Дмитрий Вересов - Тихий Дон Кихот
— Это в главке-то? Кандидат в губернаторы города от нашего ведомства? Сказал бы я тебе, но в святые места скоро поеду, воздержусь.
— Я вот не обижаюсь, что ты без меня в монахи собрался, — нашелся Коля.
— Какие монахи! Я всего на неделю, осмотреть достопримечательности. Аня говорит, пряники там какие-то особенные… Это еще та неделя от отпуска. За какой только год, уже и не вспомню.
— Сало, пряники… А я, думаешь, навсегда?
— Ты еще не знаешь, как можно затеряться в коридорах власти, — заметил Корнилов. — Многие рыцари туда ушли, но немногие оттуда назад вернулись.
— А я — не рыцарь, я — хохол. У нас не забрало, а чтоб вас всех побрало… Я только одним глазком посмотрю на нашу политику изнутри и сейчас же назад вертаюсь. Не успеет девица за разврат устыдиться, а я уже тут как тут.
— Подсознание твое тебя выдает, — обрадовался Корнилов, как старой знакомой, этой поговорке Санчо. — Сам понимаешь на подсознательном уровне, что в разврат ударяешься, а споришь вот.
— Да эта поговорка не из подсознания, — возразил Санчук, — а из самого обыкновенного этого… сознания.
— А я тебе говорю: подсознания.
— Сознания…
— Хорошо, пусть так, — согласился Корнилов. — Еще хуже. Сам все понимаешь, осознаешь и идешь себе на такое грязное дело, словно в ДК милиции. Колись, Санчо, чем тебя соблазнили? Квартирой, машиной с мигалкой, льготами, коробкой из-под ксерокса?
— Не лепи горбатого, начальник, — отмахнулся Коля Санчук. — Надо еще выборы выиграть. Подождите, детки, дайте только срок… А если я должность какую-нибудь в желтом домике получу, то и про тебя, бедолага, вспомню.
— Спасибо, отец родной, — всхлипнул Михаил, — только «желтым домиком» на Руси всегда другое заведение кликали.
— Какое же это? — удивился Санчо.
Корнилов пояснил.
— Но все равно спасибо тебе, Коля, и на этом. Хотя в этом случае я бы монастырь выбрал. Только я, кажется, догадался, зачем ты им понадобился.
Санчо решил не переспрашивать, подозревая очередную шпильку, но Корнилов сказал и так:
— Ты будешь у них талисманом. Больно ты, Санчо, на олимпийского Мишку похож.
— Это ты, Михась, уже на волка похож, — обиделся Коля. — Морда серая, глаза блестят и на своих закадычных друзей бросаешься.
— Так и есть, — грустно усмехнулся Корнилов. — Помнишь, меня Кудя при задержании за руку цапнул? От этого, говорят, превращаются в оборотней.
— Автоматическими ножницами для стрижки кустов? — засмеялся Санчо. — От этого ты, Михась, можешь в газонокосилку превратиться. Но ничего, в монастыре православном из тебя человека сделают…
Вот, оказывается, как вершатся политические судьбы! Несколько глупых шуточек в полумраке концертного зала, парочка Колиных излюбленных поговорок, возможно, два-три непроизвольных соприкосновения локтями плюс одно умышленное коленями и вот, пожалуйста: Николай Санчук откомандирован в предвыборный штаб Веры Алексеевны Карповой, полковника милиции и кандидата в губернаторы.
Таким вот образом Санчо отправился «губернаторствовать», а на «острове» оказался Корнилов.
Сейчас, после монастыря, отца Макария, мученика Христофора, разговоров и встреч последних дней, Корнилов наверняка согласился бы с Колей, одобрил его выбор. Может, даже сказал бы ему об этом в лицо и всерьез. Лишний раз он убедился, что не зря они с Санчо были напарниками, может, и не с прописной буквы, но уже и не со строчной точно. Каждый из них мыслил и чувствовал по-своему, шел своим следственным путем, по своей логической цепочке. Но к выводам они приходили одинаковым и, чаще всего, верным. Одновременно они оказались на жизненном распутье, у того самого камня с тремя вариантами дороги, и тот, и другой сделали выбор. Только вот верный ли? И встретятся ли они когда-нибудь, разъехавшись в разные стороны?
Новый оперативник, занявший стол Коли Санчука, казалось, только что вышел из парикмахерской, где его не только постригли, освежили, но и зарядили оптимизмом и верой в свою неотразимость. Корнилов позавидовал его пухлым щекам, которые во время утреннего бритья, наверное, не надо было надувать. Вообще, Михаил почувствовал себя рядом с новым опером Андреем Судаковым каким-то чайным пакетиком, отжатым за две специальные ниточки. А рабочий день только начинался…
— Я хозяйке квартиры так и сказал: «Телесериалов насмотрелись? Отпечатки пальцев сейчас только в кино берут. По крайней мере, с гладких поверхностей», — рассказывал Андрей Судаков об очередном квартирном ограблении, куда он уже успел съездить поутру. — А старуха, смотрю, к дверце шкафа подбирается. Пощупать, видимо, хочет на гладкость. Хорошо еще вещи на пол сброшены, а ей через эту груду не перебраться. Ну, думаю, надо переходить в наступление. «Кто звонил к нам в отдел? А кто звонил в „02“?» — строго так ее спрашиваю. Она растерялась сразу и след потеряла. «Я только к вам в отдел дозванивалась по справочнику», — говорит.
— А кто же звонил в «02»? — вяло поинтересовался Корнилов.
— Так эти, 911. Видимо, грабители замок попортили, когда дверь вскрывали. Старуха 911 вызвала, чтобы домой попасть. Ну, а эти спасатели и отзвонились, им положено.
— Понятно.
— Так вот. Чувствую, старушка уже не так агрессивна, как вначале. Значит, можно дожимать…
Корнилов представил, как оперативник Судаков дожимает старушку на борцовском ковре или ринге, и немного повеселел.
— Хотите себе неудобств? — Судаков словно обращался к невидимой уже старушке. — Допросы, протоколы, криминалисты с грязной обувью, блохастые собаки? Тогда пишите заявление, что претензий не имеете. К кому? А ни к кому… К грабителям, конечно, имейте, сколько хотите. Никто никого не найдет. Нет, милиция работает отлично. Я вам скажу по секрету… Только дайте мне расписку, что обязуетесь эту информацию не разглашать в течение семи календарных дней… Так вот, говорю по большому секрету, что это серийная кража…
— И дала такую расписку? — не поверил Михаил.
— А как же! Дала, как миленькая, — опер вытащил из кармана бумажку с дрожащими, старушечьими буквами и швырнул ее в корзину для мусора. — Наш народ уважает государственные тайны и собственные подписи.
— Тут я, правда, немного прокололся. Назвал пропавшие колечки золотым ломом. Минут двадцать с ней препирались по этому поводу. В башку эта старуха мне свои колечки накрепко вбила с подробными описаниями: где царапинка, где пятнышко, какое от мужа покойного, какое от Вовика какого-то. Месяца два помнить теперь буду этого Вовика, старухиного любимца. А знаешь, как я от нее вырвался? Стал сокрушаться, что такой у них в ЖСК хороший председатель, и вдруг в его доме квартирная кража. Прямо не мог успокоиться. Председатель кооператива — и такое происшествие! Старуха меня еще успокаивать начала и председателя хвалить…
— При чем здесь председатель? — не понял Корнилов.
— Внимание переключил на другой знакомый ей объект, — пояснил Судаков. — Все по науке. А потом сказал, что пошел этого председателя успокоить. И был таков…
— Силен, — согласился Корнилов. — А ты хотя бы соседей опросил? Может, кто-нибудь видел, слышал? В хрущевках слышимость такая, что соседи по шагам друг друга узнают.
— Я ей посоветовал соседей опросить.
— Кому? — опять не понял его Корнилов.
— Старухе этой, — ответил опер. — Ей все равно делать нечего. Вот пусть по соседям походит.
— Так ты бы ее насчет задержания проинструктировал и допрашивает пускай сама, — не выдержал Михаил. — Все равно же на скамейке сидит, с другими бабками треплется. Что бы ей с задержанным не посплетничать?
Андрей Судаков вдруг захохотал, охаживая себя пухлыми ладонями по фисташковому пиджаку.
— Все так и было, Миша! Ты прямо в точку! — воскликнул он, едва отсмеявшись. — Почти так. Старуха мне в дверях говорит: «Я по телевизору видела, что вы этих преступников бьете в кабинетах. А нельзя ли и мне этого гада палкой разок ударить?» «Если поймаем, — отвечаю, — то можно». Палка у нее, скажу тебе, Миша, солидная, со специальным выдвигающимся стержнем на случай гололеда. Наш человек…
Корнилову казалось, что он только что выполнил какой-то акробатический элемент со множеством вращений, или сделал несколько десятков кувырков подряд на татами, а потом резко выпрямился. А может, его протащила на крыле ветряная мельница и сбросила на землю? Он не мог идти, как трезвый человек, прямо двигаться, даже подумать был не в состоянии, пока его вестибулярный аппарат не приведет, наконец, всю систему в порядок.
Или все эти кульбиты, сальто и кувырки совершает само мироздание? Все изменилось как-то вдруг, за какие-то мгновения. Он просто отвернулся на секундочку, нагнулся, чтобы завязать шнурки на ботинке, а когда осмотрелся, обнаружил, что окружают его другие люди, с измененной речью, психикой, моралью, даже внешностью. Споткнулся и оказался в мире песьеголовых. Провалился, как Алиса или Аня, в кроличью нору и оказался в Стране Чудес.
