Оксана Обухова - Немного страха в холодной воде
Парни дотопали до канавы, любитель длинноногих девочек спрыгнул вниз, исследовал высохшее русло и почему-то принял неправильное решение — молча и кратко махнул ладонью в сторону дороги на бетонку, показал два пальца, и пара ленивых приятелей, отделившись, пошуршала в обход бивуака.
В клещи взять хотят, усмехнулась баба Надя. Обтерла мокрющее лицо воротничком платья и ходко порысила к берегу, где, подобрав подол, перебралась через притопленный конец сетки на прилежащую территорию.
На сноп зверобоя в кустах, разумеется, плюнула. Не до лечебных трав, ноги бы унести. Вдоль камыша по берегу выбралась на тропинку к баням, оглядываясь и поминутно приседая в высокую траву, добралась до Парамонова и очень удивила Матрену Пантелеевну своим появлением со стороны тылов деревни.
Матрена сидела в тенечке под яблоней, разбирала на кучки какие-то корявые корешки и бабу Надю вначале не узнала. Распаренная и всклокоченная тетка прошмыгнула в заднюю калитку испуганной кошкой, стряхнула с перепачканного платья налипшие листики и травинки, поглядела пристально вдаль через забор и, повернувшись, спросила голосом Надежды Прохоровны:
— Я в душ пройду?
Матрена машинально кивнула.
Больше всего на свете хотелось в тот момент Надежде Прохоровне смыть липкий страх с тела!
Все платье со спины намокло, когда казалось, что в эту спину нож вот-вот воткнется!
Но недоуменные глаза Матрены требовали отчета. Надежда Прохоровна прокрутила в голове примерные варианты ответа — заблудилась в трех соснах, наткнулась на дохлого медведя и с перепугу зверобой потеряла… Сочинила микс и отрапортовала:
— Заблудилась маленько, перепугалась и зверобой потеряла. Ничего, если завтра по новой схожу? — рассказывать и без того изнервничавшейся золовке о парнях в лесу — с кольями и ножиками! — разумеется, не стала. С Матрены мыслей об убиенном Мухине достаточно.
Крайне удивленная родственница безмолвно покивала и проводила мокрую бабы-Надину спину задумчивым взглядом — ох, не спокойно что-то в Парамонове, неладно. Надежда только-только приехала, в лес нос разочек сунула, а уже как очумелая ходит… В перепачканном платье.
Неспокойно в Парамонове нынче, боязно, надо старую дедову двустволку, что на чердаке припрятана, вытащить, почистить да в уголок в избе поставить…
Полоскание под теплыми струями воды из прогретой под солнцем бочки на крыше летнего душа пошло Надежде Прохоровне на пользу.
Вспоминая недавний страх и ужас, бабушка даже всплакнула немного, пожаловалась сама себе на неполадки — содранные ладони, исцарапанные колени… В волосах сплошной мусор… Хорошо, хоть никого из парамоновцев на задах не встретила, не опозорилась!
Ох, горюшко ты горькое, мамочки родные!..
В этом месте следует заметить, что слезы на Надежду Прохоровну отродясь имели нетипичное воздействие — она от них не размокала, не раскисала, а начинала злиться на эдакую мокроту под носом, на личную слабонервность и малодушие. Ярилась просто! Сама себя за слабость презирала! Встреться ей в тот момент при выходе из душа любой из бритоголовых малолеток — летел бы до забора вверх тормашками! Казалось, возле родимых Васиных стен она б и двух мерзавцев раскидала!
«Ишь! Моду взяли — стариков в лесу пугать! — (О том, что парни никакой старушки в малиннике в глаза не видели, естественно, забыла. Припоминала только униженное ползание по кустам, прыжок в канаву, узкий желоб водостока… Гневом равновесие душевное восстанавливала — это уж, господа, у кого как получается, кто как привык…) — Ну я вам покажу, вы у меня попляшите, я вам пропишу по первое число!»
Разозленная и дивно чистая, надела Надежда Прохоровна самое нарядное платье, ажурные носочки, шляпку, мазнула по губам помадой и при полном параде вышла в огород:
— Матрена. Я в Красное Знамя. Как думаешь, Карпыч подбросит?
— Завтра, может, и подбросит, — задумчиво проговорила Мотя. — А нынче он в райцентр подался, какую-то справку в собесе выколачивать. Заходил предупредить, когда ты за зверобоем отправилась…
— Ну надо же… — пробормотала баба Надя и в первую очередь подумала совсем не о цели визита в ближайший поселок, а об ажурных беленьких носочках, которые через триста метров пыли наглотаются и в серые тряпочки превратятся, а жаль. Хотелось бы явиться в поселковое отделение милиции при всем столичном параде, в чистоте и свежести, так сказать, как истинная знаменитость. Карпыч бы об этом обязательно не преминул покудахтать — сделал бы рекламу в лучшем виде…
Пожевав губами, Надежда Прохоровна опустилась на лавочку в тенечке, сняла носки и снова натянула босоножки — их от пыли можно и лопушком перед крыльцом милиции протереть, коли запачкаются. Носочки прибрала в светленькую городскую сумочку и кивнула невестке:
— Пешком пойду, Матрена. — Золовка оглядывала ее очень странным взглядом, и баба Надя решила немного объясниться. Соврать маленько то есть. — Хочу в сельмаг наведаться. Колбаски свежей прикупить, сырку, хлебца мягкого…
— Так есть, — не скрывая недоумения, подняла вверх остренькие плечи Матрена. — Полный холодильник набит.
— Ну надо мне, Мотя, надо! — почти крикнула Надежда Прохоровна и про себя решила так — следует в поселке Матрене гостинец купить. Для отмазки. Утюг, например, а то пользуется тяжеленным доисторическим чудовищем с обмотанным изолентой проводом. Так и до пожара недалеко… Увидит Матрена утюг, подумает — сюрприз готовила родственница, смущать не хотела, а то бы обязательно от подарка отказываться начала…
Надежда Прохоровна пристально поглядела на золовку… Навряд ли. Навряд ли удастся провести Матрену, но делать нечего, утюг хоть каким-то объяснением будет. Пробормотала: «Я быстро, Мотя, туда и обратно». Получила рекомендацию: «Задерживаться будешь, позвони». И ходко поковыляла к калитке: колени содранные гудели — просто жуть! На каждое прикосновение подола зудом отзывались!
Но валяться на диване и лелеять свои болячки Надежда Прохоровна не умела. Натура не та. Отродясь Надежда Губкина перед трудностями в виде двух километров по жаре не пасовала — в сумочке лежали бинт и скляночка с перекисью водорода, а это все, что слегка раненой старушке надо. Воодушевленная собственной стойкостью, Надежда Прохоровна без проблем проскочила пятисотметровый отрезок дороги через парамоновские поля, добралась до леска, по которому Синявка протекала, и там уселась на пенечке — отдышаться. На парамоновские прелести с опушки глянуть.
Красота! Не такая, как в сосновом бору, тут больше перепутанные кусты вдоль дороги встали, но тоже есть на что поглядеть: по полю бабочки порхают, деревня вся как на ладошке, пичужки по кустам шуршат…
Красота!
Еще бы не было так жарко. И мысли бы злокозненные душу не смущали.
Совсем не так мечталась бабе Наде в Москве эта поездка. В мечтах она представляла себя крутой помощницей на огороде, как несгибаемо будет окучивать картошку и сорняки полоть…
В реальности же сидит на пне в шляпке и готовит вступительную речь для поселковой милиции. Жаловаться на участкового Андрюху, разумеется, не станет — пусть селяне сами между собой разбираются. А вот попросить милиционеров проверить документы у парней в лесу и заодно узнать, что новенького в расследовании убийства Мухина появилось — это дело. Андрюша-олух даже на простейший вопрос «Почему Федька в рабочее время дома отирался?» ответить не пожелал.
Надежда Прохоровна встала с пня, отряхнула сзади платье и ходко отправилась дальше по почти заросшим автомобильным колеям до неширокого моста через Синявку.
Лес обступал дорогу прогретой душной стеной, колеи бугрились в местах подсохших луж, босоножки на влажных ступнях то и дело подворачивались на подлых бугорках — совсем неприветливой стала короткая дорога на Парамоново.
Шляпка еще эта — футы-нуты! — на глаза сползает. Вырядилась, дурища городская! Еще бы очки от солнца на нос нацепила! Ползи теперь, ремешками босоножек за сухостой цепляйся…
Когда через Синявку по полуразрушенному мосту пробиралась, чуть сумочку в реку не уронила. Щели в том мосту — Андрюха-участковый пролетит, пуговицей не зацепится!
Совсем разучилась баба Надя жару переносить. От каждого шага по разбитой дороге настроение начинало портиться, философский настрой неумолимо исчезал. Зато во множестве появлялись мухи и слепни.
Зачем пошла пешком?! Неужто не могла Фельдмаршала дождаться и с удобством на «запорожце» к отделению подкатить?!
…Метров через восемьсот лесистый участок закончился, колеи пошли по полю, за которым виднелся поселок. С открытого участка дул жаркий, но ощутимый ветерок, Надежда Прохоровна сказала себе — полкилометра, Надя, осталось, и добавила ходу.
На главной площади поселка шла вялая торговля сельхозпродуктами. Три бабушки разложили на прилавке возле продмага пупырчатые огурчики, баночки с медом и сметаной, пучки зелени и кабачки. Надежда Прохоровна устало проплелась мимо торговок, перешла площадь и поднялась на крыльцо отделения милиции.
