Николай Леонов - Трактир на Пятницкой
- Хозяина! - сказал Серый и, когда отец Василий явился, кивнул на тело и приказал: - Убрать! Валет и Хват, помогите вынести во двор. Цыган, закрой дверь в залу.
Через пять минут кабинет принял свой обычный вид.
- Садись, - Серый показал Сержу на стул. - Цыган, подойди. Почему у тебя пушка при себе? Хочешь сгореть сам и сжечь остальных?
- Если мы сгорим, то не по моей вине. Вот бандюга, мокрушник чертов! Цыган сморщился и показал на Свистка. - Чуешь, что сделал твой любимчик? он схватил Серого за рукав и стал трясти. - Ты понимаешь или нет? Если милиционер пришел с заданием, то обязательно на связь к кому-то. И именно к тому, кого мы ищем. Мы имели возможность прозреть, но останемся слепыми. Если он был здесь просто так, то этим убийством мы вывели на себя уголовный розыск. Я одному рад, - Цыган показал пальцем на Свистка, - теперь ты стопроцентный покойник. О сегодняшнем убийстве уголовный розыск узнает, самое позднее, завтра. Они о нас сейчас все знают. Они тебя за это дело на дне морском найдут. Считай, что на тебя уже побрызгали водой и зашили в мешок.
Серый переводил взгляд с Цыгана на Сержа и обратно. Эти двое говорят одинаково. Но кто из них кто? Он улыбнулся неожиданной мысли, подошел к Сержу и громко сказал:
- Мой новый приятель. Свой в доску.
Потом подошел к Цыгану и, обнимая его за плечи, зашептал:
- Присмотрись, Цыган Внимательно присмотрись, понял?
- Чего же не понять? - громко сказал Цыган. - Мы с Михаилом старые знакомые.
Глава шестая
НЕ ДЛЯ ТОГО ПОГИБ ЧЕЛОВЕК...
Климов нажал кнопку настольной лампы, и строчки протоколов стали выпуклыми и рельефными. Климов откинулся в кресле и прикрыл на секунду глаза.
Дело, с которым знакомился Климов, поначалу показалось ерундовым, и его поручили самому молодому оперативнику в отделе. Витун, как ласково звали Виктора Конова старожилы, только прибыл с шестимесячных курсов, поскрипывая новенькой портупеей, и любой правонарушитель без труда угадывал в нем работника милиции. Витун взялся за расследование рьяно, но через несколько дней к первому заявлению о мошенничестве прибавилось второе, потом третье. А мошенник, продающий алчным или доверчивым людям под видом золотого песка медные и бронзовые опилки, разгуливал на свободе и продолжал совершать одно преступление за другим. Проверка по картотеке МУРа ничего не дала. Приметы, называемые многочисленными потерпевшими, не подходили ни к одному из известных в Москве мошенников. Следовательно, разыскиваемый преступник был или приезжим, или талантливым новичком.
Мошенничеством заинтересовались "старички".
Шленов провел большим пальцем по усам и сказал:
- Сегодня некогда, а завтра обедать не буду и за час словлю золотушника.
Прошла неделя, Шленов ходил хмурый и отмахивался могучей рукой от шуток товарищей. А преступник то всучит свое "золотишко" приехавшему в Москву крестьянину, то разыграет из себя налетчика, который торопится сбыть левый товар, и "удачливый" нэпман приобретает по дешевке полкилограмма медного "золота". Имя преступника оставалось неизвестным, а предугадать, где и когда он появится со своим холщовым мешочком, Шленову не удавалось.
Когда количество заявлений перевалило за десяток, Климов решил сам ознакомиться с материалами. Вот они лежат - тоненькие приплюснутые папочки, разные и одинаковые одновременно, как различно одетые братья-близнецы. Климов не волшебник - сидя в кабинете, ничего конкретного предложить не может. Если бы пойти в город, потолкаться среди людей, может, и попался бы на глаза этот ловкий пройдоха. Но уходить из кабинета нельзя. Климов сложил все дела в аккуратную стопку, выстроил рядком злополучные холщовые мешочки с опилками, потом посмотрел на них и улыбнулся. Такие дела спать не мешают. Конечно, начальство по головке не погладит, но совесть не мучает и злости на этого мошенника нет. Может, и не прав он, Климов, но нет злости, и все тут. Потерпевших не жалко, а порой даже смех разбирает, когда они хватаются за голову и рассказывают, как их провели.
Климов достал из стола листки, полученные днем от Николая, стал их читать и переписывать аккуратным ученическим почерком. Банду Серого в одну сторону, остальных - в другую. А этого парня Климов вроде знает, встречал где-то... Около двадцати лет, среднего роста, русоволос, кудряв, веснушки на носу и щеках... В скобках стоит буква "м".
Климов, как мальчишка, хлопнул в ладоши. Мошенник! Этот САМЫЙ мошенник, чьи приметы он сегодня перечитывал много раз. Вот ловко! Климов вылез из-за стола, открыл дверь и крикнул в гулкий коридор:
- Витун! Витун, зайди на минуточку!
Через минуту Конов вошел в кабинет. Климов сразу отметил происшедшую в парне перемену: портупея исчезла, вместо щеголеватого полувоенного костюма старенький пиджачок и полузамызганные клеши, на ногах - стоптанные штиблеты.
- Тебя не узнать, Витун. Прямо блатной с Сухаревки, - сказал, улыбаясь, Климов.
- Вконец замучили, - Конов покосился в коридор. - И какой я представитель в этом наряде? - он одернул пиджак и поправил сползающую на живот кобуру.
- Сейчас ты им нос утрешь, - Климов протянул Витуну листок с фамилией и адресом мошенника. - Возьми машину и езжай. В квартиру входи вместе с шофером и тащите его сюда, паршивца. Обыск не делай, никаких доказательств не надо. Завтра вызовем всех потерпевших. Они на очных ставках преступника опознают. Он вмиг расколется.
- Где же вы его отыскали, Василий Васильевич? - спросил Витун удивленно. - Я ноги до крови стер, бегая по городу, а вы два часа - и... он хлопнул рукой по листку.
- Его отыскал другой человек. Но для ребят жулика нашел ты, - Климов подтолкнул Конова к дверям: - Давай, давай, пока машина на месте.
Затрещал телефон.
- Климов? Слушай, Климов, говорит Власов из политпросвета. Ты почему молчишь?
- Тебя слушаю, - ответил Климов.
- Вот, ты слушай. Ты почему саботируешь? Бывший красный командир - и саботируешь партийные мероприятия. Ты почему молчишь?
- Тебя слушаю, - повторил Климов.
- Ты слушай, слушай. Я на тебя жаловаться буду, ты уклонист, Климов. Я четыре раза тебе звонил и предупреждал, что в четверг у нас митинг, посвященный смычке с деревней. Звонил?
- Звонил, - Климов вздохнул. - Ты понимаешь, Леша, у меня в этот вечер получилась нечаянная встреча с бандитами. Постреляли малость.
- В тебя?
- Ив меня тоже, Леша, - ответил Климов и улыбнулся, представив озабоченное лицо приятеля. - Но не попали.
- Так зачем же вы, товарищ Климов, мне об этом рассказываете? И не называйте меня по имени, я вас, кажется, не в кино приглашаю. Я вас категорически предупреждаю, что буду жаловаться. Послезавтра у нас митинг, посвященный благоустройству Москвы. В семь часов. Вы знаете, что в Москве полтора миллиона жителей и жилой площади не хватает. Знаете? Попробуйте не прийти!
Климов пожал плечами и повесил трубку. Телефон, снова захлебываясь, затрещал.
- Василий Васильевич, это я, - раздался глухой голос Панина. - Жду на углу Кадашевской набережной и Старомонетного переулка. Приезжайте скорее и обязательно на машине.
Что могло случиться?
Машину можно вызвать из управления. Но пока дозвонишься, пока она придет. Климов буквально слетел с лестницы и побежал. На полпути он остановился, вспомнил, что наган остался на столе, махнул рукой и побежал дальше. На Ордынке еще гулял народ, и кто-то свистнул ему, заулюлюкал, затопал ногами.
Вот и Старомонетный, еще немного - и набережная. Климов, тяжело дыша, перешел на шаг, вглядывался, напрягая зрение, стараясь рассмотреть, где может его ждать Николай. На углу стояла повозка, темная маленькая фигурка копошилась около лошади. Климов нарочно вошел в бледный круг уличного фонаря.
- Сюда, - сказала фигурка и махнула рукой.
- Ты? - удивленно спросил Климов, с трудом узнавая Панина в мужицкой рубахе и картузе. - Что случилось?
Панин молча стоял и держал лошадь под уздцы, и было в его молчании и одеревенелой неестественной позе что-то такое, отчего у Климова ноги сразу стали чужими, и он тяжело навалился на возок.
- Лавров жив? - спросил он.
- Лавров жив, - ответил Панин.
И тут Климов почувствовал под своим локтем чьи-то ноги и негнущимися пальцами ощупал тело под мешковиной.
- Вот, - Панин протянул руку и медленно разжал пальцы. На вздрагивающей ладони лежало пенсне со шнурком.
- Кто? - спросил Климов, отыскивая под мешковиной голову, погладил.
- Свисток узнал, - Панин отвернулся. - Забирайте. Мне надо возвращаться.
Климов поднял маленькое тело.
- К себе не несите. Я должен был его утопить. Если у вас его увидят, то моего тела не получите, - зло сказал Панин, вскочил в возок и хлестнул лошадь.
Климов сгорбился и прижал к себе мертвого Фалина.
- В четыре будь на Зубовской, - сказал он тяжело и зашагал по набережной.
Климов нес Фалина, как носят детей, держал крепко, но не очень, будто боялся причинить боль. Каждый шаг отдавался звенящей болью, в голове было пусто, и обрывки мыслей появлялись и пропадали, как титры на экране кинематографа.