Виктор Дан - Когда плачет скрипка. Часть 1
Разглядывание было прервано хриплым голосом:
– Вы кто? Вам чего надо?!
– Я от старых друзей Ларисы. Хочу с Вами поговорить. Есть планы написать о ней книгу как о безвременно угасшей восходящей звезде музыки… – Михаил мысленно ругал себя за неожиданное косноязычие. Нужно было подготовиться заранее, а не импровизировать.
– Какие разговоры? Какие книги? Хотите заработать на смерти моей дочери?! – Смрад винного перегара и табака достигли Михаила раньше, чем слова.
– Ее все любили. Все о ней помнят. Лариса достойна, чтобы увековечили ее память. Эта книга нужна людям!
Старуха замолчала, что-то соображая, наконец, заговорила:
– В доме ничего нет. Ни вина, ни водки, ни чая… Я так нуждаюсь! Последнее повышение цен совсем меня добило. Мне нечем встретить гостя. Не могли бы Вы… Магазин на углу.
– Не беспокойтесь. Я сейчас.
«Старуха с похмелья. Какая трагедия! Она не выдержала удара, спилась и опустилась. Да и кто может вынести такое?! Его, Михаила, ребенок еще не родился, а он в ужасе только от мысли, что с его ребенком нечто подобное может случиться».
Михаил купил крепленое вино, пустую бутылку от которого разглядел на полу в прихожей, пачку чая, печенье и полкилограмма сыра. Рассовал все по многочисленным карманам куртки. Вино завернул в оберточную бумагу, которую еле-еле выпросил у продавщицы, пустив в ход все свое обаяние. Не хотелось, чтобы соседи глазели, так как бутылку пришлось нести в руках.
На этот раз хозяйка впустила в квартиру. По извилистому коридору мимо каких-то полупустых комнатушек они прошли на крохотную кухню с газовой печкой, старым холодильником и столом. В углу – рукомойник с краном только холодной воды.
Хозяйка взяла бутылку, остальное отложила в сторону. Ловким движением обрезала пластмассовую пробку. Потом одумалась. Наполнила чайник и поставила на огонь. Газ был уже зажжен, когда они вошли – идиотская местная привычка экономить спички.
Они перешли в комнату, которая вероятно служила гостиной: шкаф для посуды, телевизор, продавленный диван и пара стульев у круглого стола. Очень мало предметов за стеклянной дверцей шкафа, разношерстная, старая, словно со свалки, мебель.
«Да, бедность – не порок. Бедность – следствие пороков!» – подумал Михаил, усаживаясь на стул, предложенный хозяйкой.
Она достала из шкафа два чистых стакана. Налила.
– Скоро четвертая годовщина как ее нет. Помянем! – выпила.
Налила еще. Потерла покрасневшие глаза. Выпила. Глаза заблестели от слез и вина.
Михаил отлил половину из своего в ее стакан. Старуха не возражала. Остальное он выпил.
– Вы покажете ее комнату?
– Идите за мной.
Опять извилистый коридор, заканчивающийся дверью в торце и дверью налево. За дверью налево комната Ларисы – угловая, в два окна.
«Так вторая дверь – на улицу!» – догадался Михаил. Уточнил у хозяйки. Да, это так. Ею пользовалась Лариса, чтобы никого не беспокоить, когда поздно возвращалась с концерта.
В комнате – платяной шкаф, зеркало на дверце шкафа, зеркало на стене, трельяж в углу между окнами и неожиданно – шикарная двуспальная кровать, слишком большая для маленькой девичьей комнаты.
– Говорят, она красиво одевалась, – Михаил подступался к одному из главных вопросов.
– О, да! Я ее одевала, словно королеву, и похороны были королевскими! Таких не было в городе…
Она быстро пьянела. Нужно приступать к делу, пока не поздно.
– Вы не могли бы показать что-нибудь из ее гардероба?
– Боюсь, что нет. Она меня простит! Почти все пришлось продать…
– И обувь?
– Да, и обувь.
– А где ее знаменитая скрипка?
– Скрипку купил ее преподаватель, очень просил, и я уступила.
– Как получилось, что скрипка не пропала? Может, вам мои вопросы кажутся неуместными!?
– Скрипка была дома.
– Вы не помните, в тот злополучный день Лариса до убийства заходила домой?
Старуха менялась на глазах. Злость исказила ее лицо:
– Писатель! Сказал бы сразу, что мент, может, я бы все рассказала. А так убирайся из дома! Тебя тоже купили эти жиды проклятые? Здесь всех купили! В области всех купили! В Москве всех купили! Откупились от суда, откупились от расстрела этому подонку! Как я вас всех ненавижу!
Ее окончательно развезло. Михаил поспешил удалиться. Он вышел за калитку на улицу, но не ушел, пока не разглядел как следует второй выход из квартиры Ларисы.
Чуть дальше в заборе была еще одна узкая, только для пешеходов, калитка. Дорожку от угла дома до калитки от остальной части двора отделяла плотная стена из сиреневых кустов и от соседнего двора – высокий сплошной кирпичный забор. Можно войти и выйти на улицу совершенно незаметно для соседей и даже для хозяйки квартиры.
«Что так разозлило мать Ларисы? Она что-то скрывает или просто подозревает, что вопрос как-то связан с попыткой доказать невиновность Ярмака и его друзей? Она фанатично убеждена, что убийство совершили они. Конечно, невозможно рассчитывать на объективность матери, понесшей такую утрату. Но, с другой стороны, у этих парней тоже есть родители. А если они жертвы судебной ошибки? Хорошо, что еще не расстреляли!» – Михаил размышлял и продолжал обход места события.
Переулок Санаторный очень короткий, всего четыре дома, и является тупиком, так как упирается в хозяйственные ворота ночного санатория «Каштан».
Одна сторона переулка – высокий забор этого же санатория. Вдоль забора тротуар с разбитым асфальтом. Проезжая часть переулка с двух сторон обсажена деревьями и несколькими рядами кустов, в основном, сирени. Кое-где встречаются шиповник и барбарис. Довольно глухое место вечером, хотя и в сотне шагов от оживленных улиц.
Михаил решил пройти по маршруту Ярмака и его друзей до дома Каролины, потом уже поговорить с соседями.
Погода была сырая, ветряная, но без дождя. И на том спасибо!
Дверь открыла женщина, явно старше Каролины.
– Здравствуйте! Я хотел бы видеть Каролину.
– Она давно здесь не живет.
– Но она прописана здесь.
– Я ее родная сестра. Сейчас она живет у меня. А вы кто?
– Следователь ГорУВД. Мне нужно с ней переговорить, задать пару вопросов.
– Вы и так своими вопросами чуть не погубили ей жизнь.
– Это утверждение спорно, но не хочу затевать дискуссию. Хуже будет, если ее начнет разыскивать милиция, оштрафует за проживание без прописки, потом пришлет повестку с вызовом к следователю и так далее… Право, лучше, если я переговорю с ней неофициально.
– Она не здесь. Мы живем в поселке Новая Шахта. После суда обменялись квартирами, но документы не оформили. Полтора года назад она вышла замуж. Муж очень ревнивый, а она дорожит семьей.
– Это далеко?
– Тридцать пять километров. Автобус от Северной автостанции ходит через каждый час.
– А телефон у вас есть?
– Нет. Обычно мы звоним на почту, которая рядом с домом, с уведомлением.
Михаил записал адрес и вежливо попрощался.
Он вернулся на злополучный перекресток улицы Приморской и переулка Санаторного. Его заинтересовал одноэтажный, как и все дома вокруг, дом, из которого должен хорошо просматриваться переулок Санаторный почти до места убийства.
Он открыл калитку в невысоком деревянном заборе и оказался в уютном дворике. Этот дом также был многоквартирным. Михаил позвонил в угловую квартиру. Дверь открыла молодая женщина с годовалым ребенком на руках.
– Я из милиции. Вы позволите посмотреть на улицу из ваших окон?
– А что случилось?
– Это случилось четыре года назад.
– Валера! Это к тебе!
В двери показались лицо, а затем и торс молодого крепыша, похоже, ровесника Михаила.
– Кто меня спрашивает?
Михаил представился, показал мельком служебное удостоверение.
– Что Вас конкретно интересует?
– Четыре года назад здесь в переулке убили девушку…
– Знаю. Ну и что?
– Это было при вас?
Парень заметно занервничал.
– Это случилось за месяц до армии. Так ведь убийцу нашли! Мать писала мне на службу, что суд состоялся.
– Все не так просто. Вы ее знали?
– Еще бы! Она моя одноклассница…
– Мы могли бы поговорить?
– Да, но лучше во дворе… – он сделал паузу, подыскивая мотивировку. – Жена будет укладывать ребенка спать.
– Хорошо. Но сначала я хотел бы взглянуть из ваших окон на улицу.
«Парню явно не по себе!» – заметил Михаил реакцию Валеры на его последние слова.
– Пожалуйста, пожалуйста! – выдавил Валера угасшим голосом.
Михаил снял кроссовки и в носках прошел в угловую комнату. Из окна хорошо просматривался переулок, но место убийства было наглухо закрыто кустами сирени и кроной наклонно растущего дерева.
Во дворе дома они уселись на свободную лавку, подальше от, других, занятых судачащими соседками.
