Анна Данилова - Бронзовое облако
Вернулся Герман со сложенной простыней под мышкой. Простыня оказалась не чисто-белая, а в голубых незабудках. Веселая. Ох и повезло же тебе, Сема!
– Ты посмотрел, что у него в карманах? – спросил Герман озабоченно.
– Да, вот все документы и бумажник на капоте… Овсянников Семен Александрович, тебе это имя о чем-нибудь говорит?
– Нет. Не говорит, – процедил Герман.
– Ну и ладно. Давай развернем простыню вот здесь, бери его за ноги…
Сему положили, запеленали и протащили по глубокому, голубому в тени снегу до сарая. Уложили рядом с остальными коконами.
– Как много я бы отдал, если бы в этом сарае не было ни одного трупа… Ведь это означало бы, что нам все это приснилось… – сказал Герман со вздохом.
– Я уже думал об этом. Герман, рано или поздно, но трупы найдут и вычислят, кто был здесь в новогоднюю ночь. Думаю, что выйдут и на тебя. Я не знаю, какую роль ты играл в этом кровавом спектакле, но зачем так рисковать?.. Я понимаю, что мы с тобой практически не знакомы, что я тебе совершенно чужой человек и ты можешь не прислушиваться к тому, что я тебе говорю, но ничего, кроме того, что от трупов надо избавляться, я придумать не могу.
– А машины? Их тоже спрятать? Закопать или сжечь? – В голосе Германа чувствовались боль и горечь, из чего Дмитрий сделал вывод, что он и сам думал так же, как и он.
– Машины можно отогнать, причем сразу же, как только можно будет выбраться отсюда, пока не хватились их хозяев… Причем отогнать в разные места…
– А если нас остановят на дороге? Еще хуже будет, я уже думал об этом. Нет, не пойдет. Это мы с тобой должны будем уйти отсюда, исчезнуть, предварительно протерев все, до чего мы дотрагивались. В сущности, в чем мы виноваты? Только в том, что я, к примеру, был приглашен сюда сумасшедшим хозяином, а ты так вообще случайно забрел сюда… По большому счету, мы должны позвонить в милицию прямо сейчас и объяснить ситуацию…
– А ты знаешь, кто хозяин?
– Нет, но мне почему-то думается, что это тот толстяк… Он же всех перестрелял.
– Пистолет в его руке еще ни о чем не говорит.
– Надо бы еще раз, на трезвую голову, осмотреть дом, поискать сумки этих дам, ключи от машин, все то, что нам пока еще не попалось на глаза. Звонить в милицию мне что-то не хочется, ведь повесят все убийства на меня, я в этом просто уверен. А мне домой нужно, к жене. Кстати, а где твой телефон?
– В машине оставил… Но это далеко отсюда…
– Вот черт! Тебя, наверное, тоже ищут?
– Да нет, все думают, что я у друзей…
– Странно как-то все: ты вроде женат, ты еще сказал, что твоя жена спокойно спит, когда ты храпишь, а теперь выясняется, что вы должны были отмечать Новый год не вместе…
– Мы поругались. Ты же тоже был здесь один.
– Да. И я тоже не могу этого объяснить. Но мы с Женей не ругались, это исключено. С ней невозможно ругаться, она – ангел.
– Ладно, давай позавтракаем, а там видно будет… За столом все обсудим… Я сварю кофе, я видел банку хорошего кофе на полке в кухне, а ты носи салаты и бутерброды наверх. Сегодня же первое января, в этот день просто положено объедаться.
За завтраком вспомнили о книге Закревской. Герман, устроив книгу между тарелок, открыл ее и начал читать вслух:
– «Варварийский, сенегальский, капский, абиссинский – все эти львы в основном обитают в Африке, персидский – от Персии до Индии, а гуджаратский – в Индии… Меня от одних только названий в дрожь бросает, как представлю себя рядом с ними… Ведь это очень большие звери, а вот Герман не боялся их, он без них жить не мог…
– Не надо говорить о нем в прошедшем времени…»
8
Отрывок из книги О.З.
«Холодные цветы одиночества»
Она не видела смысла ходить на работу сейчас, когда в ее жизни произошли такие перемены, когда ей и без работы было чем заняться. Ребенок внутри ее рос, человеческий бутон медленно распускался, он требовал к себе внимания, времени, и Женя это чувствовала. Но вместо того чтобы почаще разговаривать или гулять с маленьким, еще не родившимся Германом по теплой солнечной Москве, отправиться, к примеру, в Сокольники или на Арбат, она должна была сидеть в унылом офисе и перебирать бумаги. Этот офис уже сделал свое дело, он вернул Женю к жизни, заставил ее оглянуться и понять, что жизнь не закончилась с исчезновением мужа, что она еще молода и что впереди будет еще много таких вот апрельских теплых дней и спокойных, умиротворенных ночей. К тому же ее нервировало присутствие рядом Ирины и Тараса, которые хоть и старались в присутствии Бима как-то сдерживать эмоции и не демонстрировать открыто свое неприязненное к ней отношение, но все равно видеть их было малоприятным занятием.
– Иван Михайлович. – Она вошла в приемную к Биму, села напротив него и, вдруг увидев его несчастное лицо, поняла, что она не готова к разговору об увольнении. – Что с вами случилось? На вас же лица нет!
– Женя, дела мои совсем плохи… Думаю, что не сегодня завтра со мной посчитаются… Пара выстрелов – и все, нет твоего начальника, так-то вот… – Щека его дернулась, да и сам он весь как-то заерзал на стуле. – Так что подыскивай себе другую работу…
– Вообще-то я за этим и пришла…
– За чем? – Он не сразу понял, а когда понял, усмехнулся: – Все правильно. Крысы сбегают с тонущего корабля… Ты не обижайся, это я не о тебе, а так, вообще… Корабль-то тонет!
– Но у вас же все было налажено, все нормально… Насколько мне известно, вы сохранили всех своих клиентов, фирма вроде бы даже процветает! В чем же дело?!
– Это же не только моя фирма. Понимаешь, это длинная история, но смысл такой: никому не доверяй, особенно близким родственникам… Меня вот, к примеру, кинул родной брат. Попросил вытащить его из дерьма, выступить поручителем, взял крупную сумму в долг, а сам сбежал… Его найти не могут, так стали трясти меня. Я быстро оформил фирму на жену, чтобы хотя бы она не пропала, но долг-то остался!
– И крупная сумма? Много вы задолжали?
– Много. Около двухсот тысяч зеленых. Впечатляет?
– Действительно много.
– Да нет, долг-то был всего восемьдесят тысяч, но они же, гады, включили счетчик…
– А что, если я найду для вас эти деньги? Когда вы сможете мне их вернуть?
– Через полгода. Хотя смотря какие проценты.
– Без процентов. Что, если я просто выручу вас?
– И у тебя есть такие деньги?
– У друзей есть, – она решила не говорить правду. Зачем Биму знать, что у нее водятся такие деньги? В сейфе лежит миллион с небольшим мертвым, что называется, грузом. Так почему бы не помочь Биму, человеку, который принял в ней такое участие? Ведь не на квартиру же она его к себе пускает… Фирма работает, почему бы не поверить Биму и не одолжить ему эти двести тысяч?
– Ты серьезно?
– Вполне. Когда вам нужны эти деньги?
– Вчера, – вздохнул он, достал платок и промокнул им лоб. – Женя, ты это серьезно? Ты можешь спасти меня?
– Приезжайте ко мне сегодня вечером, я достану деньги. Только, Иван Михайлович, мне бы… расписку…
– Я все сделаю, как надо. Все напишу, только выручай… Господи, ушам своим не верю! Вот уж откуда не ожидал помощи…
Вечером он приехал к ней за деньгами, они вместе составили расписку, в которой Борисов Иван Михайлович обязался вернуть долг в размере двухсот тысяч долларов в ноябре текущего года.
– Если хочешь, мы можем эту расписку нотариально заверить… – Бим был сам не свой от радости, он бегал по комнате, пританцовывал и то и дело чмокал Женю в щеку.
– Я и так знаю, что вы вернете мне деньги, – сказала радостная от сознания того, что сделала счастливым хотя бы одного человека, Женя. – Думаю, мы обойдемся без нотариуса.
Бим, сунувший пакет с деньгами в нагрудный карман легкой куртки, так быстро убежал, чуть ли не вприпрыжку, что Женя так и не успела объявить ему о своем увольнении, что она не собирается теперь каждое утро ездить к нему в офис, чтобы заработать свои пятьсот долларов, что у нее другие планы, что она, набравшаяся душевных сил и почти восстановленная психически, собирается посвятить себя ребенку. Будет вынашивать драгоценный плод, мечтая о том дне, когда он родится…
Бим ушел, но уже где-то через час Женя вдруг отчетливо поняла, что больше никогда не увидит Бима. Или, во всяком случае, своих денег. Она не знала, откуда вдруг поселилась в ней эта тревога и ощущение того, что она совершила еще одну непоправимую ошибку. Быть может, в поведении своего начальника она увидела или почувствовала что-то неестественно радостное, как если бы ему эти деньги свалились на голову просто так, как подарок с небес, который не возвращают. Но, скорее всего, это было все-таки предчувствие. И от этого на душе стало так скверно, так гадко, что она пожалела, что так грубо прервала свою дружбу с Ларисой, что так обидела ее, наговорив кучу гадостей, и это при том, что та просила Женю о малом – дать денег на издание одной-единственной книги. Быть может, эта книга положила бы начало ее новой творческой жизни, а Женя своим недоверием, которое сквозило в каждом слове, подорвала веру в себя и вообще изменила Ларисину жизнь, как-то нехорошо повлияла на нее? И откуда вдруг взялась эта агрессия? С чего это Женя вдруг окрысилась на нее? Ну, не работает человек, не ходит на работу, так не бездельничает же, пишет, а это тоже труд, причем непростой.
