Галина Романова - Последнее прибежище негодяя
Четыре головы синхронно закивали в такт ее словам.
– Считаете, что погибшие Лопушины издевались над гражданином Воронцовым? – Сергей присел на край скамейки, положил согнутые в локтях руки на колени. – Лийка – это кто?
– Мишина жена покойная. Ох, зверь была баба! Огонь! – не без восхищения отозвалась первая женщина в ярком переднике, что вчера давала показания. Кажется, именно она и обнаружила тела, заметив распахнутые настежь двери. – Она бы этих быстро к ответу призвала! А Миша… Миша был мягкий деликатный человек. Он не мог с ними откровенно конфликтовать.
– Да и правда! – вдруг со злостью процедила третья от Данилова женщина с высокой прической седых волос, перетянутых ажурной косынкой. – Конфликтовать-то зачем? Лучше сразу поубивать, и все! Что же за жизнь пошла, а? Чуть что, так сразу за пистолеты хватаются! На улицу выйти страшно стало!
– Лопушины вон и дома сидели, Валь, их дома и застрелили. Не убережешься, – обреченно выдохнула последняя, с короткой стрижкой под мальчика и крупными серьгами кольцами в ушах. – Судьба, видать, у них такая!
Они вдруг все вместе загалдели, заспорили, что есть судьба, а что злой умысел. Данилову сделалось скучно. Информации ноль. Кроме разве той, что Воронцова все считали здесь мягким, неконфликтным человеком. И вдруг насторожился, поймав конец фразы, оброненной дамой с крупными кольцами в ушах.
– Что вы сказали про Лопушиных?
– А что я сказала? Ничего такого, – она как-то сразу перепугалась, подскочила со скамейки и попыталась уйти.
Но Данилов ее остановил.
– И все же. Что вы только что сказали про Лопушиных? – повторил свой вопрос коротко стриженной макушке Данилов. Женщина, как школьница, низко наклонила голову.
– Ой, да ничего особенного она не сказала, – вступилась за соседку женщина с высоким коконом, упакованным в кружево. – Просто сказала, что раньше они и не Лопушины были, а Верещагины. Вернее, Иван был Верещагиным. Про Валю не знаем. А что Иван был Верещагиным – это сто процентов. Может, потом Валину фамилию взял?
– Ладно болтать-то, – фыркнула первая дама, присутствующая накануне на месте происшествия. – И Валька была Верещагиной. Я у нее спрашивала: чего, говорю, фамилию-то поменяли? Чего-то сморозила такое… – Женщина недоверчиво вывернула рот, приподняла плечи и качнула головой. – Что, мол, замуж выходила после Вани, фамилию меняла, потом снова они сошлись, и фамилию Ваня ее взял. А когда успела-то? Когда, если три года назад она все еще была Верещагиной. Моя сноха у нее рожала в сто восемнадцатом роддоме. Чудные они, эти Верещагины-Лопушины. И…
– И вредные, – закончила за нее дама с кольцами, набравшись смелости и снова подняв на Данилова взгляд. – Мишу донимали, и еще как. И не одному Мише доставалось.
– А кому еще?
– Так Филонова спросите. Это наш начальник ЖЭКа. Он тут на днях после их визита корвалол пил. Довели они его очень. Ванька-то, когда выходил, очень довольно скалился. Я после них как раз зашла к нему, а Филонов себе в стакан из пузырька-то лекарство и капает. И все шепчет: сволочи, сволочи… Правда, он передо мной с кем-то по телефону говорил. Может, в телефоне сволочи какие были, не могу знать. У него спросите, у Филонова.
Про Филонова Данилов кое-что слышал от коллег. Фамилия была на слуху. Несколько раз тот попадал под подозрение в деле с квартирными аферами, но всякий раз ему удавалось соскальзывать. Знал, что в дружках у того ходили сомнительные личности и что дружбе той многие лета. И что на место начальника ЖЭКа сел Филонов, чтобы в другое место, намного отдаленное, не сесть. Что устроили его туда по просьбе и за великий откат крутой братвы. С целью? Опять все версии склонялись к квартирному вопросу. Доказательной базы вот только пока не было.
Если он после визита Лопушиных пил корвалол и обзывал их сволочами, можно предположить, что супруги его задели за живое? Можно, конечно. Только как доказать. Его самого спросить? Так разве скажет. Скользкий тип.
– Тут весь вчерашний день дружки-то Женькины во дворе крутились, – вдруг вспомнила женщина в кружевной косынке. – Машина во-он там стояла.
Данилов проследил за ее пальцем, указывающим на укромное место с краю стоянки у кустарника, с которого прекрасно просматривалась вся территория двора.
– Когда, говорите, они тут появились? – Сергей задумался: история выходила скверная.
– Вчера с утра. И стояла до вечера. Зять ко мне обедать ездит, работает рядом. И это место, – ее палец снова ткнул в сторону кустарника, – его! Он там всю жизнь машину ставит. А эти растопырились! Видал, хозяева! Хотела их разогнать, да зять не разрешил. Мать, говорит, ты на рожи их глянь! Рожи и правда о-го-го.
– И Филонов с ними дружит?
– Крутятся они всю дорогу возле ЖЭКа. Подвозили его на этой машине. И эти, и еще другие. В кабинет-то к нему идут как к себе домой. Сидим мы в коридоре, нет, им дела нету. Рожи бандитские! – Ее руки подрагивали, когда она поправляла кружево косынки на высокой прическе.
– Значит, появились они с утра?
– Да, часов с десяти.
– А уехали?
Женщина задумалась, нахмурив лицо. Но не вспомнила, достала телефон и принялась звонить сначала зятю, потом дочке. Они, оказывается, у нее не только обедали, но еще и ужинали после работы.
– А сразу после стрельбы и уехали, – аккуратно закрыла она крышечку мобильного. – Дочка говорит, что после того, как в подъезде отгрохотало, место зятя на стоянке и опустело. Только номеров-то мы не помним. Никто! – сказала как отрезала она. – Так-то, гражданин следователь… Тут еще разбираться и разбираться надо. Сашка-то не зря сегодня с утра все по нам шныряла. Не верит она, что дед убийца. Не верит…
Этого еще не хватало! Данилов вскочил со скамейки.
– Александра Воронцова решила самостоятельно разобраться во вчерашнем убийстве, я правильно понял? – Он встал, подбоченившись, перед женщинами. То ли на улице было душно, то ли от бешенства ему воздуха не хватало. – Она с утра ходила по квартирам и задавала вопросы, я правильно понял?!
Ответа не последовало. Все четверо молчали минут пять, озабоченно рассматривая разрисованный мелками асфальт под ногами. А потом у них вдруг стремительно появились всякого рода дела. Кто-то не доварил варенье из тыквы с курагой. Кому-то срочно потребовался именно этот рецепт. Кто-то так и не прокрутил мясо, а на ужин приедет дочка с зятем, тот очень котлетки ее уважает. Это женщина в кружевной косынке внезапно вспомнила о гастрономических пристрастиях своего зятя. Дама с огромными кольцами в ушах принялась тыкать пальцем в мобильник, и вид у нее при этом был чрезвычайно озабоченный.
– Черт знает что! – выругался Данилов им в спины, поочередно исчезавшие за железной подъездной дверью. – Ладно, не хотите по-хорошему, вызову повесткой…
Угроза не подействовала. Никто не вернулся. Он снова присел на скамейку, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке – утренний дождь сменился удушающе влажной жарой. Сейчас бы на море – тут же с сожалением вспомнил он загубленный отпуск. А вечером на рыбалку. А потом рыбку в котелок и… И набрал номер Игоря.
– Ну, что там у тебя?! – заорал он на Мишина, который ответил лишь с третьего раза.
– Ничего хорошего, товарищ подполковник, – тихо, почти шепотом, проговорил Игорек.
– То есть?!
– Не стрелял себе в голову Воронцов. Так получается.
– Ты чего мелешь?!
Данилов широко распахнутыми глазами уставился в задние фонари грузовой «Газели», вставшей поперек дороги для выгрузки. Как он, интересно, теперь поедет? До вечера будет торчать, пока дядя с лохматой головой в несвежей рубашке перетаскает в свой магазин коробки с товаром? Кажется, это он вчера привел внучку убийцы.
К слову, это вдруг взялось под сомнение. И кем? Игорьком Мишиным!
– Да я-то тут при чем, Сергей Игнатьевич? – испуганно принялся оправдываться Игорек. – Не нашли следов пороха на его руках наши патологоанатомы. Ни на левой, ни на правой!
– А на левой зачем искали, пистолет был в правой руке, – проворчал Данилов, вставая со скамейки и двигаясь в направлении к магазину – очень ему вдруг захотелось с дядей пособачиться.
– А доктор говорит, что по признакам старик был левшой. Все равно, конечно, требуется уточнить у родственников погибшего. Но… но следов пороха на руках не обнаружено, Сергей Игнатьевич. Как быть-то?
Данилов отключился. Он как раз подошел к машине, перегородившей проезд. И дядя с лохматой головой как раз вышел из магазина за очередной коробкой.
– День добрый, – с сурово сведенными бровями поздоровался Данилов. – Вам кто позволил преграждать проезд?
– Твою мать… – едва слышно выругался мужик и швырнул коробку с товаром обратно в кузов. – Никого же нет!
– Я есть!
Данилов сцепил зубы. Внутри все разрывало от злости. Бытовой конфликт, который ему надлежало деликатно замять для средств массовой информации из уважения к покойному, превращался в премерзкое преступление. Там могло быть десятка три подозреваемых. Включая друзей небезызвестного всем Филонова, а также и всех тех, кому было известно о конфликте Лопушиных и старика Воронцова. Кого арестовывать?!
