Карина Тихонова - Прогулки с Хальсом
Российская история может выдержать сравнение разве что с российскими дорогами. Отгремели грозы дефолта, отбушевали шторма шоковой терапии, и неожиданно настало короткое затишье. Население страны, десятилетие бредущее в темноте по ухабам политических и экономических кризисов, робко высунуло нос из укрытия и вдруг увидело, что оно живет в демократическом государстве со стабильно развивающейся экономикой. Из правительственного штаба поступило мнение, что дышать трудно, но можно, из лагеря оппозиции поправили, что дышать можно, но трудно. Наблюдая за бодрой возней политических оппонентов, население сделало вывод, что воздух снаружи все-таки есть, и отправилось на разведку. Выяснилось, что климат снаружи умеренно континентальный, кое-где даже распустились цветочки, и вид у них был такой, словно они обалдели от собственной наглости. Некоторые граждане получили возможность лечить нервный срыв на Гавайях, многие — в Анталии и на Кипре, страна пережила строительный бум, а российские банкиры, наконец, изобрели ипотеку.
Все эти перемены отрадно повлияли на книжный рынок. Издатели перестали автоматически хвататься за бланк контракта, как только на их стол ложились рукописи любовных романов или иронических детективов, начали задумчиво поигрывать пером, оценивая рискованные жанры, и бормотать «черт его знает, может, и пронесет». Капризное колесо фортуны потихоньку потащило Антона из трясины на твердую почву приличных тиражей.
С тех пор он писал каждый день и радовался тому, что может это делать. Иногда работа шла легко, как сегодня, иногда Антону казалось, что он сидя перекладывает навоз лопатой. Но все равно несколько часов, проведенных на виртуальной игровой площадке под названием «сочинительство», были самой большой радостью. Когда Антон не мог писать, у него начинали шалить нервы и пропадал сон.
Антон придвинул к себе клавиатуру, взял наушники, и… в этот момент кто-то позвонил в дверь. Он тихо выругался. Закон подлости, иначе не скажешь. Сначала хотел проигнорировать незваного гостя, но потом с сожалением отодвинул стул и пошел открывать. Антон вовремя сообразил, что никакие коробейники с мешками сахара и картошки не могут просочиться через охрану в парадное. Выходит, явился кто-то свой.
Антон заглянул в глазок и распахнул дверь. В квартиру тут же ввалился Марик Халецкий, как всегда, улыбающийся и довольный жизнью. Антон не помнил, чтобы его друг хотя бы раз впал в депрессию. Марик родился стопроцентным оптимистом, и это было единственное, чему Антон завидовал. Сам он легко поддавался унынию и часто страдал от приступов хандры.
— Привет! — бросил Марик, сбрасывая с плеча спортивную сумку, из которой торчала ручка теннисной ракетки. — Чем занимаешься?
— Работаю, — ответил Антон. Он надеялся, что Марик проявит понимание и отправится домой, но у того были явно другие планы.
Марик недовольно скривился и пошел на кухню. Антон услышал, как чмокнула дверца холодильника и звякнула ложечка в чашке.
— Тебе не надоело? — спросил Марик, повысив голос. — Рабыня Изаура на проводе! Сколько можно работать? Когда ты в последний раз ходил в спортзал? А на свидание? У тебя вообще девушка есть? Хочешь, познакомлю с классной барышней?
Антон вошел на кухню, прислонился к дверному косяку и сунул руки в карманы. Отвечать не стал, да Марик и не нуждался в ответе. Он говорил просто потому, что любил поговорить.
— Я начинаю опасаться за твое психическое здоровье, — продолжал Марик, наливая в кружку кипяток. — Кроме колбасы больше ничего нет? Безобразие! Холодильник совершенно пустой!
— Иди в ресторан, — посоветовал Антон.
— Еще чего! Я своим здоровьем дорожу в отличие от тебя! Скоро ко мне явится Анечка, она обещала приготовить нечто невероятное.
— Анечка? — переспросил Антон, но тут же понял, что речь идет об одной из многочисленных девушек Марика. — А-а-а… Понятно. Ты не прозеваешь ее приход?
Марик сел за стол и откусил половину бутерброда.
— Не волнуйся, сейчас уберусь, — невнятно промямлил он. — Я по делу пришел. Да сядь ты, ради бога! У меня шея болит!
Антон послушно примостился на другом конце стола и с интересом посмотрел на друга. Марик обладал странной способностью не меняться с годами. Он говорил, что возраст существует сам по себе, а он — сам по себе. В общем, что их пути-дорожки не пересекаются. Похоже на правду. Нынешний мужчина, который был гораздо ближе к пятидесяти, чем к сорока, отличался от студента Халецкого только легкой сединой, с трудом пробившейся сквозь густые темные волосы. На загорелом улыбчивом лице — ни единой морщинки, на животе — ни единой складки. Можно позавидовать, но Антон не стал этого делать. Он знал, что Марик тратит уйму сил и времени, чтобы держать себя в форме. Если бы Антон следил за собой, то выглядел бы не хуже друга.
— Значит, так, — начал Марик, отпивая кофе. — Послезавтра у отца годовщина. Ты помнишь?
Антон беспокойно шевельнулся. Он совсем забыл, что близится годовщина со дня смерти Николая Егоровича, вот стыд!
— Конечно, помню! — соврал он.
— Вот и славно. Сбор назначен на три часа. Поминки устраивает Егор, его адрес ты, надеюсь, тоже не забыл.
Антон не смог удержаться от тяжелого вздоха. Марик потянулся через стол и ободряюще потрепал его по плечу.
— Всего пара часов — и ты свободен!
— Может, обойдешься без меня? — спросил Антон.
Марик моментально озверел.
— Не будь скотиной, ты почти член семьи! Тетка Вера была троюродной сестрой отца! Прибудешь вовремя, и точка! Друг ты мне или нет, в конце концов?! Хочешь бросить ребенка на съедение крокодилам?
— Ладно, приду, — сдался Антон. — Когда поминки? Послезавтра в три? Я запишу, не волнуйся.
Марик повеселел, допил кофе, подхватил сумку и выскочил на лестничную площадку. Антон со вздохом запер дверь. С одной стороны, удобно, когда лучший друг живет напротив тебя, с другой… не очень.
Квартиру в новом доме ему сосватал Марик. Антон перебрался сюда, потому что старая была полна тягостных воспоминаний, и это здорово действовало ему на нервы. Антон надеялся, что новое пространство будет лишено энергетических флюидов, но надежды не оправдались. Воспоминания переехали на новое место вместе с коробками книг, музыкальными дисками и кое-какой старой мебелью. Плохо дело.
Антон побродил по комнатам, вернулся в кабинет и сел за компьютер. Но вдохновение уже обиделось и «сделало ручкой». Антон добросовестно вымучил еще пару страниц и отправился на прогулку.
Прогулки всегда совершались по одному маршруту: пятнадцать минут пешком до парка, час на скамейке в окружении пенсионеров и голубей и обратная дорога с заходом в магазин по мере надобности.
Парковая скамейка, облюбованная Антоном за уединенное расположение, оказалась свободной. Отлично. Он достал из кармана целлофановый пакетик с воздушным рисом, надорвал упаковку и рассыпал легкие семена. Несколько голубей тут же слетелись на праздничный пир. Антон подбрасывал корм, наблюдал за птичьей возней и раздумывал о своем.
С Мариком он познакомился очень давно, когда им было лет по десять. Антон, как обычно, приехал в деревню на летние каникулы и обнаружил, что компания деревенских приятелей пополнилась еще одним членом. Правда, Марик был гораздо слабее остальных мальчишек, быстро выбивался из сил и почти не принимал участия в общих развлечениях. Обычно он сидел на берегу реки и наблюдал за тем, как его приятели с визгом топят друг друга или плывут наперегонки.
Марика называли «мальчиком из большого дома». Дом, построенный его отцом, действительно был гораздо больше остальных. Иногда Марика называли «генеральским сыном», но это не звучало ругательством. В те времена социальные различия не служили поводом для невыносимого чванства, с одной стороны, и подобострастия, смешанного с ненавистью, — с другой. Марик Халецкий был точно такой же мальчишка, как все его сверстники, разве что немного слабее.
Больше всего десятилетнего Антона удивило то, что у сына генерала Воронина была другая фамилия.
— Почему у тебя не такая фамилия, как у твоего отца? — спросил он.
Марик спокойно взглянул на Антона безмятежными карими глазами.
— Потому, что я незаконнорожденный ребенок.
Антон остолбенел. Слово «незаконнорожденный» было прочно связано в памяти со словом «арестовать».
— Значит, тебя арестуют?
— Да нет, — ответил Марик. — За это не арестовывают.
Антон ничего не понял, но от новых вопросов благоразумно воздержался.
Николай Егорович Воронин происходил из семьи кадровых военных. Антон долго ломал голову над тем, как сыну офицера царской армии удалось пережить годы партийных чисток? Как ни парадоксально, Николай Егорович остался жив потому, что началась война. Лейтенант Воронин, которому исполнился двадцать один год, сразу попал на передовую. Влиятельный ангел-хранитель уберег его от серьезных ран, и войну Воронин закончил уже в чине полковника. После войны он женился на дочери бывшего командующего фронтом и вскоре оказался в Генштабе. В 1948 году у него родился сын, Егор, спустя четыре года — дочь Катя.
