Олег Шмелев - Три Черепахи
Ровно в два Басков и Серегин поднялись на третий этаж. Бумажки на двери квартиры № 32 не было.
Басков позвонил.
Дверь открыла высокая полная женщина лет сорока, с очень свежим цветом лица, тронутого загаром. Пепельные волосы острижены коротко. Чуть вздернутый нос, серые с голубым проблеском глаза. Старенькое, в мелкий красный горошек ситцевое платье с коротким рукавом сидело в обтяжку. Она поправила упавшую на лоб прядь, и Басков обратил внимание, что пальцы у нее в ссадинах, а под ногтями как будто земля. Маникюра и следов нет.
– Здравствуйте, – сказал Басков.
– Добрый день, Ольга Андреевна, – вслед за ним сказал Серегин.
Таких гостей она явно не ожидала и была удивлена.
– Здравствуйте, – грудным контральтовым голосом ответила Ольга Андреевна. – Вы ко мне? – Она немного растерялась, настороженность мелькнула в глазах, но тут же на лице появилась робкая улыбка. Отступив и давая им дорогу, она пригласила: – Прошу, входите… Извините, встречаю в таком виде… Я только-только с садового участка.
В квартире пахло земляникой и укропом.
Прошли в комнату.
– Надо бы спросить, кто такие, – сказал Басков как можно более мягко и протянул Ольге Андреевне раскрытое удостоверение. – Мы из Москвы, из МУРа. Надо поговорить немножко.
Она не стала смотреть удостоверение, она была испугана.
– Что случилось? С Игорем что-нибудь?
– Почему вы думаете, что с Игорем? – спросил Басков. – Вы имеете в виду брата?
Она в растерянности переводила взгляд то на одного, то на другого.
– Он должен был приехать еще в субботу, а сегодня среда…
– Случилось несчастье. Но он жив и будет жить… Сейчас в Москве, в больнице… Вы не беспокойтесь.
Ольга Андреевна предложила им стулья, стоявшие у круглого обеденного стола, сама опустилась на тахту.
– Но это что-то серьезное?
– Достаточно серьезно.
Чтобы снять напряжение, в разговор вступил Серегин.
– А я ведь вас еще вот какой знал. – Серегин показал рукой на метр от пола, и голос его звучал при этом так, словно он говорил с ребенком. – Не помните Серьгу, Игорева дружка?
Она как-то беспомощно пожала плечами: переход был для нее слишком резок и неожидан.
– Я в сорок первом в октябре отсюда уехал, вы тогда в первый класс пошли, – продолжал Серегин.
Ольга Андреевна нахмурила лоб, а потом ласково взглянула на него.
– Это ваша мама мне свою шубку переделала, кротовую? Вы в шестой квартире жили? На втором этаже?
– Точно.
– Ну как же, вспомнила… Только вот лицо ваше…
– Мудрено. Без малого сорок лет прошло.
– Мне Игорь про вас много рассказывал… Уже после войны…
– Я его тоже не забывал. – Серегин словно оправдывался.
Но это лирическое отступление не отвлекло Ольгу Андреевну от грозного смысла слов, произнесенных Басковым. Она обратилась к нему с молящими нотками в голосе:
– Вы расскажете об Игоре?
– Что можно. Но, кажется, мы больше услышим от вас. Нельзя ли водички?
– Есть клюквенный морс, сама варила, – сказала Ольга Андреевна.
– По рецепту Матрены? – спросил Серегин.
– Вы ее помните? – удивилась она.
– Да, конечно… Но вы принесите нам водички. Она ушла на кухню.
– Такая пигалица была, – тихо сказал Серегин. – Славная женщина…
Ольга Андреевна вернулась с графином воды и стаканами, налила.
Серегин и Басков не спеша пили, а Ольга Андреевна смотрела на них в нетерпении. Наконец они поставили стаканы на стол, и она сказала Баскову:
– Если можно, ради бога, что с Игорем?
Он рассказал ей о происшествии на бульваре имени генерала Карбышева, не утаив ничего, кроме истории с паспортом. И про телеграмму умолчал.
Ольга Андреевна встала, взяла из шифоньера носовой платок и отошла к окну, задернутому белым тюлем.
– За что? – тихо сказала она, стараясь побороть слезы. – Мало он в жизни натерпелся?
Басков и Серегин молчали. Чем они могли ей помочь?
Эта была та минута, из-за которых оба они порою ругали и кляли свою должность и профессию. Чего хуже – приносить в дом к хорошим людям страшные вести.
– Ольга Андреевна, прежде всего нам нужен адрес вашего брата.
Она опять пожала плечами.
– Он живет в Ленинграде, на Суворовском проспекте.
– Давно?
– Ну, если точно, с пятьдесят седьмого.
– А почему именно там?
Она немножко не понимала, отчего нужно знать такие давние подробности. При чем здесь это, если с Игорем случилось что-то серьезное? Она ответила скучным голосом:
– Понимаете, он в сорок втором призвался на флот, на Балтийский: всю войну прослужил в Ленинграде, там у него много друзей… Туда и поехал…
– А почему? Здесь было плохо? Ольге Андреевне этот вопрос не понравился. Верно, ей было неприятно отвечать на него.
– Если хотите – да. Ему здесь было плохо.
Серегин, пока Басков задавал вопросы, смотрел на него с еле уловимым сожалением, и Басков наконец заметил это сожаление – соединил его с отчужденным тоном Ольги Андреевны и подавил в себе несколько эгоистический подъем, который испытывает сыщик, попавший на верную дорогу. Он понял, что сейчас не время вдаваться в психологические тонкости еще неясных ему взаимоотношений действующих лиц, – прежде надо определить, если допустима такая терминология, точное их взаиморасположение в пространстве и во времени.
– Вы меня извините, Ольга Андреевна, – сказал Басков, – наверно, мои вопросы кажутся вам бестактными… бесчеловечными, что ли… Но если каждый раз я буду делать реверансы, мы далеко не продвинемся.
Она, кажется, поняла наконец, что это не расспросы досужих любопытствующих, а рабочий разговор, почти допрос, и ей стало легче отвечать.
– И вы меня извините… Неожиданно очень… Вы хотите знать, почему Игорь отсюда уехал?
– Вкратце.
– Вкратце не расскажешь. В общем, у него тут была семья… Развелся… А встречать каждый день на улице любимого человека тяжело, правда? То есть с которым развелся…
– Скажите, Ольга Андреевна, не было ли у Игоря Андреевича друга по имени Юра?
Она как-то сочувственно посмотрела на него, впервые за последние пять минут подняв низко склоненную голову, и перевела взгляд на Серегина:
– Ленинградских его знакомых я по именам не помню… Игорь, правда, всегда много о них рассказывал… Но у него есть сын Юра.
Басков, как он сам выражался в подобных случаях, нажал на тормоз: еще один неожиданный поворот.
– Юра в пятьдесят седьмом родился? – спросил он, стараясь не выдавать истинных размеров своего интереса.
– В пятьдесят пятом.
– И где же он теперь?
– В Москве, с бабушкой, где ж ему еще быть. Это «с бабушкой» было произнесено так, что даже человек, самый глухой по части людской психологии, услышал бы отзвук каких-то больных столкновений. Но Басков уже решил, что не будет пока вникать в тонкости сложных душевных узоров, а пойдет по грубой канве фактов и событий. Поэтому он спросил:
– Адрес Юры вам известен?
– Нет, я с ними не общаюсь. Игорь, конечно, знает. Вставил слово Серегин:
– Фамилия у него отцова?
Ольга Андреевна печально улыбнулась.
– Что вы! Они фамилию Шальневых слышать не могут.
– Это кто – они? – спросил Басков.
– Бабушка, его тетя.
– А их как фамилия?
– Мучниковы.
– Разрешите, я запишу.
Басков записал в блокнот рядом с ленинградским адресом Шальнева: Мучников Юрий Игоревич, 1955 года рождения. И, посмотрев на Серегина, как бы ища его одобрения, задал новый вопрос, в той же своей манере – как бы не придавая ему особого значения:
– Ольга Андреевна, а фамилия Балакин вам ничего не говорит?
Ольга Андреевна, сидевшая до этого, облокотясь о стол, и чертившая ногтем на скатерти какие-то невидимые чертежи, выпрямилась и застыла. Она смотрела поверх плеча Баскова в задернутое тюлем окно и молчала.
Серегин, как и Басков, не мог угадать, что означает это молчание и что за ним последует, поэтому счел необходимым помочь Ольге Андреевне наводящим вопросом:
– Может, помните – был такой парень, постарше нас с Игорем, звали его Брысь? – И тут же сам высказал сомнение: – Да нет, вряд ли, он в сороковом году отсюда уехал, вам всего пять лет было.
Сидевшая напряженно, словно в ожидании удара, Ольга Андреевна вдруг закрыла лицо руками и, кажется, готова была разрыдаться.
Серегин подошел к ней, положил руку на судорожно вздрагивающее круглое плечо.
– Что вы, голубушка? Успокойтесь.
– Простите. – Она встала, ушла в другую комнату.
Серегин и Басков глядели друг на друга, слушали, как в соседней комнате хозяйка открывает и закрывает ящики то ли стола, то ли шкафа, и ничего не понимали.
Ольга Андреевна вернулась с фотографией в руке. Положив ее на стол, сказала еле слышно:
– Если вас интересует именно этот Балакин… именно он…
Серегин взял карточку. Это был профессионально выполненный групповой портрет размером 13 X 18, на плотной сатинированной бумаге, отлично напечатанный, так что изображение нисколько не выцвело. Красивая девушка держала под руки двух молодых мужчин, один из которых, по ее правую руку, зажал в углу рта дымящуюся папиросу. Он смотрел несколько исподлобья, из-под густых бровей, пристально и спокойно. А второй мужчина, очень похожий лицом на девушку, улыбался, как и она. Девушка была в легком платье, мужчины – в рубашках с коротким рукавом. Они стояли среди берез. Пятна света и теней играли на заднем размытом плане.
