Елена Яковлева - По правилам корриды
Вот это тирада! На этот раз ей уж точно пришлось разевать свой беззубый рот во всю ширь. Надо полагать, Вика и красавчик вдоволь налюбовались ее гнилыми пеньками. Да, здорово же она сдала, а ведь если судить по Юлии, в молодости, наверное, очень даже ничего собой была. Или Юлька в отца пошла, того, что в экспедициях пропадал?
— Ах, она опеки захотела! — заголосила не на шутку распалившаяся Виктория. Того и гляди до потасовки дойдет.
А что, любопытно было бы посмотреть, как они вцепятся друг дружке в космы. Машка не выдержала и на цыпочках подошла к двери, попробовала чуть-чуть ее приоткрыть — ей и нужна-то была всего лишь узенькая щелочка, а та возьми и скрипни. Тихо-тихо, но у этой поганки Вики слух, как у кошки. Сразу насторожилась и приложила палец к губам:
— Стоп! А это еще что такое?
И прямиком шасть в свою комнату.
Машка сразу отскочила к комоду, на котором оставила тряпку, и снова тереть, тереть…
— Та-ак… — многозначительно процедила сквозь зубы маленькая стервоза и навела на Машку белые от злости глаза. — Я так и знала, подслушиваешь, как всегда!
— Еще чего! — вспыхнула Машка. — Я убираюсь, не видишь? Сейчас как раз мои часы.
— Я тебе тысячу раз говорила, — Вика просто задыхалась от ненависти, — в моей комнате не лазить. Пусть здесь лучше будет пыль, грязь — да что угодно, вплоть до мухоморов, но чтобы твоя нога сюда не ступала!
— Да ну тебя к черту, — пробормотала Машка и, подхватив свою тряпку, перебралась на кухню. От греха подальше. Проходя через гостиную, она, разумеется, бросила пару-тройку пытливых взглядов на общипанную курицу и прибитого пыльным мешком красавчика.
На кухне не было слышно ни словечка. К тому же неблагодарная Юлькина падчерица специально завела в гостиной магнитофон. Машка села на табурет и задумчиво почесала затылок. Да-а, дела, семейка-то не вылезает из скандалов, мало-помалу принимающих хроническую форму. Уж чего только не было, вплоть до принародных Юлькиных прогулок по карнизу, и вот нате вам, кое-что новенькое — возникает старая рухлядь Юлькина мамаша и тоже претендует на свою долю. Кто следующий, интересно? А уж выгодней всего это Измайлову, козыри сами к нему в руки идут.
Да и сама Машка могла бы запросто воспользоваться ситуацией, но не такая она дура, чтобы лезть на рожон раньше времени. Она еще подождет, совсем немного подождет. Зачем, обдирая коленки, карабкаться на отвесную стенку, если ее, эту стенку, можно запросто обойти? Машка так долго заметала углы, что научилась из этих углов видеть больше и лучше, чем те, за кем она прибирала. Они все больше по верхам смотрели, а Машка — под ноги, ни одну пылинку-соринку не пропускала. А эти самоуверенные засранцы ни разу не удосужились за собой подтереть, слишком гордые были, вот пусть теперь и барахтаются в собственном дерьме. У них еще долго голова болеть будет, еще долго…
А это что? Никак дверь хлопнула? Видать, общипанную курицу выставили. Машка вспорхнула с табурета и кинулась к окну: так и есть, минуты через две Юлькина мамаша выкатилась из подъезда. Ну и швабра, честное слово! Вон-вон, подол-то у юбки отпоролся, свисает, кофта мохеровая вся свалялась… Ни дать ни взять бомжиха с Ярославского вокзала, а туда же. Смотри-ка, обернулась, лупает на окна. Интересно все-таки, что там было в гостиной после того, как Машку прогнали? Подрались они в конце концов или нет?
На кухню заглянула Вика, повела своими раскосыми, как у рыси, зелеными гляделками:
— Все шпионишь?
Машка не ответила, только обиженно засопела носом.
— Кроме этой шакалихи, кто-нибудь сегодня приходил? Или звонил?
Машка хотела было буркнуть, что ее это все не касается, она тут домработница, а не швейцар какой-нибудь, но в последнее мгновение передумала. Так сильно ей захотелось позлить эту маленькую стервозу.
— Из… из Союза художников приходили, — пробормотала Машка вроде бы равнодушно, а сама исподтишка покосилась на Вику: как та отреагирует?
А та прямо вспыхнула:
— Кто?
Машка пожала плечами:
— Какой-то мужик в помятом пиджаке. Спрашивал вдову.
— А фамилия, как его фамилия?
— Откуда я з…знаю? — Машка принялась протирать кухонное окно, показывая своим занятым видом, что она здесь не секретарь, а домработница.
— И чего ему надо было?
— Не знаю, — буркнула Машка, с остервенением водя тряпкой по стеклу.
Вика плюхнулась на высокий табурет, закинув ногу на ногу. И без того короткая юбка задралась и обнажила тощие бледные ляжки, по крайней мере, на Машкин взгляд. И тем не менее эта маленькая сучка мужским вниманием не обделена, совсем не обделена. Больше того, она…
— Что-то мне не нравятся такие визиты, — задумчиво произнесла она, закуривая сигарету. Уже год она смолила не скрываясь, и ровно столько же времени в доме не было мира. Вика не простила Юлии Филиппа и отравляла ей жизнь чем только могла, как говорится, любыми доступными способами и подручными средствами. И в этом деле она зашла далеко, очень далеко, но Машка здесь посторонняя, всего лишь домработница, и хозяйские проблемы ей по барабану. А если честно, то они ей даже на руку.
— Как он выглядел?
— Кто? — Машка сделала вид, что не поняла.
Вика посмотрела на нее, как на последнюю тупицу:
— Ну тот, что приходил из Союза художников!
— А, этот… Пожилой дядька в мятом костюме… — Машка немного подумала. — Выбрит плохо…
— Немаловажная деталь!.. — презрительно фыркнула Вика и нервно затянулась.
Глава 9
Лиля выписывала круги около дома на Кутузовском уже битый час. Страшная, как смертный грех, Филиппова домработница заявила, что Филиппа дома нет. Лиля спросила, когда он будет, а страшила заявила, что понятия не имеет, и захлопнула дверь.
— Чтоб ты провалилась… — в сердцах проворчала Лиля, уверенная в том, что Филипп-то как раз дома, просто прячется по своему обыкновению. На телефонные звонки он тоже не отвечает, и однажды она явственно разобрала в трубке его сдавленный возглас: «Скажи, что меня нет».
— Ну хорошо же, Филя, хорошо, — бормотала себе под нос Лиля, спускаясь по ступенькам, — я ведь все равно тебя достану… Измором возьму… Выйдешь же ты когда-нибудь!
Она даже отказалась от предварительного намерения выбрать себе какой-нибудь укромный уголок в качестве наблюдательного пункта, напротив, стала демонстративно разгуливать перед подъездом. Пусть этот подлый трус высунется из-за шторки и оценит серьезность ее намерений. В какой-то момент она даже остановилась и, по-хозяйски подбоченясь, уставилась на Филипповы окна: ну давай же, давай, козел, шевелись, я ведь не шучу. Будешь кочевряжиться, я, как и обещала, устрою тебе счастливую жизнь со всеми вытекающими последствиями.
Филипп избегал ее уже два месяца и, что намного хуже, столько же не давал денег, ни копейки, тем самым грубо нарушая их договор, и вообще он удалялся, удалялся от нее, Лиля это чувствовала. У нее больше не было сомнений: он собирается взять весь куш себе, как будто она здесь ни при чем. Как будто не она все это устроила, такой вариант подобрала! А теперь, когда дело на мази, он и знаться с ней не желает. «А вот и фигу тебе, ничего у тебя не выйдет», — мысленно пообещала она Филиппу и приняла особенно воинственную позу.
Да если бы не она, Лиля, где бы он был сейчас, этот безмозглый красавец? Хвосты коровам крутил бы в родном селе под Тирасполем! Она привезла его в Москву, она придумала ему непыльный способ быть всегда при деньгах, сам-то он — с одной извилиной. И пока он немного обтесался и хоть чему-нибудь научился, она его на своем горбу тащила как проклятая, кормила, поила, одевала… Да если на то пошло, он на ней гирей висел, а мамочка его только весточки слала: «Лилечка, не бросай его, а то пропадет!» Еще бы, у нее, кроме старшенького красавчика, еще пятеро, мал мала меньше, причем все девки, вот она и рада, что хоть одного с рук спихнула.
А какой он был дикий, страшно вспомнить! Ну ничего поручить нельзя было! Глазищи свои ряззявит, а в них лишь детская беспомощность. И ей приходилось все самой, самой, и это имея при себе здорового мужика-нахлебника. А старухи эти вонючие! От воспоминаний о них Лилю прямо передернуло. Ничем она тогда не брезговала, даже клофелином. А страхов сколько она натерпелась, а неприятностей! А этот синеглазый охламон просто стоял рядом с растерянной физиономией и повторял дрожащим голоском:
— А может, не надо… Лиля, мо… может, не надо?..
Как будто она от хорошей жизни на это пошла!
Ну где же он, где этот придурок? Лиля опять посмотрела на окна, за которыми словно бы все вымерло, даже тюль от ветерка не шелохнется.
И тут ей наконец повезло. Она его увидела. Только вышел он не из подъезда, а из машины — темно-зеленого «Фольксвагена», — заметил ее и сразу изменился в лице, видать, не рассчитывал на встречу. Но бежать было поздно.
