Марина Серова - Лихой поворот

Прежде чем обеспечить себе беспрепятственное (за мой счет, конечно) проникновение в здание областной филармонии, я поинтересовалась, прибыли ли на место встречи друзей парни, личности которых маячили на перекрестках моего расследования.

«Девятки» цвета «мокрый асфальт» на том месте, где я лицезрела ее вчера, не было.

Это немного обескуражило меня. Не получится ли так, что я приду на «свидание» и окажусь в гордом одиночестве?

Мой пыл немного охладел. Стоит ли тратиться на билеты, если, проблуждав по лабиринтам здания областной филармонии, я не обнаружу людей, по которым так истосковалась моя душа?

Будь что будет. Я уже настроилась на культпоход, и вовсе не в моем стиле отправляться в обратный путь несолоно хлебавши. Кстати сказать, ослиное упрямство, на мой взгляд, неплохое качество. В конечном счете именно оно позволяет добиться результата, когда остальные рычаги уже не срабатывают.

И вообще, пора побеспокоиться о билетах.

Мои надежды не обманулись. Я знала, что в нашем городе очень много хороших людей, которые всегда придут на помощь.

Обладателя лишнего билета можно было вычислить среди многотысячной толпы через секунду после его прибытия на место встречи. Он никуда не торопился, никого не встречал и ни с кем не общался, кроме потенциальных клиентов.

Это был не просто человек, которого обманула любимая или кинул хороший друг. Это был своего рода бизнесмен, который делал деньги на любви народа к искусству.

Молодому человеку было на вид двадцать пять лет, одет он был в спортивные брюки фирмы «Reebok» и черную майку с надписью «Регби». На лбу выпендривалась курчавая челка, а под ней черные глаза, как у Рикки Мартина. Три дня назад молодому человеку уже следовало побриться, но у него совершенно не было времени на то, чтобы сделать себя красивым и обаятельным.

Я поднялась на высокое бетонное крыльцо и приблизилась вплотную к маклеру.

— Сколько? — спросила я.

— Семьдесят, — не моргнув глазом ответил парень, хотя по его отвисшей челюсти было заметно, что мой вопрос застал его врасплох.

— Поторгуемся? — слащавая улыбка растеклась по моему лицу.

Голова с курчавым чубчиком совершила пару полувращательных движений.

— Не могу, билеты не мои.

— А чьи?

— Хозяина.

— Кто же хозяин?

— Лучше тебе этого не знать, — был ответ.

— Неужели? — моя улыбка стала шире и более похожей на оскал пумы. — Брось прикидываться, я же знаю, что ты работаешь сам на себя. Короче, скинь десятку, и мы подружимся.

— Не могу, — жалостливо поджал губы молодой человек. — Я не могу работать себе в убыток.

— Тогда скинь пятерку. Шестьдесят пять.

Парень вздохнул и полез в карман.

— Давай деньги.

Я отсчитала шесть десяток и положила сверху металлический пятак.

— Держи. Ты хоть раз был в зале филармонии на концерте мастеров искусств?

— А на фига это мне? — пожал плечами «билетер». — Я лучше водки выпью, дешевле обойдется.

Вот ответ, достойный русского человека. Кто там сказал, что мы — великая нация? Можете выплюнуть свои слова на асфальт и растереть их подошвой сандалии.

Я проверила реквизиты клочка бумаги, который был вручен мне со всеми предосторожностями, как-то: мы отошли за колонну, прижались друг к другу лбами и обменялись тем, ради чего пришли сюда.

Говорят, торговаться любят цыгане и индейцы. Не знаю, как насчет цыган, но североамериканские профессионалы партизанских войн — тонкие психологи и больше изучают тебя, чем выгадывают что-то в свою пользу, хотя и не без этого. Человеку, демонстрирующему свою слабость, они при первом же удобном случае вонзали лезвие томагавка в лоб.

Мы же совсем другие люди. Мы насмехаемся над тем, кто имеет меньше нас, и ползаем на брюхе перед теми, кто умеет нахамить нам же в лицо.

Я прошла через конвой билетеров и оказалась в просторном фойе, освещенном естественным светом, проникающим через два больших окна, расположенных друг против друга.

И что теперь?

Я не торопилась проходить в зрительный зал, потому что моя задача была совсем другой — узнать, чем занимаются в святая святых местного шоу-бизнеса двое крутых из «девятки» цвета «мокрый асфальт».

До начала представления было еще тридцать с небольшим минут. Может быть, чуть больше, потому что ни один концерт в мире не начался секунда в секунду именно в то время, на какое он был назначен.

Для начала я прошлась по зрительному залу, который почтили своим присутствием лишь несколько человек.

Зал был рассчитан всего на пятьсот с небольшим мест, обычные мерки провинциального города, не претендующего на звание столицы Вселенной. Между нами, девочками, говоря, на это больше претендовали «отцы» города, остальную же часть горожан интересовал лишь один вопрос — как снискать хлеб насущный. До амбиций типа «сделаем Васюки центром Галактики» жителям нашего города было, что называется, до лампады.

Кресла в зале обиты красным бархатом или похожим на него материалом. Сцена не обладала такой же глубиной, как, например, в театре драмы, но большего для эстрадников и не требовалось. Ее прикрывал тяжелый занавес синего цвета, напоминавший застывшие струи водопада Виктория.

Я снова вышла из зала и направилась обходить окрестности. Параллельно залу в глубь здания шли два коридора, внутри которых угадывались двери подсобных помещений. Настроившись на волну оптимизма, я прошлась по правому рукаву и заглянула в скрытое от посторонних глаз помещение.

Оно оказалось обыкновенной гримеркой. По-моему, я краем глаза даже обнаружила Валентину Пономареву, которая размахивала кисточкой для грима перед своим носом.

Обследование параллельного мира дало такой же малообнадеживающий результат.

Может быть, поступить по-другому? Еще раз потолкаться среди народа?

Я стала прохаживаться у двери, через которую пропускали любителей культуры, и вскоре обратила внимание, что добрая половина прибывающих, словно прилив, зрителей не торопится проходить в зрительный зал, а поворачивает налево и спускается вниз по лестнице.

Лестница вела в полуподвал, внутри которого располагалось еще несколько служебных помещений, а самое главное — именно там находились туалеты.

Пары разделялись на составные части сообразно полу и расходились в разные стороны. Одна составная часть направлялась к двери с нарисованной шляпой, под которой торчала горящая сигарета, противоположная скрывалась за дверью с изображенной на ней женской туфлей.

Смотреть, как граждане ходят отправлять свои естественные надобности, было неразумной потерей времени. Однако именно этим я и занималась в течение нескольких минут, пока… пока не заметила, что некоторая, и, надо сказать, незначительная часть посетителей бесцеремонно врывается в еще одно помещение без опознавательных знаков, расположенное за металлической дверью, обшитой кожзаменителем коричневого цвета.

Я не стала пытаться проникать в эту комнату, не зная конкретно, что именно она собой представляет. Не подсобка — это точно. Мужчины в смокингах, а дамы в вечерних платьях не станут проводить время в помещении столярной мастерской.

Я заняла позицию, которая позволила бы увидеть, что творится внутри, если откроется дверь, и принялась ждать.

В одном из романов Сименона как-то прочла о том, что один из детективов Дворца правосудия двое суток стоял в подъезде дома, откуда велось наблюдение, и просто ждал. Вы представляете? Ни в туалет сходить, ни поесть, ни попить. Если вы думаете, что детективы ни за что получают деньги, попробуйте простоять на ногах двое суток. Потом поговорим.

Поначалу я не поняла, почему именно эта коричневая дверь привлекла мое внимание, а потом до меня дошло, что сработала интуиция. Говорят, что женщины — колдуньи, и, в общем-то, правильно говорят. Если у мужчин работают шесть чувств, то у женщин их все десять, а у особо тренированных в два раза больше. Женщины интуитивно чувствуют опасность, они видят ложь невооруженным глазом, они знают, когда стоит замолчать. Правда, как вы знаете, существуют исключения из любого правила.

Что касается настоящего момента, то я всеми клеточками своего организма чувствовала, что форпост следует организовать именно здесь. Пахло зверем. Причем жадным и хищным…

Прошло около четверти часа, пока перед коричневой дверью остановились трое молодых людей, шуршавшие белоснежными рубашками, словно ночные ежи в кустах смородины.

Я тут же, как бы случайно, оказалась рядом и сделала вид, будто пытаюсь расстегнуть замок своей сумочки.

Парни решительно открыли дверь и шагнули внутрь. Я чуть было не засунула внутрь свою голову, так распирало любопытство.

За дверью было что-то вроде небольшого предбанника, внутри которого оказалась еще одна дверь, на этот раз обитая кожей красного цвета. Возле этой двери и маячили те самые парни, за которыми я следовала по пятам и потеряла в дверях здания филармонии. Только на этот раз они были одеты в черные брюки и белые рубашки без галстуков. В руках одного из них потело что-то вроде рации с чуть выдвинутой антенной.