руке блеснул нож.

Выпад, второй — бок обожгло огнем. Встречный удар в челюсть, хрустнула кость.

А в следующую минуту Максим услышал приближающийся вой сирены. Под арку, слепя фарами, въехал полицейский УАЗ с мигалкой.

— Стоять! — выскочил из салона наряд с автоматами, клацнули затворы.

Находящегося в отключке Серебровского отправили в больницу, вызвав скорую помощь. Остальных участников драки, запихав в стакан[6], отвезли в участок. Там поместили в обезьянник, а затем, опросив, всех, кроме курсанта, отпустили.

Не дождавшись Максима, Лика вышла на улицу, успев заметить отъезжавший полицейский автомобиль. Несколько зевак стояли у арки.

— Что здесь случилось? — подбежала она к охочим до зрелищ гражданам.

— Драка. Какой-то матрос отметелил трех гражданских, — обернулся один.

— Куда их повезли?

— В участок. Он тут недалеко. В Тучковом переулке.

Поймав такси, назвала адрес и поехала в участок. Отделение полиции находилось в кирпичном доме еще дореволюционной постройки. Девушка взбежала по ступенькам, оказалась у дежурной части.

— Вам чего? — спросил из-за стекла с окошком хмурый дежурный.

— Не доставляли к вам Максима Найденова? Он моряк.

— Как же, доставляли. Только что его забрала военная комендатура. Ищите там.

— Что случилось? — обеспокоилась Ирина Павловна, когда заплаканная дочь вернулась домой.

— Максима забрали в полицию, а оттуда в комендатуру, — всхлипнула она.

— За что? — сделала круглые глаза маменька.

— Мы были на дискотеке, там встретился этот отморозок Серебровский со своими друзьями. Стал Максу хамить. А потом вызвал Максима на улицу «поговорить». Когда, не дождавшись, вышла и я, всех уже забрала полиция.

— Говорилось же. Не встречайся с ним, — принялась успокаивать мать. — И не хорошо так о Русике. Он достойный мальчик, из хорошей семьи. Ты ему нравишься.

— Отморозок! Как и его отец. В прошлом бандит, а теперь народный избранник.

— Что ты такое говоришь? Не смей! — притопнула ногой в праведном негодовании мать.

— И не кричи на меня, это все знают. — Лика в гневе отвернулась от матери и убежала к себе в комнату.

Там, успокоившись, достала из сумочки мобильник и, сев в кресло, позвонила отцу. Юрий Иванович был в Выборге в командировке.

— Папа, ты когда вернешься?

— Через пару дней. Что-то случилось?

Лика рассказала. В трубке повисло долгое молчание, а затем отец сказал:

— Приеду — разберемся.

И отключился…

В военной комендатуре на Садовой Максима снова опросили. Приглашенный фельдшер заклеил лейкопластырем неглубокий порез на боку. Затем, отобрав документы с деньгами, сотовый и ремень, поместили в одиночную камеру находящейся здесь же гауптвахты. За тяжелой обитой железом дверью лязгнул засов.

Сделав пару шагов вперед, Максим осмотрелся. Размером три на три метра, с окрашенными серой краской стенами, бетонным полом и зарешеченным окошком вверху камера производила тягостное впечатление. Из мебели в ней находились небольшой стол в торце, сбоку узкая койка с подушкой и суконным одеялом, колченогая табуретка. За невысокой переборкой — умывальник с краном и унитаз.

Усевшись на койку, Максим предался невеселым размышлениям: случившееся было чревато отчислением. Что будет в случае отчисления, он представлял себе смутно. В боку саднило, из крана размеренно капала вода, пахло карболкой. Сняв ботинки, улегся лицом к стенке и забылся.

Проснулся рано, от шагов в коридоре и крика «Подъем!».

Сунув ноги в ботинки, стащил через голову форменку и тельняшку с кровяным пятном, по пояс умылся за переборкой, оделся и стал ждать.

Через час в двери открылась кормушка, на нее брякнули снаружи миску каши-размазни с ложкой и кружку с горячим чаем. Сверху ломоть черняшки. Взяв, прошел к столу, поставил и, усевшись на табурет, съел несколько ложек. Чай выпил весь. Хлеб не тронул. Спустя минут десять кормушка грохнула снова. — Посуду!

Встал, поставил обратно. Кормушка закрылась. Все стихло. Мучительно потянулось время.

И только когда за окошком стало меркнуть солнце, лязгнул засов. Дверь открылась, в проеме возник матрос в робе и с автоматом на плече.

— Выходи! Руки за спину! Лицом к стене!

Не говоря ни слова, исполнил, как сказано. Заперев камеру, пошли по коридору, куда выходили еще два десятка дверей. Курсант впереди, страж сзади. На углу свернули, остановились перед глухой дверью.

Матрос, постучав, открыл, пропустил вперед.

— Товарищ майор! — вошел следом. — Задержанный доставлен!

— Свободен.

Под тоже решеченным окном за канцелярским столом сидел лысый офицер с одутловатым лицом. В морской форме с петлицами военной юстиции и орденской планкой на куртке.

— Садись, — кивнул на привинченный к полу табурет.

Найденов, пройдя вперед, снова сделал, что велено.

— Я старший следователь военной прокуратуры Фомин. Буду вести твое дело.

— Какое еще дело? — напрягся Максим.

— О причинении тяжких телесных повреждений гражданину Серебровскому.

— Так он же сам на меня… — Максим привстал на табурете.

— Сидеть! — не дав Максиму окончить фразу, хлопнул ладонью по столу следователь. — А ты как думал? Изувечил сына уважаемого человека. Тебе это так с рук не сойдет. — Он открыл лежавшую перед собой папку.

— Вот, ознакомься. — Он протянул Максу лист бумаги с написанным от руки текстом.

Это было заявление Серебровского с требованием привлечь Найденова к уголовной ответственности.

— Врет, на него не нападал. Наоборот. Это они на меня втроем напали. Я всего лишь защищался. — Максим вернул лист следователю.

— А вот граждане Дубов с Хромцовым показывают обратное, — хмыкнул майор и зачитал свидетельские показания.

Из них следовало, что, находясь в состоянии алкогольного опьянения, курсант Найденов стал оскорблять потерпевшего. На замечания других не реагировал и потребовал выйти на улицу разобраться. Там напал на Серебровского, сломав ему челюсть, из-за чего того увезли в больницу.

— Что скажешь на это? — Следователь криво улыбнулся.

— Тоже врут. Это его друзья.

— Здесь, — похлопал следователь по папке, — аналогичные показания охранника, видевшего, как вы избивали потерпевшего.

— А про то, как этот гад на меня набросился с ножом, ничего не показал? — ткнул Максим пальцем в разрез на форменке.

— Об этом я ничего не знаю. — Следователь Фомин отвел глаза. — Значит, так, — достал из стола какой-то бланк и щелкнул шариковой ручкой. — Сейчас допрошу тебя в качестве свидетеля. Пока. — Он картинно поднял вверх указательный палец. — В связи с этим предупреждаю об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и заведомо ложные показания. Распишись, — подвинул бумагу.

После допроса ознакомил с протоколом. Подписать его Максим отказался — там ничего не было о ноже.

— Ладненько, — хмыкнул майор. И ниже дополнил «от подписи отказался». Надавил на кнопку под столом, дверь открылась, вошел конвойный.

— В камеру, — сунув протокол в папку, щелкнул кнопкой.

Когда матрос привел Максима обратно и запер за ним дверь, Макс, дрожа от негодования, присел на койку и тихо произнес: «Сука ты, майор». Только одно успокаивало в этой истории: никто не назвал фамилию девушки. Максим не хотел, чтобы Лика была замешана в этом деле.

Спустя еще два дня его снова доставили в тот же кабинет, за столом сидел отец Лики. В таком же, как у следователя Фомина, мундире, с полковничьими звездами на погонах.

— Ну, здравствуй, герой. — Он указал глазами на табурет.