Ирина Градова - Вскрытие покажет
Да уж, выход и в самом деле знатный – особенно когда мечтаешь избавиться от жены, чтобы свободно общаться с любовницей!
– Я подумаю, – сухо ответила я. – Надо поговорить с Лариской и вообще…
– Подумай-подумай, – с энтузиазмом закивал Шилов. – Деньги – не проблема!
Господи, я всю жизнь мечтала услышать эти слова, ведь раньше мне постоянно приходилось в чем-то себе отказывать! И вот я слышу их, но они почему-то совсем меня не радуют. Возможно, все дело в изменившихся обстоятельствах.
Олег видел десятый сон, судя по мерно вздымавшейся груди и безмятежному выражению лица. Очень осторожно, стараясь не потревожить его, я вылезла из-под одеяла и на цыпочках прошла в гостиную, где находился мой личный ноутбук. Юбер, лежавший на своем месте в коридоре, приподнял голову, вопросительно глядя на меня своими круглыми глазами. Мне почему-то пришло в голову, что они похожи на глаза лошади, такие же спокойные и невинные. Что бы ни произошло, эти существа остаются тебе верны и любят тебя до конца собственной, такой короткой, жизни. Да, верными… Какая у нас разница во времени с Калифорнией? Я понятия не имела, но, набрав Андрея по скайпу, почти сразу же увидела на экране его лицо. Он не выглядел заспанным и, кажется, обрадовался моему звонку.
– Агния, привет! – воскликнул он, прильнув к экрану. – Надеюсь, ничего не случилось?
– А почему что-то должно случиться?
– У тебя все в порядке? – спросил Андрей озабоченно. – Ты выглядишь утомленной.
Ну вот, опять – уже дважды за последние пару часов! Может, мне и в самом деле стоит взять отпуск?
– Есть дело, – сказала я. – Ты правда имел что-то в виду, когда оставлял меня за главную, или это просто шутка такая?
* * *Туман ровным сизым слоем стелился по опушке леса, нависая над свинцово-серой гладью заводи Уссури, делая ее похожей на запотевшее зеркало. Зеркало, которое в этот ранний утренний час ничего не отражало, зато поглощало робкий свет прорезающегося сквозь туман и облака солнца и звуки начавшей пробуждаться тайги. Если подумать, картинка напоминала китайскую или японскую живопись – ее неясный, затуманенный стиль, легкие касания кисточки на рисовой бумаге, словно в мире не существовало четких форм, а лишь игра света и теней.
– Красиво, да?
Денис словно очнулся при звуке голоса Синицы: он и забыл, что паренек находится рядом. Типчик, его овчарка, заглядывал в лицо, словно запрашивая указаний. Положив ладонь на голову собаки, Денис почесал Типчика за ухом.
– Да, – сказал он словно бы неохотно, – красиво…
– Трудно поверить, что до города всего тридцать километров! – подхватил Синица.
«Ну все в нем хорошо, – с легким оттенком раздражения подумал Денис, – но уж больно разговорчивый!» Оно и понятно: в семье Жоры Синицына тринадцать человек, включая мать и отчима, и такая штука, как тишина, вряд ли ему знакома. Даже сейчас, когда Денис благоговейно вглядывался в красивую картинку перед глазами, Синица не мог помолчать. Вспомнилось расхожее высказывание, приписываемое Козьме Пруткову: «Если у тебя есть фонтан, заткни его – дай отдохнуть и фонтану!» «Фонтан» Синицы явно нуждался в огромной пробке. С другой стороны, Денис не мог прямым текстом сообщить об этом спутнику, не желая его обижать – Синице и так доставалось. Маленький, худой, он с первого дня почувствовал в Денисе защитника и прибился к нему, как в дикой природе слабая особь прибивается к более сильной. Синица ходил за Денисом хвостом, и он уже привык к присутствию паренька. Если бы не его постоянная трескотня!
Денис находился на погранзаставе имени майора Баграмова уже вторую неделю. Неизвестно какими путями, но тете Агнии и Никите, используя связи Лицкявичуса, удалось устроить его «перевод». Документы, состряпанные по самому высшему разряду, доставили начальству за несколько дней до его появления. К счастью, Денис не вызвал подозрений, так как приехал не один: вместе с ним прибыли еще восемь человек, но только он один попал в кинологическую службу. Тетя Агния решила, что это место для него – наиболее безопасное. Денис ничего не имел против этого: он любил собак и быстро нашел общий язык со своими подопечными. А вот как Синица попал в кинологию – вообще непонятно, ведь он как огня боялся любой живности, включая коз, коров и даже кошек. Подходя к вольерам, он обливался струями холодного пота, дрожащими руками зачерпывал кашу и, изо всех сил стараясь не расплескать, отвернув голову в сторону, разливал ее по мискам. Животные чувствовали его страх. Человек никогда не должен показывать, что боится – тем самым он позволяет собакам почувствовать себя хозяевами положения. И они, несмотря на кажущуюся простоту мышления, отыгрывались на Синице, каждый раз встречая его появление громким лаем. Денис только посмеивался, глядя на эту демонстрацию силы, и тщетно пытался внушить пареньку, что необходимо сразу поставить псов на место, наглядно продемонстрировав, кто на самом деле является хозяином.
Всего на заставе находилось пятьдесят человек личного состава, самыми колоритными из которых являлись начальник заставы полковник Илья Зосимович Акиньшин, которого солдаты видели редко; капитан Михаил Богданович Руденчик по кличке Изюбрь, который занимался личным составом кинологического подразделения; а также замначальника подполковник Крыласов, отвечающий за политработу и контрактников. Денис знал, что в течение года заставу собираются переформировать, оставив только контрактников и сделав из них профессиональное армейское подразделение. Подготовка к этому шла полным ходом, и контрактники уже служили бок о бок с солдатами-срочниками.
До Китая от заставы рукой подать – буквально восемьсот метров. С берега прекрасно видны строящаяся площадь Солнца в китайском Усучжене и русская часовня на Большом Уссурийском острове. На заставе поговаривали, что она мозолит китайцам глаза, поэтому они специально построили дамбу, чтобы течение поменялось и русский берег размывало сильнее, а китайский, наоборот, наносило. С тех пор как половина Большого Уссурийского стала китайской территорией, в Усучжене закипели строительные работы. За год выстроили площадь Солнца с огромным сооружением в виде иероглифа «Восток» – таким образом китайцы обозначили свою самую северо-восточную точку. За тот же срок с берега на остров протянулись два моста – сначала понтонный, потом обычный. На острове построили новую погранзаставу. Все это Денис выяснил в первые несколько дней, как и то, что в ближайшее время китайцы, похоже, собираются строить по соседству торгово-развлекательный центр. Он знал, что капитан Руденчик относится к передаче половины Большого Уссурийского Китаю резко отрицательно, считая, что «негоже разбазаривать нашу землю, завоеванную отцами и дедами». Тем не менее все полагали, что, когда усучженьский комплекс отстроится, половина Хабаровска будет туда ездить на выходные. Пару раз Денису удалось прокатиться на катере береговой охраны, с которого видно оба берега сразу: и наш, и китайский. Сравнение, увы, оказалось не в нашу пользу: весь их берег на протяжении тридцати километров поднят на пять метров и укреплен бетонными плитами так, что его даже цунами не смоет. На российской же стороне торчали какие-то колья, да и то всего с десяток метров, только возле наблюдательного пункта пограничников на острове – «Укрепрайон, твою м…ть!» – как бросил однажды сквозь зубы Руденчик. Он уже давненько подбирался к тому, чтобы изменить ситуацию, но от него на заставе мало что зависело. Всем заправлял Акиньшин, который готовился к высокому назначению в Москву, поэтому ему, в сущности, было плевать на то, что укрепрайон можно и в самом деле превратить в таковой всего за неделю – при желании, разумеется!
Положение на погранзаставе оказалось вовсе не таким, как представлял себе Денис. Он считал, что здесь каждый день происходят незаконные переходы границы, поимка нарушителей и перестрелки. Как же он ошибался! Жизнь текла тихо и размеренно, практически не нарушаемая происшествиями – ну, разве что в поселке у кого-то корова отелится или пастух напьется да набедокурит. А то еще, случается, лиса кур подавит, и тогда по какой-то непонятной причине хозяйка курятника прибежит к Акиньшину жаловаться – как будто пограничники должны селян от диких животных охранять! Тетя Агния, конечно, предупреждала, чтобы он не ждал приключений в стиле Джеймса Бонда. Она даже подчеркивала, что отправляет Дениса на это «дело» только потому, что абсолютно уверена в его относительной безопасности. С тех пор как Павел Кобзев, психиатр ОМР, поставил Денису диагноз, звучавший как «адреналиновая зависимость», он честно пытался преодолеть свою неуемную тягу к авантюрам. К счастью, Кобзев отказался от лекарственной терапии, иначе, как поначалу опасался Денис, он вполне мог превратиться в овощ, которому ничего в жизни не нужно, кроме тарелки супа и «Поля чудес» по телику по вечерам. Денис с тоской вспоминал бои без правил, запах арены – этот аромат соленого пота, песка и крови, смешанный с висящим в воздухе возбуждением, приправленный громкими приветственными криками и воем толпы. Это было незабываемо, и, если тетя Агния думала, что Денис избавился от тяги к приключениям, она сильно ошибалась. Он очень старался не доставлять ей неприятностей, зная, как огорчают ее его эскапады – в конце концов, она и Дэн – единственные в этом мире люди, которым он небезразличен, а значит, надо их беречь и ограждать от неприятностей. И все же поимка шпионов помогла бы ему немного развеяться. Основной контингент нарушителей здесь – рыбаки на джонках. Капитан Руденчик как-то обронил на ходу, что в прошлые годы их брали довольно много. Рыбаки относятся к беднейшим слоям китайского населения. Малограмотные, побитые жизнью и вынужденные работать за гроши, они соглашаются на любые условия, ведомые желанием наловить свои двадцать килограммов рыбы и выполнить «план». Однако в последнее время число нарушителей снизилось, ведь в тюрьму попадать никому неохота. Рыбаки наконец-то поняли, что граница не только патрулируется катерами, но каждый ее метр просматривается камерами наблюдения. Китайские власти, со своей стороны, тоже ведут разъяснительную работу – им ни к чему конфликты.
