Полина Дашкова - Чувство реальности. Том 2
Еще в начале девяностых, во время выборов нового руководителя бывшей азиатской республики, Григорьев готовил развернутую аналитическую справку для ЦРУ о богатом прошлом сладкого дедушки, генерал-полковника КГБ в отставке, и о возможных направлениях его политики в случае победы. Его тайным консультантом был Всеволод Сергеевич Кумарин, заместитель начальника Управления глубокого погружения, того самого УГП, в котором с 1983-го по сегодняшний день служил полковник Григорьев.
Американцам дали понять, что на выборах победит именно он, сладкий дедушка, приятель Саддамки, однако ничего обидного для них в этом нет. В будущем они могут воспользоваться его посредническими услугами для тайных дипломатических переговоров. А что касается поставок оружия, то это всего лишь резервный компромат, один из рычагов воздействия на сладкого дедушку, если он вдруг заупрямится при решении какого-нибудь важного политического вопроса.
Глядя на экран, Григорьев вспомнил, что совсем недавно глава оппозиционной партии “Свобода выбора” Евгений Рязанцев выступил с резкой критикой диктатора, заявил, что в бывшей республике жестоко попираются права человека, зреет настоящий культ личности по северо-корейскому образцу, и все такое.
В голове Андрея Евгеньевича мгновенно вспыхнула очередная, наверное, десятая по счету версия убийства Кравцовой и Бриттена. Он покрутил ее так-сяк, отбросил прочь как совершенно абсурдную, выключил телевизор и принялся листать страницы частных объявлений русской эмигрантской газеты “Покупатель”. Дойдя до раздела “Животные”, он взял карандаш и медленно заскользил по строчкам.
«Срочно бесплатно отдам в хорошие руки белого котенка мужского пола. Возраст полтора месяца. Глаза большие, голубые, характер дружелюбный. Звоните сегодня!»
Грифель замер над телефонным номером. Из текста объявления следовало, что Андрея Евгеньевича вызывает на связь человек Кумарина. Вызов экстренный. Первые три цифры 718 были кодом Бруклина. Это означало, что звонить следует сию минуту. Григорьев набрал номер. Ему ответил молодой женский голос.
— Неужели у вас действительно есть белый котенок с голубыми человеческими глазами? — спросил Григорьев.
— Амалия Петровна родила троих, — важно сообщила женщина.
— Амалия Петровна — это кто? — кашлянув, уточнил Григорьев. Он пытался понять, не скрывается ли за странным ответом какое-нибудь закодированное дополнение к полученной информации.
— Персиянка, платиновая блондинка. К сожалению, эти дети — плоды случайной любви с одним беспородным хулиганом, живущим по соседству. Именно поэтому мы вынуждены раздавать их бесплатно. Двоих мы уже пристроили. Остался один. Вероятно, он ждет именно вас, — женщина немного тянула слова, голос у нее был низкий и глубокий.
— Да-да, говорите адрес, я сейчас же приеду, — Григорьев вдруг заволновался, сам не понимая почему.
— Я живу на Кони-Айленд, как раз сейчас собираюсь на прогулку с ребенком. Могу встретить вас у выхода из сабвея, с восточной стороны. Или вы на машине?
— Я на машине, но это не важно. Как я вас узнаю?
— Меня очень просто узнать. У меня длинные красные волосы и зеленая кожаная куртка. Рост сто восемьдесят пять. На животе у меня будет “кенгуру” с черным мальчиком семи месяцев, на плече сумка с белым котенком полутора месяцев.
— Звучит заманчиво, — ухмыльнулся Григорьев.
— Выглядит еще заманчивей. Меня зовут Соня. А вас?
За эти годы они с Кумариным пользовались самыми разнообразными вариантами связи. Григорьев жил по давно сложившемуся расписанию. Вставал в восемь утра, бегал до девяти, по вторникам и пятницам ровно в полдень приходил в один и тот же супермаркет за продуктами, два раза в месяц, по понедельникам, сдавал белье в прачечную, по средам с полудня до трех играл в теннис и так далее.
В супермаркете к нему могла подойти пожилая женщина и попросить прочитать, что написано мелким шрифтом на коробке с полуфабрикатом для домашнего печенья, поскольку она забыла дома очки. Фраза типа “Раньше я пыталась носить контактные линзы, но от них слезятся глаза” обозначала, что эта женщина пришла от Кумарина. Или, допустим, во время утренней пробежки его обгонял молодой человек, такой же бегун, как он, с таким же плеером, пристегнутым к поясу. Прямо перед Григорьевым плеер соскакивал и падал на тротуар. Молодой человек останавливался, растерянно озирался, Андрей Евгеньевич поднимал плеер, отдавал ему, следующие метров сто они бежали рядом, разговаривали, и сигналом служила фраза типа: “Раньше я слушал только современный рок, а теперь предпочитаю старый джаз, Каунта Бейси и Ли Хукера”.
Все это были случайные незнакомые люди, белые, черные, желтые, молодые и старые, мужчины и женщины. Они сообщали только место и время следующей встречи, маскируя фразу так, что никакой “хвост” из ЦРУ не мог бы догадаться, о чем идет речь. Например, пожилая леди в супермаркете долго и нудно рассказывала, что вот это печенье печет ее приятельница. В прошлую субботу они устроили маленький пикник в Центральном парке у озера. У них такая традиция, вот уже тридцать лет, каждую вторую субботу апреля, независимо от погоды, вся их университетская группа встречается в Центральном парке в определенном месте. Так вот, приятельница принесла домашнее печенье, вкуснее которого нет на свете.
Это означало, что следующая встреча должна состояться в Центральном парке, в следующую субботу, в три часа дня, именно там, где якобы устраивают свои пикники бывшие выпускницы Колумбийского университета.
Молодой человек с плеером мог порекомендовать какую-нибудь книгу о джазе, назвать конкретный книжный магазин, добавить, что с понедельника там будут хорошие скидки, до пятнадцати процентов.
В понедельник в три часа Григорьев встречался со связником в книжном магазине, у полки с названной книгой.
Объявления в газете Кумарин не любил и практически не использовал. Из всех способов связи этот он считал самым банальным и ненадежным. Помещать один и тот же текст опасно. Постоянно менять его, придумывать что-то новое сложно. Из-за однообразного расписания жизни каждое действие Григорьева было прозрачным, не только для УГП, но и для ЦРУ. Любая случайная или запланированная встреча должна иметь четкую и совершенно достоверную бытовую мотивацию, тогда она не вызовет подозрений. Объявлениями пользовались, когда возникал хороший повод. Например, в 1992-м Андрей Евгеньевич именно по объявлению отправился покупать старинный письменный стол красного дерева. Все было продумано до мелочей и совершенно реально. Он правда мечтал о таком столе. В антикварных магазинах попадались только баснословно дорогие. Автор объявления предлагал умеренную цену. И никто, даже Макмерфи, не увидел ничего странного в том, что покупатель и продавец часа два беседовали у продавца дома. Никому в голову не пришло попытаться прослушать их невинный треп.
Название и номер газеты, в которой должно было появиться объявление, некоторые детали текста, все оговаривали заранее, на предыдущей встрече.
Последний контакт с кумаринским связником состоялся чуть больше месяца назад. Это была русская дама лет пятидесяти, очень приятная. Они встретились в приемной у стоматолога, быстро и незаметно обменялись информацией, потом дама заговорила о кошках. Григорьев охотно поддержал разговор, рассказал о своем Христофоре, который умер всего лишь полгода назад.
— Он прожил со мной почти восемнадцать лет, и теперь я мучаюсь, не могу решить: завести нового котенка или лучше не надо, — признался Григорьев, — я так привык жить с котом, что без него дом кажется пустым. А с другой стороны, очень уж тяжело терять, почти как близкого человека.
— Да конечно же, заведите себе котенка, причем точно такого. Это совсем не сложно. Даже не надо специально ехать в зоомагазин или в кошачий клуб. Просто посмотрите пару номеров газеты “Покупатель”, там огромный раздел частных объявлений о продаже домашних животных. Вы обязательно найдете себе маленького беленького Христофорчика, — горячо заверила дама.
* * *У майора Арсеньева неожиданно образовалась временная лакуна, целых три часа до встречи с Рязанцевым. Он позвонил на мобильный Павлику Воронкову и пригласил его в кафе, неподалеку от прокуратуры. Павлик долго испуганно спрашивал, что случилось, Саня успокоил его, сказав, что ночью разговор получился сумбурный и надо просто уточнить кое-какие детали.
В кафе было пусто и тихо. Ожидая Павлика, Арсеньев пил кофе и лениво листал свой толстый потрепанный ежедневник. Там были записи по старым делам, короткие, зашифрованные, снабженные картинками, схемами и для постороннего глаза совершенно непонятные.
Он переворачивал страницы, почти не глядя, и сосредоточился лишь когда нашел записи по делу об убийстве Куликовского и схему, которую набросал во время следственного эксперимента.
