Анатолий Ромов - Совсем другая тень
Часа два после этого я работал в полном одиночестве, пока не услышал чуть поодаль шум мотора. Оглянулся. Золотистая девятка, выкатив из-за камышей, резко затормозила около меня.
Сашка, выключив мотор, подмигнул:
– Привет. Как ты здесь?
– Нормально. – Я и в самом деле чувствовал себя нормально.
– Не скучаешь?
– Да нет. Видишь, тружусь.
– Что-то тихо. – Сашка оглянулся. – Где весь народ.
– Уехал. Понедельник же.
– Отдыхающие понятно, а персонал?
– Сторож тоже свалил с отдыхающими.
– И заведующий?
– Заведующий в отпуске.
– Вижу, ты в курсе всех дел.
– Стараюсь.
– Как вообще с той ночевкой?
– Нормально.
– А подробней?
– Спал, как суслик. Утром повыяснял отношения со сторожем. Попытался всучить десятку, он отказался. После этого собрал манатки и ушел.
– Собака не обижала?
– Да нет. Ты прав, собака здесь вполне мирная.
– Тогда собирайся. Времени в обрез, я ведь с работы. Прихватим то, что осталось на даче, и в Москву.
Сзади раздалось угрожающее рычание. Я оглянулся. По другую сторону от ограды, заливаясь лаем, прямо на меня со всей силы бросилась уже знакомая мне собака. Отброшенный назад стальной сеткой, пес снова кинулся в мою сторону. Интересно, подумал я, что это с ним? Ведь я всего-навсего хочу убрать этюдник, свой собственный этюдник. Присев на передние лапы и подняв шерсть на загривке, пес продолжал рычать. Вот снова бросился на сетку.
Я стал уговаривать:
– Дик, ты что? Это же мой этюдник! Ну? Тебя же никто не трогает. Да перестань ты. Дик! Ну?
Уговоры не действовали, Дик продолжал злобно рычать и бросаться на сеть.
Я посмотрел на Сашку:
– Что с ним?
Он пожал плечами:
– Не обращай внимания. Не хватало нам еще псом заниматься. Забрасывай все в тачку и поехали.
Сложив вещи на заднее сиденье, я сел вперед. Под непрекращающийся злобный лай захлопнул дверцу. Сашка дал задний ход, развернулся. Через три минуты он затормозил у ворот своей дачи.
– Переодевайся, не забудь захватить шмотки. И назад. Давай, я выходить не буду.
На даче я надел свою рубашку, джинсы, кроссовки. Проверил: в сумке ли бритва, зубная щетка, документы. Вернулся в машину.
– Ничего не забыл? – Сашка включил мотор. – Документы, ключи от дома?
– Все взял.
– Ключи от машины?
– Со мной, не волнуйся. Поехали.
Сашка не спеша выехал на ведущую к Ленинградскому шоссе грунтовую дорогу. Минут через десять, попетляв среди дач и пригородов, мы выехали на магистраль. Доведя скорость до ста двадцати, Сашка сказал:
– Я отсидел свое в Москве, ты на даче. А это значит – все, конец эпопеи. Даже если что-то случится и в дело вступит милиция, придраться к нам будет невозможно. У нас абсолютное алиби. Для всех. Понимаешь?
– Мне что, кричать «ура»?
– В принципе, можешь и крикнуть. Кстати, я только что звонил Вере – она купила картину. Просила сразу же заехать за деньгами.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас. Причем дала очень неплохо, я даже сам не ожидал. Пятнадцать штук.
– Пятнадцать штук за мою картину? Пятнадцать тысяч?
– Именно.
– Шутка?
Сашка потрепал меня по плечу.
– Серега, разве такими вещами шутят? Вера предложила за твою картину пятнадцать тысяч. И попросилa поскорей заехать за деньгами, она уезжает. Что молчишь?
– Я в жизни не видел таких денег. Сразу.
– Теперь увидишь. Собственно, что тебя удивляет? Она ведь уже платила пятнадцать тысяч.
– Не она, а ее любовник. Причем платила за троих. И за три картины.
– А теперь столько же за одну. Но ты же знаешь: со временем цены на произведения искусства поднимаются. Это ведь закон.
– Кончай издеваться.
– Я не издеваюсь. Да и вообще, разговор окончен. Все – сделка состоялась.
Вглядываясь вперед, я обдумывал услышанное. Честно говоря, я не был готов к такой сумме.
– Что, я в самом деле могу сегодня же взять эти деньги?
– Не можешь, а должен. Вечером она уезжает.
– Как же это сделать?
– Очень просто. Я отвезу тебя домой. Оттуда на своей машине поедешь к Вере. Запомни адрес: Комсомольский проспект, шестьдесят четыре, квартира сто двенадцать. Шестой этаж, кода нет. Зайдешь, и она без звука отдаст бабки. Адрес запомнил? Или ты и раньше его знал?
– Нет, раньше не знал. Комсомольский, шестьдесят четыре, сто двенадцать?
– Правильно. Только перед тем, как подняться, позвони из автомата. Она ведь ночная птица. Мало ли, поднимешься, а она вдруг не одета.
– Ладно.
– Серега, если без меня не было бы продажи, без тебя не было бы нашей общей свободы.
– Какой еще свободы?
– Простой. От Вадима Павловича.
Я попытался вспомнить, кто же такой Вадим Павлович. Наконец выплыло: человек, пытавшийся «взять калым». Выдавил:
– А-а… от Вадима Павловича. Понял. Что, он теперь отпал?
– Пока не знаю. Во всяком случае, его просьбу мы выполнили. Ну, а там… Поживем – увидим.
Сашка замолчал, я тоже не лез в разговор. Мне нужно было для себя соединить никак пока несоединяемое. Допустим, я сегодня действительно получу эти пятнадцать тысяч. Получу за что? За картину? Или за услугу, которую оказал Вадиму Павловичу по Сашкиной просьбе? Бездарностью себя я не считаю. Но не считаю себя и гением. Обычный крепкий художник, только и всего. И знаю – тот портрет пятнадцать тысяч не стоит. Но я знаю и другое – ни у одного произведения искусства нет реальной рыночной цены. За картину платят столько, сколько хотят платить. Со мною же вообще особый случай: я умею рисовать, но профан во всем, что касается сбыта собственных произведений. Без Сашки я сейчас наверняка умирал бы с голода. И уж во всяком случае не имел бы того, что имею. Конечно, приятней было бы получить эти пятнадцать тысяч именно за картину. А не за услугу. Но если я получил их за услугу, пусть так и будет. Придумывать себе иллюзии я не собираюсь.
При въезде в Москву Сашка сбавил скорость:
– Серый, ты что? Есть проблемы?
– Да нет… Какие могут быть проблемы при таком гонораре.
– Браво. Ответ на пять с плюсом. Но запомни: если будут проблемы, я всегда выручу. Всегда, понял?
– Понял.
– Пустых слов у меня не было. В том числе и насчет неоплатного долга. Усмехнулся: – Ладно, закончили с комплиментами. Музыку включить? Новая кассета.
– Включи.
Сашка тронул кнопку, и оставшуюся часть пути я не без удовольствия слушал его новые записи.
Затормозил Сашка прямо у моей арки:
– Смотри, ничего не забудь. Созваниваемся?
– Созваниваемся. – Выйдя, я пригнулся: – Сань, спасибо.
– Перестань. Спасибо тебе. До звонка.
– До звонка.
Посмотрев вслед девятке, я прошел во двор. Здесь все выглядело неизменным. Моя шестерка стояла там же, где я ее оставил. Подумал: стоит ли заходить домой? Собственно, зачем? Писем я не жду, включенных электроприборов не оставлял. Глянул на свой балкон, сел в машину, бросил на заднее сиденье сумку. Повернул ключ, посмотрел на щиток – порядок: масло есть, бензина километров на сто. Но пока мне надо только на Комсомольский проспект.
От Сокольников до Комсомольского добирался ровно полчаса. Верин дом оказался одним из многих кирпичных гигантов, вытянувшихся вдоль Комсомольского проспекта. Остановив машину, посмотрел на часы – половина первого. Может, для Веры это и рано, но меня ее расписание не касается. Позвоню, а там видно будет.
Выйдя из машины, вошел в арку. Не без труда отыскал нужный подъезд, потом пришлось долго искать будку телефона-автомата. Наконец, набрав номер, услышал тихий женский голос:
– Слушаю.
– Вера, добрый день. Это Сергей Лотарев. Я не рано?
– А, Сережа! Доброе утро. Ничего. Вы где?
– Стою у вашего подъезда.
– По-моему, вы у меня не были?
– Не доводилось.
– Понятно. Подождите, сейчас соображу. – Судя по всему, Вера или еще в постели, или надевает халат. – Ладно, поднимайтесь. Квартиру вы знаете?
– Сто двенадцать? Шестой этаж?
– Правильно. Сереженька, долго принимать вас не смогу. У меня бедлам, я сегодня уезжаю. Вам откроет домработница, а я… Я выйду на минуту. Уж простите, ради бога. Хорошо?
– Вера, о чем вы. Саша меня предупредил. Я поднимусь и уйду.
– Спасибо. Поднимайтесь, жду.
На шестом этаже я позвонил в квартиру с табличкой «112». Дверь тут же открылась. Домработница – полная женщина в рабочем халате – улыбнулась:
– Да, да, Вера Николаевна предупредила. Вас как зовут-то?
– Сергей.
– Проходите, Сергей. Вон туда, в дальнюю комнату. Вера Николаевна ждет.
Вошел в квартиру. Обилием картин и старинных безделушек прихожая напоминала антикварную лавку. Мало чем отличалась от прихожей и дальняя комната. Я на секунду замер, заметив среди висящих на стенах картин свой натюрморт. Вставленный в дорогую раму натюрморт выглядел вполне прилично среди множества других самых что ни на есть разностильных работ. Тут же услышал Верин голос:
– Сережа, вы пришли? Подождите минутку.
Вышла Вера в красном роскошном халате, с лицом, намазанным кремом.
