Мария Жукова-Гладкова - Поиграй со мной в любовь
– Слава до сих пор в больнице? – уточнила я.
– Ну конечно. Правда, уже руководит делами. К нему подчиненные приезжают. Все безумно счастливы, что он выкарабкался. Хотя как знать… Непонятно, что он помнит, а что не помнит.
– А как я попаду в его квартиру? Ключи у кого? Или они остались при нем после аварии?
«Почему у вас-то ключей нет? И неужели при Ларисе было все то, что есть у вас?!»
Я готова была поверить в то, что при ней были документы. Но не полный же набор! И я очень сомневалась, что она возила с собой рецепты блюд, которые любила готовить.
Значит, кто-то сменил замки? После того как эта семейка успела побывать в квартире? Например, замки могли сменить по просьбе Славы. Какое-то его доверенное лицо. И теперь этой компании в квартиру не попасть.
Или ключей Ларисы у них не было, а имелся дубликат. Сделали слепок, пока Лариса, например, находилась в нирване, – потом по нему ключи.
– Насчет того, что при Славе осталось, я не знаю. Нет, документы вроде бы были. Машина не горела. Ключи точно есть у домработницы.
– У Ларисы была домработница?
– А что тебя так удивило? – странно посмотрела на меня Нина Петровна. – Ну не сама же она квартиру убирала? И я не сама убираю. Да, готовила Лариска сама, потому что любила это дело и ей требовалось себя чем-то занять. Но полы мыть? Маникюр портить?
Взгляд Нины Петровны невольно упал на мои руки, и она закатила глаза.
– Домработница может понять, что я не Лариса.
– А мы тебе за что платим, а? – заорала Нина Петровна.
Настенька аж подпрыгнула на руках у бабушки.
– Почему вы кричите на мою маму? – спросил ребенок.
Но Нина Петровна очень быстро взяла себя в руки, а мама унесла Настеньку в комнату, чтобы чем-то ее там занять. Игрушки мы, конечно, с собой взяли.
– Домработница Лариску почти не видела, – спокойно пояснила Нина Петровна. – Лариска предпочитала, чтобы она убиралась в ее отсутствие. Да и домработница, похоже, хозяйку не жаловала.
– Имела виды на Славу?
– Она ему в матери годится. Но он ей доверяет. Это какая-то подруга его матери, которая в новые времена может работать только в услужении, потому что ее кандидатская диссертация о каких-то тычинках и пестиках или чем-то подобном никому не нужна.
– Она биолог?
– Может, и зоолог. Не помню. Но точно не вирусами занималась.
– А вирусы тут при чем? – не поняла я.
– Вирусы – это перспективно. Только, конечно, смотря какие вирусы. На некоторых люди миллионы делают, и не рублей. Но тебе не нужно этим забивать голову. Насчет ключей не беспокойся. Тебе не об этом надо беспокоиться. Кстати, если в какой-то ситуации не знаешь, что делать, начинай орать. Лариска из всех щекотливых ситуаций всегда выпутывалась, потому что устраивала скандал, и все хотели, чтобы она побыстрее от них отстала, прекратила вопить, топать ногами. На каждую реплику оппонента она выдавала десять. Не слушала то, что ей говорят. Ее мнение было единственным верным. Всегда. Авторитетов для нее не существовало. Большинству было проще с ней согласиться. Другие просто разворачивались и уходили. Но перекричать Лариску было невозможно. И переспорить невозможно.
– Что делали вы?
– Уходила. А Алена моя пару раз горло срывала, лечилась потом, так как говорить могла только шепотом. А Лариске – хоть бы хны. Глотка у нее была луженая. Ей бы петь с такой глоткой, но слон на ухо наступил, причем капитально.
– А на митингах выступать не пробовала? – мне вспомнился отец Настеньки. Вот будет забавно, если я с ним в Питере встречусь!
– Политика ее не интересовала. Признаться, я вообще не знаю, что Лариску интересовало, кроме мужиков. То есть еда и мужики – и все. По крайней мере, в те годы, которые я ее знала.
– Но у нее есть какое-то образование?
– Она работать пошла сразу же после школы. В шестнадцать лет. Тебе Костя рассказал, что у нее отец погиб? С деньгами было туго. Матери нужно было помогать. Потом мать еще и заболела. Но тут она Славку встретила – в восемнадцать. Правда, тогда ему до миллионов было еще очень далеко. Да и женщинами он как-то не особо интересовался – в сравнении с моим зятьком. А Лариска его чем-то зацепила. Поженились, когда ей было девятнадцать, а ему двадцать восемь. Вместе стали бороться за существование. В общем, ей не до учебы было. Поэтому ты своими знаниями особо не светись. Лариска книг не читала.
– Так мне что, теперь не читать?
– Читай, не привлекая внимания. Ты же большую часть времени будешь дома одна. И вообще можешь сказать, что пристрастилась к чтению в клинике. Делать тебе там было нечего… Так, что у тебя с иностранными языками?
– В школе и институте изучала английский, но… А Лариса знала языки?
– Пыталась учить английский, чтобы изъясняться за границей. Они со Славкой часто ездили – когда стали мочь себе это позволить. Правда, Лариску, наверное, и без знания языка персонал отелей и ресторанов прекрасно понимал. С ее-то умениями! – Нина Петровна хмыкнула, потом стала серьезной. – Тот уровень, на котором говорила Лариска, и ты тоже сможешь освоить. Но клиника…
– Можно сказать, что был русский персонал.
– Отлично. Самоучитель я тебе привезу. Сама по нему азы осваивала. Как раз освежишь память. Потом диск дам. Тоже здорово помогает. Но первым делом тебе нужно научиться готовить хоть что-то из Ларискиного «репертуара» и водить машину. Вот ведь головная боль…
Глава 7
На следующий день Настеньке сделали операцию, а еще через день сделали мне, причем целых две – на лице и груди одновременно. Когда я отошла от наркоза, подумала, что лучше бы не просыпалась – так болела грудь. Лицо, отдать должное, меньше, но, конечно, тоже болело. Да и зажило лицо быстрее – мне же не ломали никакие кости, ничего не вводили под кожу. Было несколько крошечных шрамиков под волосами, синяки вокруг челюсти и глаз. Конечно, лицо все отекло, смотреть на себя в зеркало было страшно. И еще немело вокруг ушей, но мне сказали, что это быстро пройдет, и на самом деле прошло. То есть дискомфорт на лице прошел через неделю, что меня, признаться, удивило. Или все «перевешивала» грудь?
С грудью было сложнее. Хирург настоял на меньшем размере, чем требовала Нина Петровна, объяснив, что если заказчица хочет скорейшего восстановления, то увеличение должно быть минимальным – не больше, чем на два размера. Да и для меня главным было не увеличение (хотя и оно тоже), а так называемая мастопексия – подтяжка груди.
Наверное, для хирурга было странным то, что заказчицей выступает не та женщина, которую преображают. С другой стороны, он мог давно разучиться удивляться. Мало ли кому и по какой причине в нашей стране требуется изменить лицо… Это делалось, делается и будет делаться.
Нина Петровна со знанием дела обсуждала с хирургом мои основные линии строения лица и линии строения черепа. К счастью, как я уже говорила, не требовалось ничего ломать, чтобы превратить меня в Ларису. Вероятно, эти линии у нас в большей или меньшей степени совпадали.
Особенно сильно грудь болела в первые три дня. Я не могла обходиться без обезболивающего, но я думала о своей маленькой девочке. Ей-то, наверное, как больно! Я-то – взрослый человек, а ребенку каково?
Пришлось принимать антибиотики – чтобы исключить инфекционные осложнения. Я не знала заранее об обязательности курса антибиотиков. Но Нине Петровне не требовалось, чтобы я болела, и ей совсем не хотелось, чтобы мне в срочном порядке извлекли имплантаты. Ведь организм пытается отторгнуть инородное тело. А чтобы избежать дисбактериоза (побочного эффекта приема антибиотиков), пришлось принимать еще и другие препараты. Но расстройства желудка избежать не удалось. Несколько дней держалась температура выше тридцати семи, потом спала. Мне сказали, что это нормально. Беспокоиться нужно, если больше двух недель.
Больше всего я страдала от того, что первую неделю после операции нельзя было даже принимать душ! Ванны (и соответственно купание, но для меня вопрос купания был не актуален) запрещались на месяц. Никакой бани, вообще никакой жары и перегрева. Через неделю в душ разрешили, но с залепленными пластырем швами. Швы сняли на восьмой день, но эти места все равно приходилось и дальше залеплять на время водных процедур. И месяц носить компрессионное белье (его можно снимать, когда идешь в душ, но только в душ).
Я лежала в отдельной палате, но по вполне определенной причине: каждый день со мной приходили заниматься Нина Петровна, Алена и Костик. Зачем им были лишние глаза и уши? Поэтому и оплатили отдельную палату. В ней, в отличие от квартиры, был телевизор. Костик притащил видеомагнитофон со старыми кассетами, которые я смотрела в процессе «обучения». Я увидела живую Ларису, других людей, с которыми мне предстояло встречаться. Больше всего мне было интересно посмотреть на Славу. Да, я уже видела его на фотографиях, но запись движений, разговора – это все равно другое.
