Мертвый кролик, живой кролик - Елена Ивановна Михалкова
Егор забежал в квартиру, когда бабушки не было. Открыл своим ключом. Обычно бабушка на рынок уезжала на полдня: пока на трамвае туда доплюхает, пока обратно, а главное – часами прогуливается среди рядов, как по парку с клумбами. Это посмотрит, то понюхает, здесь потрет, там пощупает, полается с продавцами – она умеет выводить их из себя, Егор это много раз наблюдал. Взбесит какого-нибудь восточного бородача с кинзой, чтобы тот прикрикнул на нее, а потом охает: «Негодяи какие! Старого человека обидели!» Съежится, ссутулится, голову в плечи втянет, как черепаха, – реально старушка!
Даже Егор одно время покупался на отцовское «надо бабушке помочь с тяжелыми сумками». Ненавидел с ней на рынок таскаться – а куда деваться-то! Леньку на это дело не подряжали, он, типа, хрупкого здоровья. Ну, это правильно. Леньке надо пальцы беречь.
А потом до Егора дошло, что для бабушки это все – развлечение. И помощь ей никакая не нужна. Она при желании эту сумку с мясом и творогом может на двести метров зашвырнуть влегкую. И бородача следом. Силушка у нее нехилая. Кошелку, которую Егор тащит двумя руками, бабушка поднимает указательным пальцем. В цирке бы ей выступать с такими талантами.
Когда Егор все это прочухал, отказался помогать наотрез. Тяжело с рынка продукты нести? Закупайся в «Пятерочке», она в соседнем доме.
Огреб очередную взбучку от отца.
Правда, она не шла ни в какое сравнение с той, которую ему устроили из-за «Феррари».
Идея набить татушку не приходила Егору в голову до тех пор, пока отец за ужином не сказал, что татуировки делают только шлюхи и дебилы. Егор вскинулся: а как же Полина Карповна?
Карповна вела у них физру. На предплечье у нее была набита панда, которая лезет вверх по бамбуку.
По лицу Леньки Егор сразу понял, что ляпнул лишнего, и пытался перевести разговор на другое. Вспомнил барменов в кофейне, куда они с Ленькой забегали за пончиками. Да любого рэпера возьми! Он без татух и человеком-то не считается. Но отец разо- рался, что тупые мужики, разливающие кофе в тридцать лет, ему не указ, а рэперы – больные люди, их нужно лечить по психушкам.
На следующий день отец притащился к директору. Заявил, что они тут в школе допускают к преподаванию кого попало. И как будто этого было мало, накатал заяву в Управление образования: «Требую уволить Коростылеву П.К. за моральную распущенность, не совместимую с почетным званием педагога».
История о мужике, который потребовал увольнения физручки, стала быстро известна всем в школе. На перемене старшие пацаны в раздевалке болтали о какой-то тетке, которая бьет татушки всем подряд. Егор, сам не зная зачем, спросил, где она работает.
Мысль о татуировке засела как заноза. Карповна теперь носила футболки с длинными рукавами, и хотя вела себя так же, как и прежде, – шутила, играла с ними в пионербол, – Егор боялся смотреть ей в глаза.
Он принялся фантазировать, какой рисунок набьет, когда ему исполнится восемнадцать. Долго думать не пришлось. Конечно, гарцующий жеребец, эмблема «Феррари». Черный конь – символ скорости, победы и силы.
Месяц спустя Егор вышел из школы и, вместо того чтобы дождаться брата, неожиданно для себя побрел куда глаза глядят. Очнулся в соседнем районе, и в глаза ему бросилась грязная вывеска тату-салона.
Он спустился в подвал, только чтобы посмотреть!
Тесная комната с красными стенами, по которым развешены фотографии татуированных частей тела. Кушетка, стул, яркая лампа. На кушетке сидела коротко стриженная толстая женщина неопределенного возраста. Она подняла на Егора странно расфокусированный взгляд и кивнула на кушетку: «Ложись».
Он чувствовал: с женщиной не все в порядке. Но молча выполнил ее указания. Слишком сильно его поразила мысль, что не нужно ждать до восемнадцати лет. Женщина вела себя так, словно все правильно. Спросила, какой рисунок он хочет и где именно. Егор показал в телефоне эмблему, ткнул в предплечье и приготовился терпеть.
Было не так больно, как он ожидал. Но все равно к концу сеанса Егор ужасно устал. Женщина сунула ему пластиковый стаканчик с красной бурдой; оказалось – вино. Через час Егор изрядно окосел. Он то и дело поворачивал голову, чтобы взглянуть на предплечье, где жужжало и жгло, но женщина прикрикивала на него, и он снова отворачивался. Он даже не знал ее имени.
Наконец его отпустили. Егор старательно искал в себе радость, однако его лишь подташнивало и одновременно очень хотелось есть. Толстуха назвала сумму. С изумившим его самого спокойствием Егор сказал, что у него сегодня с собой нет, принесет завтра. Та равнодушно кивнула и исчезла за маленькой дверцей, открывшейся в стене как по волшебству.
Татуировка была чем-то помазана и сверху закрыта пленкой.
Вечером его знобило, но наутро он встал как новенький. Сняв пленку, Егор рассмотрел рисунок в зеркале. Конь был совсем маленьким и выбит не сплошным рисунком, а силуэтом. «Как будто он внутри пустой», – огорчился Егор. Правда, тут же подумал, что его всегда можно заштриховать у другого мастера. К толстухе возвращаться не хотелось.
Он похвастался татуировкой только Леньке. Два дня был самым счастливым человеком в мире. Еле сдерживался, чтобы не расхохотаться отцу в лицо. Заяву в роно накатал, значит? Ну и как тебе такое под самым носом?
Татуировка здорово чесалась, а на третий день покраснела и распухла. Кожа поднялась каким-то валиком, стала бугристая и неприятная на вид. На четвертый день заныла вся рука, и Егор здорово перепугался.
– В поликлинику надо идти, – сказал Ленька.
– Чтобы они меня отцу сдали?
– А ты хочешь, чтобы тебе руку отрезали?
Они долго переругивались, рука ныла все сильнее, и перспектива ампутации уже не казалась шуткой… Как вдруг Егор сообразил:
– Вера!
Они обрадованно уставились друг на друга.
Вера – медсестра! Учила их правильно мыть руки с мылом и делала им уколы, когда они один за другим свалились с лакунарной ангиной. А еще витамины им колет по весне, больнющие!
«Вы всегда можете прийти ко мне с любой проблемой», – повторяет Вера. Как это он сразу о ней не подумал!
Увидев татуировку, Вера переменилась в лице.
– Только отцу не говори, он меня убьет! – умоляюще сказал Егор.
Самоуверенность последних дней испарилась. Теперь он больше всего боялся, что отец узнает.
– Что ты наделал? Господи, она же воспалилась!
Вера не стала сама обрабатывать татуировку, а потащила Егора к знакомому врачу. Потом ему сделали уколы в руку и в попу и стали допытываться, кто набил рисунок… Егор попытался схитрить,
