Оксана Обухова - Боже мой, какая прелесть!
В остальные помещения квартиры я только заглянула. Пол кухни устилала россыпь муки и круп, везде валялись опустошенные кульки и банки, все это безобразие венчало опрокинутое мусорное ведро. В совмещенном санузле царил такой же возмутительный бардак.
Вызывать милицию было бесполезно. Во-первых, вряд ли будет результат, а позвонить 02 и позже можно. А во-вторых, и это главное, Антона ищут. Нельзя светить мальчишку возле этого дома.
И потому, уже сидя за рулем «ягуара», терпеливо дождавшегося нас на магазинной парковке, я спросила:
– Ты можешь пропустить пару тренировок?
– Могу, – кивнул Антон.
– Не нагорит? – усмехнулась я и круто, с виража, ушла на обгон.
Мой маленький форвард только фыркнул и тем посчитал тему свернутой.
Я улыбнулась ему через зеркало и, лихо руля в потоке машин, приступила к обдумыванию главного на этот момент вопроса: а что мне, собственно, делать с этим гордым пацаном?
Отправить в Ярославль, пусть схоронится у родственников? С глаз долой, из сердца вон…
Или оставить в моем доме, где его уж точно искать никто не будет? Это казалось проще: Антон будет под моим надзором, пока я улаживаю проблему. Никуда не влезет, нигде не попадется…
Но выдержит ли моя нежная нервная система такую сверхперегрузку ответственности?
– Антон, ты сможешь уехать в Ярославль?
Глаза мальчика, отраженные в зеркале, распахнулись так обиженно и широко, что я неловко крякнула:
– Кхм, ладно. Считай, проехали. Поживешь у меня.
– А что мы делать будем?
Это слегка заискивающее «мы» порадовало. Мальчишка явно перевел меня во взрослый разряд и признал главенство.
– Ты, – нажимая голосом на местоимение, сказала я, – ничего… Я буду звонить.
– Кому? – налегая локтями на спинку переднего кресла, спросил Антон.
– Есть один человек, – многозначительно усмехнулась я. – Как раз на таких проблемах специализируется…
Сказала вроде бы легко, но вмиг почувствовала, как сжалось сердце. Обращаться за помощью к Рубпольскому – нож вострый! Когда я последний раз видела Сережу, он уже поморщился при моем появлении. Синонимом имени Саша для него становилось понятие – неприятность, вляпалась.
Но выбора не оставалось. В игре, где на одной доске разбитый мерин и куча темных личностей, выполняющих темнейшие поручения, а на другой – испуганный мальчик с больной мамой, требовалось введение фигур масштаба Рубля Польского. Сосед затеял опасную и дорогую интригу и просто так мальчишку не отпустит, на что бы там Антоша ни надеялся.
Все слишком серьезно, чтобы думать о неловкости. Даже если бы мы смогли найти и вернуть диск Коновалову, Анатолий Андреевич свидетеля не отпустит. А если еще и письмо с детальным описанием махинаций соседа существует… Антон покойник. Ставки слишком высоки. Я это вижу, я это чувствую, я это просчитала. Мальчика Коновалов так просто не отпустит. Не поверит, что любопытный мальчишка не сунул нос в письмо, не узнал каких-то секретов, и уберет свидетеля хотя бы из осторожности.
Или я перестраховываюсь?
Я посмотрела в зеркало: мальчик сполз вниз на сиденье – только вихор победно торчит из прорехи в бейсболке – и сидит тихохоньким мышонком. Смотрит, как в окне пролетают верхушки деревьев и крыши грузовиков. Его губы шевелятся, как будто он напевает песню или разговаривает с кем-то внутри себя.
Неужели у кого-то поднимется рука на такого мальчика?!
Поднимется, подумала сурово и утопила педаль газа в пол. Когда спасают шкуру, скидок на возраст не делают.
Я пошарила в кармане спортивного жилета, достала мобильный телефон и нашла номер Виктории Рубпольской. Сейчас поговорю с подругой, условлюсь о встрече – идти напрямую к Сереже я все же не решалась, – довезу мальчика до дома и оставлю взаперти.
Сама поеду кланяться в пояс и слезно молить о защите сирых, убогих, малых возрастом и духом.
Приятный женский голос сообщил, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Я тихо выругалась, – по моим представлениям, Викуся должна быть с детьми на даче, – и набрала номер ее городского телефона.
Длинные гудки неслись минуту с лишним, трубку никто не взял, и даже автоответчик не захотел включиться в разговор.
Где ты, Вика?! Ау!
Антон боролся со сном, ерзал на сиденье и не позволял телу принять сонно-удобное положение.
Бедный малыш!
Терпи, Антон, терпи! Скоро поселок, придется съезжать с дороги и прятать тебя в багажник. У дома меня мог встретить Коновалов, нельзя, чтобы он видел нас вместе. Нельзя! Даже если он не знает тебя в лицо, его бандиты наверняка прихватили из дома фотографии. Антон, он знает, как ты выглядишь!
Но машина, как назло, въехала в медленно ползущую пробку. До съезда к деревеньке, через которую, обогнув автостраду, можно попасть в наш поселок, оставалось еще несколько километров.
Так, может быть, не нервничать, а дать мальчишке немного поспать?
Но Антон все решил за меня. Протер глаза не слишком чистыми кулаками – могла бы напомнить ребенку, чтобы вымыл руки, когда были в квартире, он как-никак по крышам и за мусоропроводом лазил! – и, зевнув, привалился щекой к переднему сиденью.
– Застряли? – спросил.
– Угу, – кивнула я. – Но это не надолго. Потерпи.
– А я ничего, – соврал парнишка, – я в порядке. – И снова зевнул.
– Антон, а как получилось, что твоя тетя Лиза живет в Москве, а вы с мамой в Ярославле? Лиза родная сестра мамы?
До этой минуты я опасалась задавать мальчику вопросы о семье, боялась напомнить ему о трагедии. Но сейчас любопытство посчитала оправданным. Пусть взбодрится.
И в общем-то не ошиблась. Теперь Антон говорил о тете спокойно:
– А Лиза приехала за бабой Дуней ухаживать.
Баба Дуня старшая сестра нашей бабушки. Ее па рализовало, Лиза к ней приехала, ухаживать, – и вдруг нахмурился. – Она этого гада еще в Ярике встретила. Работала на нефтеперегонном заводе, а этот гад к ним приезжал.
Понятно. Ярик – это Ярославль, гад – Коновалов, осваивающий нефтеперегонный бизнес.
– И он ее сразу на работу пригласил?
– Да. Мама говорит – сманил. Вначале тетя Маша к Дуне собиралась. Она на пенсии, еще в сорок пять по сетке вышла. Работала на шинном во вредном цеху… И хотела ехать. А тут этот гад!
И это тоже многое объяснило. И явную неухоженность квартиры, и специфический запах, надолго остающийся в доме даже после кончины лежачего больного. И пустая, готовая к ремонту комната…
Лиза думала, у нее много времени впереди. Она уволена, собиралась заняться ремонтом, до которого раньше руки не доходили, да и возможности не было. Какой ремонт с парализованной бабушкой в комнате!
Но не успела. Неправильно вычислила степень подлости бывшего возлюбленного.
– Антон, а вот подумай. Кому, кроме твоей мамы, могла Лиза передать письмо и диск? —
И добавила вполголоса: – Если они вообще существуют…
Но Антон услышал:
– А почему ты решила, что они не существуют?
– А потому, что Коновалов пошел на убийство, – сказала, перестраиваясь в правый ряд, и посмотрела на мальчика в зеркало. – Прости. Но он почему-то не совсем поверил твоей тете, решил, что она блефует. Иначе не отважился бы ее сбить. Понимаешь?
– Нет, – честно сознался форвард. – Письмо-то он ищет. Почему?
– Думаю, перестраховывается. Натворил дел в горячке, а теперь концы подчищает. Подруги у твоей тети были?
Антон отвалился назад на сиденье, почесал лоб под бейсболкой и сказал:
– Нет, подруг у Лизы не было.
– Совсем?
– Совсем. Только гад.
Какая печальная картина Лизиной жизни вырисовывалась: молодая женщина, привязанная к парализованной родственнице и женатому мужчине. Она видит его на работе, ждет его вечерами, ухаживает за лежачей больной, и некому пожаловаться.
Только сестрам по телефону, поскольку на походы к подругам в гости просто нет времени. И желания. И сил. Нет времени и сил дружить и тратить душу на кого-то еще…
Коновалов, видимо, знал об этом. И потому вначале не поверил. Или поверил, но решил, что легко добудет письмо у больной сестры в Ярославле…
Он вообще много знал о семье Антона. Вон как быстро его маму нашел.
– А твоей тете Маше Лиза ничего не могла оставить?
– Маше? – хмыкнул пацанчик. – Она у нас вообще ку-ку. Все по колдунам бегает, этот… «венец безбрачия» снимает. – И зевнул: – Совсем чокнутая.
– А ты у нас, значит, насквозь современный парень? – усмехнулась я, глядя на маленького форварда в зеркало. – В колдовство и проклятия не веришь.
– А чего тут верить-то? – спокойно возразил мальчик. – Папка пить начал, мамка его и бросила. Лиза в гада втюрилась… Тетя Маша… с тараканами, кто с ней проживет… – И добавил рассудительно, судя по всему, повторяя чьи-то слова: – Это жизнь, Саша, а не колдовство. Но тетка говорит: «Сглазили нас, девушки».
