Эдриан Маккинти - Невидимая река

— Да, мог, — согласился я.

— У Виктории была адресная книга, — вспомнила миссис Патавасти.

— Хотелось бы взглянуть.

— У нее было не так уж много знакомых, для общения вне работы почти не оставалось времени, — сказал Колин с напором.

— Ну, думаю, некоторые имена мы можем исключить сразу. Начнем с того, что у написавшего письмо есть компьютер или же легкий доступ к нему. Такие вещи не пишутся в ближайшей библиотеке. Не хочу пока делать выводов, но вы заметили, что слова в записке и надпись на конверте будто слегка выцвели?

— Я заметил, — сказал мистер Патавасти.

— Так бывает, когда заканчивается краска в картридже. Может, он не знал, как его заменить, если этим распоряжался, например, секретарь?

— Ну, это все фантазии, — заметил Колин.

— Верно. Но, как бы то ни было, мне хотелось бы взглянуть на ее паспорт, корреспонденцию — меня интересуют все вещи, находившиеся в ее комнате, на которых значился ее адрес.

В глубокой печали миссис Патавасти принесла небольшую коробку. Я бегло просмотрел содержимое и наткнулся на то, что искал. Я был уверен, что нахожусь на верном пути. Вот-вот должно всплыть что-то важное.

— А номер вашего телефона до сих пор не включен в базу данных? — спросил я, вспоминая безумное время восьмилетней давности, когда я потерял ее номер.

— Номера нет в списках, и что дальше? — спросил Колин.

— На конверте — название дома. Виктория никому бы не рассказала, что он называется «Крошка Таджик». Ей было неловко. Названия дома нет ни в одном из писем, ни в паспорте, ни среди прочих личных вещей. Почта тоже не раздает адреса налево и направо. Откуда тогда это название стало известно? Нигде в документах ни намека. Когда вы ей писали, вы указывали название дома в адресе отправителя?

Все обернулись к миссис Патавасти.

— Нет, я никогда не писала «Крошка Таджик», вообще не упоминала об этом, — сказала она, — это и в самом деле неловко.

— Так откуда же кто-то мог узнать, что этот дом носит название «Крошка Таджик»? Виктория никому сказать не могла. Держу пари, что единственный способ узнать это — получить доступ к ее личным файлам на компьютере. Сама бы она об этом никогда не заговорила, но, возможно, она внесла полный адрес в какой-то личный файл. Тогда все сходится. Тогда кто, как не сослуживец, имевший доступ к ее документам, мог узнать про название? Это всего лишь версия, но, думаю, если бы вы решили наведаться к ней в офис и расспросить людей на месте, вы были бы близки к разгадке.

Я положил записку, конверт и все прочее на журнальный столик. На какое-то время повисла тишина. То, что я наговорил, отчасти, признаться, была полная чепуха, однако и здравые мысли имелись. Колин переменил положение рук. Лицо мистера Патавасти застыло в полуулыбке. Мои слова произвели впечатление. Чего я и добивался.

— Александр, скажи, как ты думаешь, ты бы смог отыскать убийцу моей дочери? — обратился ко мне мистер Патавасти.

Я посмотрел на него и кивнул.

— Найди его, найди того, кто это сделал, Алекс, — произнес Колин, его голос дрожал.

— Вполне может быть, что за решеткой уже сидит убийца.

— Узнай правду, — с настойчивостью проговорил мистер Патавасти.

— Хорошо, — ответил я.

Миссис Патавасти с ребятами удалились, мы с мистером Патавасти могли обсудить детали. Он будет давать мне сто фунтов еженедельно плюс перелет и любые непредвиденные расходы. Я старался отвлечься от мысли, что для меня это лучший выход из сложного положения. Мне предстояло расследование. Я собирался работать во благо друга семьи. Оказать им любезность, применяя навыки, полученные за время моей работы в полиции. Взяться за то, чем я зарекся заниматься впредь. Но я это делал не для себя. Это был чистый альтруизм. Во имя Виктории. Некстати было лишь то обстоятельство, что за всем этим скрывалось оправдание для отъезда из Ирландии, для получения денег, без которых невозможно было скрыться от Дугласа и людей из КОПУ.

Я вернулся домой и просмотрел все документы. Мистер Патавасти доверил мне личные вещи Виктории, справки по трудоустройству, счета за квартиру, кадровый состав компании и копию отчета окружной полиции Денвера. Викторию застрелили в ее собственной квартире при попытке оказать сопротивление. По словам уборщицы, часть вещей пропала. По версии полиции, преступник, Гектор Мартинес, убил Викторию во время неумелого ограбления. В момент схватки из кармана его брюк выпало водительское удостоверение. Для суда этого доказательства было маловато, но в качестве косвенной улики — вполне. У него уже было две судимости за кражу, к тому же он скрывался от суда, преследовавшего его за крупную автомобильную кражу. Преступник жил вместе со своим братом, и взяли его без особых проблем. Адвокат Мартинеса, Энрике Монро, отказался взять своего клиента на поруки, страшась, что тот сбежит. Все так, но автор записки был явно уверен, что посадили не того. А может, он просто мутил воду, чтобы поспособствовать освобождению Мартинеса либо приплести еще кого-то. Необходимо все выяснить. Я позвонил Джону и попросил его разнюхать кое-что для меня с помощью компьютеров полиции.

Этим вечером Джон встретил меня в «Долансе». Он был счастлив. Я неплохо его загрузил.

— Значит, так, Алекс. С письмом и конвертом все нормально — обычная офисная дребедень. Но шрифт — New Courier 2. Обновленная версия шрифта Courier, входящая только в новейшую комплектацию WordPerfect. Она вышла всего около трех месяцев назад и имеется пока только в офисах. Нет, не спрашивай, я уже проверил. В Обществе защиты действительно пользовались WordPerfect, и у них есть последняя версия. Однако так же обстоят дела еще у десятков тысяч других компаний. В одном Колорадо таких компаний не меньше сотни. С трудом добравшись до общества, я поговорил с сотрудником, студентом университета, они переезжают всем офисом из Боулдера в Денвер, но там еще ничего не устроено, работают только несколько человек. Как бы то ни было, вполне вероятно, что автор записки работал вместе с Викторией и написал из офиса.

Я улыбнулся. Он хорошо поработал. Сделал все, о чем я попросил. Если Джону что-либо поручить, результат может превзойти все ожидания.

— Да, много нарыл, этого более чем достаточно, — похвалил я.

— Слушай, ну признай, я сослужил тебе неплохую службу, — начал Джон.

— Да, — сказал я с подозрением.

— Я всегда хотел съездить в Америку, а в полиции мне дали месяц отгула, на посту я всего день-два в месяц, так что при любых условиях…

— Мне кажется, с такой дурацкой прической тебе следовало бы оказаться на обложке любовного романа, а не выписывать талоны за неправильную парковку…

— Дай мне договорить, Алекс! Ведь я действительно помог тебе, к тому же у «Британских авиалиний» сейчас акция «два билета по цене одного». Да и куда ты без меня? Я хочу лететь с тобой, — выпалил Джон.

Я посмотрел на него. На эту широкую бестолковую рожу. Джон улыбался. И подумал, а почему бы и нет? Холмсу полагается Ватсон. Помимо всего прочего, он был каким-никаким, но все же копом, вдобавок мне вовсе не улыбалось пускаться в путь одному.

Синева смыкается с синевой вдоль плавно выгнутой линии между небесами и Атлантикой. Смутные очертания Америки. Но я пока не там, я где-то на другом конце земного шара.

Пики, высокогорные долины Западных Гималаев. Самые высокие горы на Земле, сформировавшиеся пятьдесят миллионов лет назад, когда Индия врезалась в Азиатский континент.

Закрываю глаза и представляю себе эти горы. Глетчеры в Кашмире. Каровые озера на хребте Ладакх. Снег на маковых полях Гиндукуша.

Забираюсь в самолет на свое сиденье. Мой организм требует героина.

Деревня. Костры, где готовят пищу. Обветренный пожилой мужчина склонился над своим урожаем. Он достает перочинный ножик и с любовью надрезает маковую головку. Научное название опийного мака — Papaver somniferum. Шумеры и древние народы, населявшие долины Индии, называли его «хул гил» — цветок радости. Когда в Индию пришли представители арийской расы, они открыли, что этот цветок позволяет узреть Брахму, создателя Вселенной.

Всего пару недель назад красные и желтые лепестки красовались на верхушках зеленых стеблей. К удовольствию пожилого мужчины. Потом лепестки облетели, но растения выдержали снежный гнет. Коробочка с семенами, имеющая яйцевидную форму, цела и невредима. Под нажимом лезвия выделяется мутноватый молочный сок. Это и есть опий в чистом виде.

Мужчина созывает своих сыновей. Чтобы извлечь сок, делают вертикальный продольный надрез. Под воздействием высокогорного воздуха сок темнеет и густеет, застывая черно-коричневой массой. Все семейство собирает эту массу, превращая действо в настоящий праздник урожая, старшие лепят из нее плитки или брикеты и упаковывают их в пластиковые пакеты.

Опий не приносит большой прибыли, но жители деревни вполне довольствуются тем, что продают товар экспертам, знающим, что с ним делать дальше. Однажды, прекрасным январским днем, появляется караван мулов, забирает урожай опия и перевозит его через афганскую границу в Пакистан. Предприятие по очистке мака представляет собой задрипанную фабрику, расположенную в жилых кварталах Лахора. В кипящей воде опий перемешивается с соком лайма. Морфий удаляется с поверхности, повторно нагревается с нашатырным спиртом и снова проходит фильтрацию. Затем получившаяся коричневая паста нагревается с ангидридом уксусной кислоты в течение шести или семи часов при температуре восемьдесят пять градусов Цельсия. Для того чтобы все примеси выпали в осадок, добавляют воду и хлороформ. После раствор процеживается, добавляется карбонат натрия, чтобы героин загустел. Следом героин проходит через угольный фильтр и очищается спиртом. Очистка, то есть четвертая стадия, при которой используется эфир и соляная кислота, чревата тем, что вся лаборатория может взлететь на воздух. Но допустим, все остались живы; тогда героин снова проходит фильтрацию и получает штамп «готово к транспортировке». Получившийся в конечном счете мягкий белый порошок известен всем под номером четыре. На производство одного килограмма героина уходит десять килограммов опия, но он того стоит! Килограмм четверки оценивается примерно в сто тысяч долларов.