Смерть на фуникулере - Тони Бранто
В кабинке фуникулёра было шесть рядов сидений, по два в каждом.
Первыми в неё вошли Палмеры, они заняли самые верхние места. Вероника Бёрч села перед ними. Перед мисс Бёрч сели братья Коннор и Леонард, а перед ними села Мэри. Вошедший следом Джон Робинсон, поколебавшись, сел не с Мэри, а перед ней. Кажется, Мэри это не понравилось. Нижние сиденья заняли сёстры. Эмили вела Тамару под руку, та еле шла, держась одной рукой за сердце, другой за поясницу, вероятно, не решив ещё, что у неё болит.
Вероника усмехнулась. Актриса из Тамары, безусловно, никудышная. И если вчерашний трюк с лестницей смог вызвать чувство вины у Джона, то сегодняшние показательные выступления выглядели до крайности жалкими.
Механизм натужно заскрипел, кабинка, как из последних сил, поползла вверх. Начали отдаляться автобус, из которого выгружались чемоданы, и деревянный домик с причудливой треугольной крышей. На стёкла налетали и медленно таяли крупные хлопья снега, рисуя узоры, превращаясь в воду.
Все молчали. Даже миссис Палмер (что удивительно!). Вагон фуникулёра производил зловещие скрипы, выплёвывая их в монотонном ритме.
На полпути, когда железная дорога раздвоилась и мимо проехала вторая кабинка (пустая), миссис Робинсон, глянув через плечо, спросила:
– Долго нам ещё?
– Откуда я знаю? – буркнул Джон Робинсон и добавил: – Сиди спокойно. Мы же терпим.
– У меня всё затекло, – с обидой сказала Тамара. – А в автобусе укачало. Ты же знаешь, что мне нельзя сидеть в конце автобуса!
Мистер Робинсон, видно было, сдержался из последних сил.
Эмили Нортон тревожно прощебетала:
– Бедняжка, ты такая бледная!
– Да я ужасно себя чувствую, просто ужасно! – вскрикнула миссис Робинсон. – У меня давление! Гипертонический криз! Руки-ноги онемели! А на меня все лают!..
– Господи, только здесь не начинай! – вскипел Джон.
По лицу Тамары Робинсон потекли слёзы.
– О, моя дорогая! – Эмили полезла в сумку и достала запечатанную бутылочку травяного ликёра. – Сейчас, сейчас…
Она попыталась открыть крышку о сиденье, но ничего не вышло. Эмили повернулась к Джону Робинсону. Тот схватил бутылку, но тоже не смог открыть.
– Коннор, у тебя консервный нож?
– Да, сейчас, – Коннор полез в рюкзак и покопался в нём. – Наверное, в чемодане. Давай, я так открою.
– Не откроешь, у меня же не получилось, – сказал мистер Робинсон.
– У меня получится. Передай бутылку.
Бутылочка ликёра через Мэри передалась Коннору. Тот, немного повоевав с ней, всё же сумел отколупать крышку.
– Эй! Аккуратней! – вскрикнул Леонард, ему на брюки пролилось немного, запахло спиртным.
– Извини. Мэри, передай.
Открытая бутылочка перешла из руки Коннора в руку Мэри, из руки Мэри в руку Джона, а из руки Джона в руку Эмили.
– Всё будет в порядке, моё солнышко, вот, попей, – проговорила ласково мисс Нортон.
Руки миссис Робинсон не взяли бутылку, голова не повернулась, слёзы продолжали течь. Королева Тамара обиделась на всех. Эта мысль позабавила Веронику. В самом деле, сколько ещё ехать? Поскорее бы…
Эмили как опытная медсестра, знававшая больных и покапризнее, уверенно поднесла горлышко к губам Тамары и понемногу напоила её, приговаривая:
– Вот так, моя хорошая, сейчас станет лучше.
Миссис Робинсон посмотрела на неё сквозь слёзы.
– Ты думаешь?
– Конечно. Верь мне.
– Эмили, ты себе даже не представляешь… не представляешь, какие муки я сейчас испытываю! – в истерике, заикаясь, шептала сестре Тамара. – А я всем только мешаю! Мне больно, понимаешь? А все на меня ополчились! Эмили… Всем наплевать… Я постоянно думаю о смерти… Мне так одиноко… так… одиноко…
Мисс Нортон обняла её.
– Всё пройдёт, вы помиритесь, вот увидишь. Всё будет как прежде.
Всё будет как прежде…
Именно это загадала Тамара Робинсон на острове. Чтобы Джон вновь её любил, как тогда, двадцать лет назад…
Ведь это была любовь, настоящая…
А сейчас? Что у них сейчас?..
Часть III
Отель «Мамонт»
Глава 1
Офицер секретной службы Пол Каннингем глядел в окно уже минут десять. Глядеть было особо не на что – кружило бесконечное облако снега, из-за которого закрыли лыжную трассу.
Месьё Фабьен, невысокого роста человечек и ко всему владелец отеля «Мамонт», нервно пощипывал свою козью бородку.
– М-да, – тяжело выдохнул Каннингем. – Ситуация крайне неприятная.
– Кошмар! Злой рок над моим отелем! Это самый натуральный кошмар!
Каннингем присел в кресло. Слово «кошмар» за последние два дня звучало чаще любого другого.
Месьё Фабьен эмоционально жестикулировал и в очередной раз повторял:
– Сам бог послал вас, дорогой Поль! Вы должны мне помочь. Репутация отеля под ударом…
– Ну, не бог послал, а вы сами пригласили меня, – сказал Каннингем.
– Да, но я приглашал вас отдохнуть, быть моим почётным гостем! Я не просил вас обнаруживать мёртвые тела в подъёмниках!
Перед Каннингемом вновь и вновь представала сцена двухдневной давности. Он вышел покурить после прекрасного ленча (месьё Фабьен не соврал насчёт квалификации его повара) и, гуляя, добрёл до фуникулёра. Ему показалось, что в кабинке из-за сидений выглядывали ноги. Он вошёл в кабинку и обнаружил бездыханную женщину, лежавшую на полу…
Пол Каннингем вытер сухие уголки рта. Это был высокий худой мужчина лет шестидесяти (а возможно, и семидесяти) с добрым лицом и грустными, как у собаки, глазами. У него были длинные кисти рук с набором костлявых пальцев, напоминавших пальцы смерти, и большой и острый, как скала, нос.
– Что поделать, – объяснял старому другу мистер Каннингем, – тела я нахожу по роду своей деятельности, и неважно, на отдыхе я или на службе. Но я так долго нахожусь на этой службе, что порой кажется, что это не я нахожу тела, а они меня.
Лицо месьё Фабьена сморщилось от отвращения к предмету разговора.
Он сказал:
– Вам, британцам, нравится, когда тела мёртвые. Мы, французы, любим тела живые, здоровые, с хорошими формами!
Пол Каннингем улыбнулся.
– Как раз таким было тело миссис Робинсон – живым, здоровым, с хорошими формами. До того, как оно стало мёртвым.
– Вот! Стало мёртвым! То есть перешло в вашу категорию, мой друг. Сжальтесь надо мной, над моими служащими, над моим непревзойдённым шеф-поваром, над моей pauvre maman![13] Мы так долго готовили отель к сезону, столько сил вложили, столько денег, много-много денег…
– Успокойтесь, старина, – мягко сказал Каннингем. – В конце концов, мы не знаем наверняка, от чего именно скончалась эта женщина.
– Oh, mon Dieu…[14]
– Вполне вероятно, что у неё действительно было слабое здоровье, как заверил нас её муж.
– Муж, муж… Ах… А как же следы того порошка на бутылке? Вы говорили его название…
– Веронал, судя по специфическому горьковатому привкусу.
– Да, веронал.
