Галина Романова - Соперница с обложки
– Может, она кофе из них пила, а чай из банки полулитровой, – осклабился в ухмылке Александр Иванович Давыдов, с удовольствием похрустывая дорогим печеньем. – Для гостей такие вот, а у себя в столе… Осмотрели стол-то?
– Осмотрели. А толку? То, что могло нас заинтересовать, наверняка было похищено ночным грабителем.
– Все-таки он был, грабитель-то?! А я думал, сплетни по коридорам фирмы гуляют!
Давыдов не воспользовался чашкой и покрутил в руках пустую сахарницу, чуть покрупнее размерами, и заварил чай в ней, сразу сунув пару пакетиков.
– Был, был. Эксперты установили, что ящик стола взломан. Сейф открывали тоже, но ключом, который либо не очень хорошо подходил, либо темнота помешала, но ключ оставил много царапин. Можно было бы предположить, что ключ хозяйский, но царапины свежие. К тому же кровь… Этот идиот все здесь заляпал кровью. Поранился, когда в окно влезал. На подоконнике с той стороны гвоздь торчит, вот об него… Так вот и на столе пятнышки найдены. И на дверце сейфа следы крови. И на ящике стола.
– Отпечатков нет?
– Нет. Отпечатков нет.
– В перчатках, значит, работал.
– Значит, – кивнул Андрей с явной досадой, наблюдая за Давыдовым. – Надо же, а я не догадался в сахарнице заварить…
– Что пропало? – самодовольно порадовался своей догадливости Саша.
– Кто же знает-то! Спросишь тоже! – Дмитриев покачал головой. – Кроме хозяйки этого никто не может знать наверняка. Деньги из сейфа не пропали будто бы, но кто знает, сколько их там было? И, может, она там украшения дорогие хранила, зная, что офис находится под круглосуточной охраной. В столе у нее тоже никто никогда не шарил. Даже секретарше в этот кабинет вход заказан. Только в самых исключительных случаях. По особому распоряжению! Уборщица убиралась всегда в присутствии Волиной.
– Хорошо… А что охрана говорит? Неужели ничего не видели? Сигнализация должна была сработать? А почему не сработала?
– Какой умный, а! – Андрей скорчил кислую мину. – Охрана ничего не видела. Окна кабинета выходят во внутренний дворик, который насквозь простреливается камерами наружного наблюдения, поэтому кабинет на сигнализации не стоит. Только в кассе установлена сигнализация. А в кабинете Волиной – нет ее!
– Так записи надо просмотреть, – посоветовал Давыдов, наворачивая печенье. – Значит, там есть что-то.
– Уже!
– И?
– Пусто. Ничего на них нет. Либо диски подменили, либо нет ничего.
– Как же он тогда попал сюда, этот грабитель?
– Вариантов много. Мог через крышу, мог по пожарной лестнице, мог из соседнего кабинета по карнизу дойти, но!.. – Андрей сделал выразительную паузу. – Для проделывания этих манипуляций этот человек должен был прежде всего на тот момент находиться в этом здании. Все три точки попадания в это вот окно, – он потыкал пальцем в окно, из подоконника которого с наружной стороны торчал гвоздь, – предусматривают то, что человек на момент ограбления находился в офисе.
– Ага! Стало быть, кто-то из своих! Группу крови установили?
– Какой шустрый! Позвонят, как только установят. – Андрей вздохнул, обнаружив на дне жестяной коробки три последних бисквитных сердечка. – Нет, ты даешь, а! А если она вернется и обнаружит, что мы сожрали ее печенье, что тогда? Объяснительную писать станем?
– Думаешь, вернется?
Андрей ничего не отвечал минуты три-четыре, вспоминая о подобном деле, случившемся пару лет назад в соседней области.
Тогда так же вот подняли панику близкие, обнаружив пропажу любимого мужа, отца и зятя. Домой он тогда неделю не возвращался. Не звонил ни он, ни возможные похитители, хотя такая версия тоже рассматривалась. Среди трупов, которые были представлены супруге пропавшего на опознание, она его не обнаружила. И план-перехват был организован, и собак задействовали, загоняв их по дачному поселку, где у паникеров дача имелась.
Все было бесполезно. Пропал человек, как в воду канул. И что смущало и особенно сбивало с толку – пропал из бани, где парился со своим водителем. Того даже под стражу брали, не веря, что хозяин как вышел во двор в тапках, майке и трусах будто бы поговорить с кем-то по телефону, так больше и не вернулся. И телефонные звонки пробивали, и…
И неизвестно, куда бы их завело расследование и следовательская фантазия, привычно рождающая одну версию за другой, не объявись пропавший. В чем ушел за порог бани – в тапках, трусах и майке, в том и вернулся. Вполне довольный собой, сытый, спокойный.
– Да помню я это дело, – отмахнулся Саша. – Тогда его любовница на острова уволокла. Сюрприз решила сделать к какой-то их грядущей годовщине, вот и выкрала любимого прямо в трусах. Сейчас-то все не так. Сейчас-то любимый здесь.
– А должен быть рядом с ней, хочешь сказать?
– Типа того. Ты с ним уже говорил?
– Нет.
– А когда собираешься?
– А вот как поговорю с Тамарой, подругой пропавшей Волиной. Услышу от нее версию случившегося, узнаю, что заставило ее так запаниковать и написать заявление… Кстати, дочери кто-нибудь догадался позвонить?
– Тамара эта и звонила. И даже будто ездила к ней, никто не открыл.
– Ладно, сейчас посмотрим, что она нам расскажет. Ты ступай, Сашок, поболтай еще с коллегами. Сильно не затягивай, а то можем к обеду в отдел не успеть.
– И что? Мы же здесь по делу! – огрызнулся Саша, развязной походкой двинувшись к двери.
– Ага, Волина вот завтра на работе нарисуется, еще и претензии предъявит, что кабинет ее эксперты осматривали и мы с тобой тут хозяйничали. И чего так рано засуетились? Трое суток еще не прошло, а мы уже тут как тут! Ох и взгреют, явись она завтра.
– Хоть и сегодня! Разве попрешь против губернаторского слова, Андрюша? Опять же мы с тобой всего пока не знаем, может, уже и труп ее имеется. Неспроста же сыр-бор этот затеяли. Позвонили из дежурки, велели ехать и опросить. Мы с тобой и подчинились. Мы-то что, если тут уже прокурорские с экспертами суетились? Не дрейфь, все будет нормуль. Звать, что ли, царицу Тамару?
– Зови.
Дмитриев снова уселся на место Волиной, сложил руки на столе и с напряжением, почти не моргая, уставился на дверь.
Таким вот образом Марианна Степановна Волина, наверное, всегда ждала вызванных к себе подчиненных. На ковер в свой кабинет, без особых излишеств, но дорого и по высшему разряду оформленный. Сидела, с напряженным ожиданием смотрела на дверь и думала, что именно скажет теперь человеку, который сейчас переступит ее порог.
А может, и не так все обстояло на самом деле. Может, и не напрягалась она совсем. А ждала любого, кто осмелился предстать перед ней, с алчностью голодного хищника. И рвала потом на куски их души, и изматывала, и ломала. Кроила на свой лад их жизни, прочно ставила на колени, не давая возможности подняться. И раз и навсегда подчиняла своей воле. И проделывала это наверняка без видимой ярости, без воплей, а с надменным звериным самодовольством.
Она была страшным человеком, если все же ее нет сейчас в живых. Ее боялись в этой фирме все без исключения. Боялись и ненавидели. И каждый второй наверняка желал ей смерти. Если все же ее нет сейчас в живых…
А что Тамара? Какие чувства она испытывала к своей подруге? Местные сплетники донесли, что Волина сильно помогла ей в свое время. И с квартирой, и с высокооплачиваемой должностью, хотя бухгалтером, по слухам, Тамара была слабым.
Чем она платила Волиной за такие широкие жесты? Благодарностью? Уважением? Верностью? Или все же тайно завидовала более удачливой подруге, что случается сплошь и рядом? Или все же тайно ненавидела ее наряду с остальными?
Ох, и змеиное гнездо! Ох, и рассадник пороков! Как тут не поверить, что Волина самолично устроила собственное исчезновение затем, чтобы понаблюдать со стороны, как себя народ проявит.
– Здравствуйте.
Дверь совершенно неслышно распахнулась, и в кабинет, осторожно ступая, вошла очень крупная женщина.
А она так всегда входила в этот кабинет – с рабски сгорбленной спиной, на носочках, хотя и сложно ей это было проделывать при таком-то весе? Всегда так очевидно выражала подобострастие или этот жест должен был стать проявлением великой скорби?
Ох, что-то подсказывало Дмитриеву, что нельзя было спешить с отнесением к числу искренних плакальщиц самой близкой подруги Волиной – Тамары.
– Проходите, проходите, что вы так осторожничаете? – он располагающе улыбнулся. – Чаю не хотите? Мы тут с коллегой похозяйничали. Марианна Степановна не осерчает, если вернется к вечеру?
Ох как не понравилось Дмитриеву то чувство, которое искрой прострелило глубоко посаженные глаза главного бухгалтера! Ох как оно его насторожило!
Не вернется эта сука! Ни к вечеру, ни утром!
Вот что одно лишь мгновение пульсировало в ее глазах и тут же скрылось, уступив место недоумению.
С чего бы ей возвращаться, если в кабинете ее все кровью заляпано? Кто-то же побывал здесь? Зачем? И кровь чья? Чья кровь-то, если не Марианны? И если человек тут полазил, стало быть, был уверен, что хозяйка не вернется и пропажи не обнаружит. А кроме нее никто не знал и знать не мог, что пропало.
