Ольга Володарская - Ножницы судьбы
– Алина Азарова – это я.
– Ты? – несказанно удивился он. – А мне тебя иначе описывали...
– Кто?
– Неважно... – Парень окинул взглядом Алину с головы до ног и с улыбкой сказал: – А ты симпатичная.
– Ты тоже ничего, – хмыкнула она.
– Меня Максом зовут. Сокращенно от Максимилиан. Ништяк имечко, да?
– А что, хорошее... Не как у всех.
– Это точно! – Макс весело подмигнул Алине. – Ну что, красавица, мне интервью дашь?
– Я же сказала.
– Да ладно тебе! Всего-то ответь на пару-тройку вопросов.
– Мне некогда.
– На свидание торопишься?
– Нет, к маме в больницу.
Парень сразу стал серьезным:
– Извини.
– Да ничего.
– А давай я тебя довезу и по дороге поговорим.
– А ты на чем? – Макс представлялся Алине сидящим на классном мотоцикле.
– На машине. Если, конечно, ту рухлядь, на которой я езжу, можно так назвать. – И молодой человек указал на припаркованный рядом «Москвич» ужасающего оранжевого цвета.
– Да, тачка у тебя, конечно...
– Не тачка красит человека, а он ее, – философски заметил Макс. – Так что, поехали?
– Черт с тобой, поехали. Только меня домой сначала отвези, мне нужно бульон сварить.
– Не надо ничего варить. Я тебя снабжу бульоном по дороге.
– Не поняла?
– У меня мать поваром в ресторане работает, сегодня как раз ее смена. Забегу, попрошу налить в баночку. Идет?
Алина весело кивнула.
Бульон мама Макса готовила отменно. Галина, попробовав его, не смогла сдержать восхищенного возгласа:
– Вкуснятина какая! Кто варил?
– Я, – соврала Алина.
– Да не болтай уж, – хмыкнула мать. – Ты у меня в кулинарном деле бездарь. Снежану, что ли, попросила?
– Нет. И почему сразу Снежану? Свет, что ли, на ней клином сошелся?
– Как она, кстати?
– Нормально. А вот ты как?
– И я нормально.
– Когда выпишут?
– Нескоро, дочка. Три недели положено держать таких больных, а я только пять дней тут.
– Ой, мать, пропаду я без тебя!
– Пропасть не пропадешь, но гастрит заработаешь. Бульончик наверняка сама не ешь, а питаешься всякой сухомяткой.
– Да нет, не волнуйся, я каши ем.
– С каких пор ты научилась их варить?
– А мне Эдик привез такую овсянку, которую только горячей водой заливать и через пять минут можно есть. Только, сама знаешь, не люблю я кашу. Мне б капустки твоей тушеной, кабачков... Да и скучно мне, мутер, без тебя! – Алина, с раннего детства презирающая «телячьи нежности», неуклюже обняла маму и чмокнула в щеку. – Выздоравливай скорее, ладно?
– Я постараюсь, – бодро улыбнулась Галина.
– Тогда я побежала, ага?
Алина вскочила, но мать задержала ее за руку:
– Постой секунду.
– Что такое?
– Пообещай мне не натворить глупостей.
– В каком смысле?
– С Эдиком. Ты сейчас одна дома, без присмотра. Я волнуюсь...
– Не волнуйся, мутер! Эдик на Канарских островах, так что моей девственности ничто не угрожает! Как раз на три недели укатил, – с привычной легкостью соврала Алина.
И, послав матери воздушный поцелуй, покинула палату.
Выйдя за больничные ворота, Алина остановилась, решая, как добираться до метро: пешком или на автобусе. Решила пешком, чтобы сэкономить.
– Красавица, тебя не подбросить? – услышала она и не смогла сдержать радости, узнав голос.
– Макс, ты? – зачем-то спросила девушка.
– Я, – откликнулся тот, высунувшись из окна своего кошмарного «Москвича». – Запрыгивай.
– Но тебе же надо было ехать по делам...
– Ничего, дела подождут.
Алина нырнула в пропахший бензином салон, плюхнулась на сиденье и... чуть было не опрокинулась на спину. Совсем забыла, что садиться нужно аккуратно, потому что в «Москвиче», по словам Макса, все держалось «на соплях». Дворники, зеркала, глушитель то и дело отваливались, а сиденье раскладывалось в самый неподходящий момент.
– Поаккуратней, девушка, – хохотнул Макс, – это вам не «БМВ».
– Это уж точно, – хмыкнула Алина, приняв вертикальное положение. – Но мне нравится твоя колымага... В ней чувствуется характер!
Ей действительно понравилась раздолбайка Макса. Как и его потертые джинсы, и рыночная куртка, и потрепанная сумка. Все это не портило молодого человека, а только подчеркивало достоинства внешности и бесшабашность характера. А еще Алину привлекло то, что Макс нисколько не стеснялся своей колымаги и более чем скромного гардероба. Он был так уверен в себе и самодостаточен, что ему и в голову не приходило занижать свою самооценку. Но это не означало, что он не стремится к лучшему.
– Когда-нибудь я обязательно куплю себе «БМВ», – заявил Макс, с третьей попытки заведя мотор. – А еще лучше «Феррари». Очень люблю спортивные тачки.
– Я тоже.
– Договорились, покатаю!
Так, болтая ни о чем, они ехали по вечерней Москве. Машина хоть и дребезжала всеми металлическими частями, но катила довольно резво, а Алине хотелось, чтоб она заглохла. Или чтобы у «Москвича» спустило колесо. Тогда Макс начал бы менять его на запасное (если, конечно, таковое имелось), а Алина стояла бы рядом и смотрела, как он работает, а время все текло бы и текло, отдаляя момент расставания...
– Ну, вот и приехали, – сообщил Макс, затормозив у ее подъезда. – Доставил тебя в целости и сохранности.
– Спасибо. Готова тебя за это угостить чаем.
– Я бы с радостью, но некогда.
– Дела?
– Они самые! – Он чмокнул ее в щеку. – Давай, беги... Пока!
– Пока, – машинально проговорила Алина, а в голове крутилось одно: он не спросил у нее номер телефона и не сказал: «Встретимся еще?»... – Когда статья выйдет, дашь мне почитать? – схватилась девушка за соломинку.
Макс кивнул и, помахав на прощание рукой, укатил. А Алина еще долго стояла у подъезда, прислушиваясь к своим ощущениям и удивляясь им. Впервые ей стало страшно от мысли, что она больше не увидит человека. И привычная уверенность в своей неотразимости куда-то подевалась. И спокойствия душевного не было и в помине. Зато появилось что-то новое, приятно щекочущее изнутри. Но тогда Алина не нашла определения этому новому (наверное, потому, что еще никогда не испытывала столь понятного многим чувства, как влюбленность) и решила больше в себе не копаться, а топать домой и ложиться спать. Утром ей нужно было рано вставать.
8
Статья вышла через три дня. Маленькая и какая-то безликая. Алина, купившая газету в киоске и перечитавшая ее три раза подряд, была разочарована.
Последние дни вообще выдались безрадостными. От Макса не было ни слуху ни духу, зато Эдик одолевал. Ему не терпелось получить обещанный подарок, и нежелание Алины ускорить момент его злило. «В день моего рождения твоя мама уже будет дома, и мы не сможем сполна насладиться друг другом, – зудел он. – А сейчас ты сама себе хозяйка, и мы можем уехать с тобой куда-нибудь на несколько дней. В Сочи, например!». Но Алина, несмотря на желание побывать на море, категорически не хотела отправляться в Сочи с Эдиком. Как и позволить ему наслаждаться собой. Час-два она еще его потерпит, но о нескольких днях пусть даже не мечтает!
Единственным приятным было отсутствие Ганиной. Та улетела на турнир, и Алина наконец отдохнула от ее дружеского внимания. Да и возможность хоть ненадолго выйти из ее тени радовала. Алина стала гораздо лучше играть, и если б не Снежана, считалась бы самой перспективной из всех занимающихся в их спортивной школе девушек.
Газету со статьей Алина выкинула в урну, выйдя из здания после тренировки.
– Ну вот! – услышала она. – А я думал, на память оставишь.
Вскинув голову, Алина увидела Макса. Он широко улыбался, стоя возле своей колымаги.
– Я тебе экземпляр привез, но вижу – зря. Во-первых, ты уже статью прочитала, а во-вторых, она тебе не понравилась.
Алина пожала плечами. Девушка не хотела признаваться, что ждала чего-то если не восторженного, то написанного с симпатией к ней. В статье же излагались голые биографические факты да выражалось сдержанное сожаление по поводу проигрыша в последнем турнире.
– Готов искупить свою вину, – серьезно сказал Макс.
– Кровью?
– Если понадобится. Но вообще-то я хотел тебя в кино пригласить. И накормить мороженым после. Пойдет как альтернатива кровопусканию?
Он так заразительно улыбнулся, что губы Алины непроизвольно растянулись в ответной улыбке. А чуть позже она со смешком воскликнула:
– Черт с тобой, уговорил!
Макс проводил ее до подъезда и вернулся к своей машине не сразу. Сначала обнял Алину за талию и поцеловал. Но не в щеку, как собирался, а в губы. Потому что Алина чуть повернула голову и подставила приоткрытый рот, словно приглашая коснуться ее не по-дружески, а чувственно и нежно.
Целовался Макс удивительно здорово. Алина и не предполагала, что поцелуй может доставить такое удовольствие. До Макса Малахова ее целовали десятки мужчин, но ни один не делал этого так головокружительно хорошо. Ровесники-спортсменчики целовались неумело: губы терзали так, что они потом болели. Те, кто взрослее, тот же Эдик, слюнявили, и девушке хотелось быстрее прекратить процесс и утереться. Но с Максом Алина могла бы целоваться до утра. Да вот только времени у него не было.
