Людмила Хлебникова - Наслаждение смертью
– А почему вы решили, что это именно Лариса взяла ваши деньги? – спросила Сашка. – Вы можете мне не верить, но я абсолютно уверена, что она тут ни при чем. Я своих подруг знаю. И думаю, что деньги мог спрятать сам Коробов. К тому же я знаю, что Лариса его не убивала. А это означает, что в тот день у Коробова был кто-то еще. И именно он, скорее всего, убив Коробова, и взял деньги.
– В твоих словах, безусловно, есть рациональное зерно, – кивнул мужчина. – И я и сам думал об этом. И, конечно же, я это проверю. Но пока я буду это выяснять, ты останешься у меня. На всякий случай.
– Но… У меня же родители с ума сойдут! У моего отца сердце слабое, вы что, с ума сошли?! К тому же у меня работа!
Сашка понимала, что на все ее объяснения этому человеку глубоко плевать, она просто выплескивала эмоции, потому что представляла, какой это кошмар, если она останется здесь на несколько дней. Да и неизвестно еще, выпустят ли ее потом. А вдруг он не найдет того, кто взял деньги, и все стрелки переведут на нее?
«Вот ведь влипла! – мучилась Сашка. – Это ж надо так – ни за что ни про что! Черт бы побрал Лариску с ее любовничками, вечно найдет какого-нибудь козла! Нет, от мужиков лучше держаться подальше».
– Ты же понимаешь, Оксаночка, – заговорил тем временем мужчина, – что для меня важнее мои проблемы. А твои меня не очень волнуют.
«Так, он думает, что я Ксюха… Ладно, пусть пока так и думает. Во всяком случае, пока я здесь, никто не станет щемить Оксанку».
А мужчина тем временем продолжал:
– Кстати, не думаю, что с тобой здесь случится что-то страшное. Если, конечно, ты будешь умницей… – он потянулся и похлопал Сашку по щеке. – А если я убежусь, что ты ни при чем – отправишься домой с миром. Но если не дай бог я узнаю, что ты меня обманула… – глаза человека сверкнули свирепым огоньком. – Ой, не обижайся, девонька, но я с тобой так разберусь, что ты и представить не можешь…
В этом Сашка не сомневалась. Дураку понятно, что дружнский и миролюбивый тон парня – это только маска, игра, а на самом деле ему глубоко плевать и на Сашку, и на ее красоту и молодость. Ну, может, только в определенном смысле не плевать – глаза-то его довольно плотоядно шарили по Сашкиной фигуре.
– И где вы собираетесь меня держать? – медленно спросила Сашка.
– В той самой комнате, где ты и была, – он улыбнулся. – А что? Чем плохо? Кормить тебя будут, спать тоже дадут на чем. Да прямо курорт! – он хохотнул. – Где ты еще так отдохнешь? А если тебе мужика надо, так я и это устрою! Ребят у меня здесь хватает. А могу и я, если надо… Правда, я не люблю блондинок, – со вздохом развел он руками. – Так что сиди и жди результат, – посерьезнев, добавил он, и глаза его стали стальными.
Сашка молча кивнула.
– Мне можно идти? – спросила она.
– Да, конечно, – ответил он и вызвал охранника.
Он поговорил с ним о чем-то, пока Сашка ждала в коридоре под пристальным взглядом второго охранника, потом первый вышел и, достав ремень, обратился к Сашке:
– Руки давай.
Сашка, секунду помедлив, протянула свои измученные кисти вперед, и охранник туго стянул их ремнем.
«Ну, сволочи, – с ненавистью подумала Сашка. – Отольются вам все мои слезы!»
Он повел ее той же тропинкой обратно в сырой темный подвал. Сашку пошатывало от усталости и напряжения, и безумно хотелось спать.
– Сейчас поесть принесут, – сказал ей охранник, вталкивая Сашку в темную комнату.
Она опустилась прямо на пол. Есть ей не хотелось совершенно.
«Наверное, я теперь на еду и смотреть не смогу, – думала она, прислонившись к трубе. – Во всяком случае, пока не выберусь отсюда».
Лязгнул замок, и в проеме появился охранник с табуреткой в руках. Он поставил ее перед Сашкой и снова вышел. Вскоре он вернулся, неся в руках тарелку, которую опустил на табуретку.
Дверь захлопнулась, и снова стало темно.
«Господи, сколько же мне здесь торчать?» – с тоской подумала Сашка, стараясь не представлять себе, что творится дома.
Посидев немного совсем без движения, Сашка обнаружила, что глаза ее постепенно привыкают к темноте. Она бросила взгляд на тарелку и почувствовала, как голод, долго не проявлявший себя, вдруг наваливается на нее со страшной силой.
Сашка села на табуретку, взяла тарелку в руки и поковыряла в ней вилкой. Это была какая-то картошка с подливкой и кусок хлеба. Забыв обо всем, Сашка с жадностью набросилась на еду.
Поставив тарелку на пол, она хотела откинуться на спинку, но спинки не было. Сашка слезла с жесткой табуретки и снова села на пол. По телу разливалось тепло, ощущалась слабость и какая-то истома. Снова неумолимо поклонило в сон.
Тут появился охранник, он тащил какое-то тряпье. Бросив его на пол, он взял тарелку и сказал:
– Вот на этом спать можешь.
Сашка даже не кивнула в ответ. Когда охранник ушел, она расстелила барахло на полу и легла, укрывшись с головой одеялом. Сон сморил ее еще до того, как голова ее коснулась подушки…
* * *То, что творилось в семье Вершининых, и описать невозможно. Галина Аркадьевна, Сашкина мать, была словно невменяема. Она стояла, прислонившись к стене в коридоре, и никто не смог заставить ее пройти в комнату и присесть или хотя бы разуться. Новость о том, что у нее пропала дочь, застала Галину Аркадьевну на пороге, когда она вернулась с работы, и будто парализовала ее. Руки ее, сжимающие сумки, разжались, и на пол посыпались продукты, деньги, зонтик…
Она не кричала, не билась в истерике, только слезы непрерывно текли по ее лицу, а она словно и не замечала этого. Алина пыталась снять с нее хотя бы пальто, но Галина Аркадьевна так в него вцепилась, что Алина невольно отступила.
На Владимира Николаевича вообще было больно смотреть. Когда он узнал о пропаже Сашки, то сразу постарел на несколько лет. Алине даже показалось, что у него прибавилось седины в волосах. Он выглядел совершенно потерянным, ходил туда-сюда по квартире, натыкаясь на углы, словно слепой, и как будто искал чего-то…
Алина металась от одной к другому, пыталась напоить Сашкиных родителей водой с валерьянкой, они оба отказывались. Здесь же находились и милиционеры, выполняющие свою работу. Алину уже допросили по дороге, когда везли сюда. Теперь они задавали вопросы Галине Аркадьевне и Владимиру Николаевичу насчет Сашки: с кем дружила, куда собиралась сегодня, с кем должна была встретиться. Родители отвечали сбивчиво, невпопад, не понимая смысла самых простых вопросов. Алина несколько раз не выдерживала, убегала, запиралась в ванной и там плакала, закрывая рот полотенцем.
Сходили за Ксюхиными родителями, узнавали, не была ли у них Ксюха. Мать, узнав в чем дело, заголосила, размазывая слезы по опухшему лицу. Отец нахмурился, дрожащей рукой достал из холодильника початую бутылку водки, выпил залпом полстакана, не закусывая, а потом сел за стол, уронил голову на руки и вдруг заплакал, трясясь мелкой дрожью.
Все это походило на один сплошной кошмар, Алине казалось, что она сойдет с ума. В голове проносилось, что надо бы заглянуть к себе домой, сказать, что она-то сама жива-здорова, и с ней все в порядке, но пока было совершенно не до этого. Алина даже не знала, где ей лучше ночевать сегодня – дома ли, или здесь, с этими обезумевшими от горя людьми.
После того, как Алина побывала у Ксюхи и увидела, что в доме все перевернуто, а ни Сашки, ни самой хозяйки с ребенком нет, она сразу же позвонила в милицию.
Когда милиционеры прибыли, Алина сидела на крыльце Ксюхиного дома и курила. Она вся продрогла, но заходить одной в дом ей не хотелось. И было даже как-то жутко.
– Добрый вечер, капитан милиции Осокин, – представился Алине высокий мужчина лет тридцати пяти, подходя к крыльцу. За его спиной стояли еще несколько человек.
– Здравствуйте, – хрипловато ответила Алина и поднялась. – Это я вас вызывала…
Она рассказала все, что случилось, после чего все вместе поехали домой к Сашке. Там уже беседовали с ними.
Когда милиция уехала, а Ксюхины родители, как-то сразу сгорбившись, побрели домой, заливать свое горе водкой, Алина немного перевела дух.
– Галина Аркадьевна, – мягко проговорила она, подходя к женщине и беря ее за руку. – Вы бы разделись, чаю выпили, хоть немного пришли бы в себя. Я понимаю вас прекрасно, сама дергаюсь не знаю как, но нужно же брать себя в руки.
– Все нормально, Аля, – ответила Галина Аркадьевна безжизненным голосом и стала снимать пальто. – Я прошу прощения за свою слабость, сейчас я буду в порядке.
Она разулась, затем прошла в ванную умываться. Алина пошла в кухню, где за столом сидел черный от горя Владимир Николаевич и мрачно курил одну сигарету за другой – курить он бросил десять лет назад.
Алина присела рядом, хотела что-то сказать, но он остановил ее:
– Не надо, Аля. Мне сейчас никакие слова не помогут.
Тут прозвенел тревожной трелью звонок. Алина пошла открывать.
– Доченька! – Тамара Семеновна бросилась Алине на шею. – Слава богу, с тобой все в порядке! Ну что же ты нас так напугала, а? Ведь я места себе не нахожу! Весь двор на ушах стоит, только и говорят о том, что девчонки пропали, я уж подумала, что и ты тоже… Пойдем домой, доченька, хватит тебе скитаться…
