Лариса Соболева - Злодеи-чародеи
М-да, пару часов послушаешь этого интеллигентного дядечку – и прямиком в психушку поедешь, на лечение, если успеешь сообразить, что тебе срочно требуется подлечиться. София решила так: если ей понадобится консультация, она поедет к Маркелу и душу из него вытрясет, но слушать сейчас весь этот бред… увольте! На чем там она в своем романе остановилась? Ах да: Зыбин надумал ночью раскопать могилу…
Продолжение,
которое она накатает позже
Дом затих. В связи с последними событиями, когда мертвая Элиза якобы пришла сюда и забрала деньги, этот дом по ночам теперь казался зловещим. Но именно сейчас, слушая тишину, Марго пришла в голову великолепная идея. Она взяла подсвечник и босиком, чтобы никто не услышал ее шагов, выскользнула в коридор. Однако тишина вокруг стояла какая-то адская, страшная, заставлявшая тревожно постукивать ее сердце. А Марго, если уж что-то надумала, не в состоянии была остановиться.
На цыпочках она добежала до комнаты Элизы, взялась за ручку двери и замерла. Вдруг она сейчас войдет в комнату умершей девушки, а там… Элиза! Справится ли с собой Марго, не дрогнет ли она? Разумеется, она дрогнет, у нее уже заранее холодные мурашки стайкой разбежались по всему телу – ведь не с живым же человеком она встретится!
Некоторое время она боролась с искушением войти в комнату и ужасом перед непонятным явлением. А если ей вначале просто слегка приоткрыть дверь и, не заходя, одним глазком заглянуть внутрь? Если она Элизу… увидит – поднимет шум на весь дом, домашние сбегутся и поймают этого призрака… Правда, еще никому не удавалось сцапать призрака, а вот объяснений самой Марго впоследствии не избежать. Зачем она ночью пошла в комнату мертвой девушки, что ей здесь понадобилось? И что ей отвечать?
– Ай, потом придумаю, – шепотом сказала Марго и…
Дверь оказалась запертой на ключ – какая досада! Марго побежала к себе, забралась под одеяло и задрожала. Без Дуняши тут не обойтись, горничная должна знать, где хранится ключ от комнаты Элизы.
А ветер выл поистине чудовищно, он набрасывался на дом, как зверь, даже стекла в окнах дребезжали. Как там сейчас Зыбин – на кладбище? Нет, в такую погоду он вряд ли соизволит копать, при всем своем уме и прочих талантах, Виссарион Фомич весьма ленив. И все же завтра с утра она поедет к нему! Только вот все ей не спалось, а ночь – это время, которое проходит незаметно, только когда спишь.
– Элиза?!! – вырвалось у Виктóра.
Безусловно, она услышала его возглас, однако не остановилась, не оглянулась, а продолжала идти в прежнем темпе вдоль улицы, и стук ее каблучков разносил, рассеивал ветер. Виктóр с трудом пришел в себя; ему захотелось посмотреть на ее лицо еще разок, ведь не исключено, что он просто обознался. Князь нагнал девушку быстро, опередил ее и обернулся.
– Элиза!!! – вновь вскрикнул Виктóр потерянным голосом.
Поскольку он загородил ей дорогу, Элиза вынужденно остановилась и, глядя исподлобья на князя, хмуро произнесла:
– Дайте мне пройти.
– Элиза… Это невозможно! Тебя ведь больше нет!!!
– Уйдите!
– Стой, стой, Элиза! – не дал ей обойти себя Виктóр, вновь загородив девушке дорогу. – Скажи мне, это ты?! – Она сделала новую попытку обойти его, но Виктóр схватил ее за плечи. – Нет, ты не уйдешь! Сначала ты объяснишь мне, что все это значит!
– Как вы смеете! Я вас не знаю!
Элиза ударила его по щеке, но Виктóр пребывал в состоянии такого потрясения, что, ударь она его хоть палкой, да хоть пудовым молотом, вряд ли он это почувствовал бы. Князь только сильнее сжал плечи девушки и все вглядывался в ее лицо, не веря своим глазам…
Дуняша резко затянула шнурки на корсете, и Марго невольно ойкнула.
– Прошу прощения, – пролепетала девушка.
– Да уж потерплю… Кто только придумал эти корсеты?! Явно мужчина, чтобы женщины мучились ежесекундно. Их сиятельства уже проснулись?
– У нас так рано господа не встают, одна прислуга.
– Какая жалость, а мне надобно ехать! Что ж, выпью чаю и поеду. Подай платье. – Кажется, настала пора коснуться темы, ради прояснения которой Марго и осталась здесь на ночь. – Скажи, Дуняша, ты скучаешь по Элизе?
– А то, – вздохнула девушка, помогая ей надеть траурное платье. – Элиза Алексеевна были добрая! Поверить не могу, что их не стало.
– Послушай… – Марго повернулась к ней лицом. – А то, что рассказывали нянька и сторож, будто Элиза приходила в дом…
– Ежели то не враки, страх-то какой! – перекрестилась Дуняшка. – Я теперь, как свечереет, одна и шагу лишнего боюсь ступить.
– Полно тебе, глупая. Сама говорила – Элиза доброй барышней была, отчего же ее надо бояться?
– Так ведь покойница!
– Не бойся, кто плохого не сделал Элизе, тому бояться нечего, а вот кто ей навредил… – Марго умело подогревала суеверные страхи в душе у Дуняши: у той глаза стали совсем круглыми, брови сложились домиком. – Думаю, мается она в своей загробной жизни, потому и ходит, обидчика своего ищет.
– Неужто правда?! – обомлела Дуняша. – Так ведь в доме ее никто не обижал, все барышню нашу любили…
– Стало быть, есть и те, кто ее обижал, – вне дома? Ты знаешь, кто это?
От проницательной Марго не ускользнуло, что девушка замялась, оттого и потупилась – лгать она явно не умела, глядя прямо в лицо ее сиятельства.
– Отчего не хочешь мне сказать? – с ласковыми интонациями спросила графиня. – Я же вижу, ты знаешь…
– А как барышня на меня рассердятся и станут по ночам ко мне приходить? Я ж умру на месте!
– Глупая! Обида, нанесенная ей при жизни, – вот что ее тревожит после смерти! – В находчивости Марго было не отказать. – А сейчас она не слышит нас. Ну, говори же! Возможно, Элиза и умерла-то от нанесенной ей обиды.
– Насчет обид мне неведомо, но барышня страдали-с очень…
– Страдала? Из-за чего?
– Любовь с ними приключилась, – шепнула горничная.
– Любовь?! – О, как это щемящее чувство было знакомо Марго, оно действительно приносит страдания, когда нет рядом с тобою того, кого ты любишь. – Но за Элизой был присмотр, одну ее не отпускали из дому.
– А вы будто не знаете, что лазейку завсегда можно отыскать, коль душа на волю рвется?
– Она убегала из дому на свидания?
– Убегали-с, – опустила голову Дуняша. Ну, уж тут все – яснее ясного!
– А ты помогала ей, не так ли? – Девушка еще ниже опустила голову. – Отчего же она так страдала? Судя по тому, что Элиза бегала на свидания, любовь у нее была взаимной.
– Так, да не так! Поначалу барышня расцвели, а потом все тухли, тухли… Плакали часто. Однажды попросили меня отнести записку князю Виктóру, а опосля мы с нею отправились к нему на свидание, а домашним сказали – за покупками, мол, идем. Барышня просили князя Виктóра разорвать ихнюю помолвку, а он – отказался.
– Даже до этого дошло?! Немудрено, что Виктóр отказался, приданое за Элизой было обещано завидное… Но кто же он, тот, кого она полюбила? Как его имя?
– Не знаю-с…
Лицо Марго стало строгим, не терпящим лжи, и Дуняше пришлось с жаром доказывать, что она честна с графиней:
– Христом Богом клянусь, не знаю я! Ни разу не видала его. Бывало, я записки от барышни носила в трактир, что на Полежаевской…
– В эдакое скверное место? – изумилась Марго.
– Отдавала их половому по имени Оська, а он, ежели было что для барышни, мне письмецо вручал. Вот и все!
– Ну-ка, честно мне ответь: на их свидания с нею ты вместе тоже ездила?
– Ездила, – призналась Дуняша со слезой в голосе. – Я в карете оставалась, а барышня в другую карету пересаживались. Вы уж не говорите никому…
– Не скажу, не скажу, не бойся, – заверила ее Марго. – А на той карете, в которую садилась Элиза, были какие-нибудь знаки, вензеля, украшения?
– Не было ничего. Нешто вы думаете, меня любопытство не разбирало? Я и так, и эдак присматривалась, нарочно выходила и близехонько так к карете ихней гуляла, но не видала, кто с ними там был, с барышней Элизой.
Теперь Марго требовалось обдумать эти новости; их было немало, и важно было не упустить какие-то мелочи, все запомнить. Ко всему прочему, девушку требовалось сделать своей добровольной сообщницей, следовательно, не напирать на нее сильно, иначе она замкнется. Дуняша должна видеть в мотивах действий Марго родственную доброжелательность и обеспокоенность, а не любопытство женщины, обожающей сплетни, тогда девушка раскроется и станет ей помогать.
– Поди, Дуняша, – сказала мягко графиня, – прикажи запрягать лошадей, а я покуда чаю изопью…
Виссарион Фомич, будучи в скверном настроении, вызвал сыщиков, а тут и ее сиятельство пожаловали-с. Не заставлять же ждать столь значимую особу! И он выгнал сыщиков вон, сел, скрестил руки, локти уложил на стол, нахохлился…
– Доброе утро, Виссарион Фомич.
– Мое почтение, – пробубнил он, почти не раскрывая рта.
– Что я вижу – вы не в духе?
Марго неплохо уже изучила характер Зыбина, что говорило о ее наблюдательности и уме, а умная женщина, по мнению Зыбина, это сущее наказание!
