Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
Машину Салман вел по-кавказски: быстро и резко, то выжимая газ, то тормозя. Норов такую езду не любил. Зато Салман не уставал и, сев за руль, уже не менялся до самого Белгорода, несмотря на уговоры спутников. Связь с машинистом и полковником Норов держал по пейджеру, обмениваясь короткими сообщениями. В Белгород они прибыли раньше поезда, здесь было совсем тепло, светило солнце. Выйдя из машины, они сразу сняли куртки, оставшись в одних джемперах.
* * *
В среду при прохождении границы произошел первый неприятный сюрприз. Обнаружилось, что новым постановлением российского правительства, выпущенным буквально накануне, изменились правила провоза оружия за границу. Полковник Рындин это постановление прохлопал, не подготовил документы должным образом, и теперь и ему, и его людям предстояло либо сдать свои пистолеты на ответственное хранение и получить их на обратном пути, либо возвращаться в Саратов и оформлять необходимые бумаги.
Полковник переполошился. Ехать дальше без оружия он считал безрассудством.
–Мы с собой без малого лям зеленью везем! – горячо убеждал он Норова.– А ну как на засаду нарвемся?
Про незаконные стволы, которые были у Норова и Дауда, он не знал.
–Отдай деньги мне, я провезу,– холодно отвечал Норов. Видя, что Рындин боится, он совсем потерял к нему уважение.
–Не отдам! Я за них головой отвечаю. Че ты из себя героя строишь?! А если Костя Лях налетит?
Про Костю Ляха, грозу Полтавы, Рындин узнал от саратовских ментов, готовясь к поездке и собирая информацию. Этот легендарный Костя когда-то начинал простым гаишником, шкурил на дорогах водителей, но с наступлением новых времен переквалифицировался в бандиты. Жестоко воюя с другими бригадами, он быстро поднялся и подмял под себя все крупные предприятия области. У него были связи с органами и с администрацией, он платил тем и другим.
Ближайшим сподвижником Кости числился некий Рома Упокойник, заслуживший свое зловещее прозвище беспощадностью, с которой он расправлялся с конкурентами и непокорными коммерсантами. По слухам, бизнесменов он пытал лично: ставил им на живот раскаленные утюги, засовывал в зад паяльники, подвешивал за ноги к потолку.
Кровавые подвиги Кости Ляха Рындин расписывал Норову в леденящих душу подробностях, в надежде его образумить, но Норова «страшилки» полковника лишь раздражали. Закончилось тем, что он обвинил Рындина в промахе с оружием, а заодно высказал то, что думал по поводу его трусости. Взбешенный и оскорбленный, полковник побежал звонить Мураховским. Следом Норов получил от Леньки записку: «Срочно позвони!». Норов поехал на белгородский почтамт, – там имелась междугородняя связь. Номер был не Ленькин, а его отца, – прямой, мимо секретаря; трубку взял Ленька, видно, они оба были в кабинете Якова Михайловича.
–Мы с папой сегодня весь день с ментами общаемся, – сообщил он.– С оружием – полная херня, как всегда в этой стране. Постановление об изменении вышло, а разъяснений еще нет. В УВД понятия не имеют, какие бумаги выдавать.
–Когда ждут разъяснений?
–Да кто их знает?! Никому не известно! Может быть, в конце недели, а может быть, и через месяц! Кретины!
–И что теперь? Торчать здесь, пока бумаги не придут?
–Отец считает, что надо возвращаться,– угрюмо произнес Ленька.
Он с трудом уговорил Якова Михайловича дать денег на поездку, и срыв ее считал своим личным поражением.
–Возвращаться?!
–А что еще делать?! – огрызнулся Ленька.– Ждать в Белгороде бессмысленно, только расходы множить. Лучше вернуться в Саратов, если повезет, через пару неделю все оформим, по-новой поедете…
–А если бумаги через две недели не придут?
Ленька тяжело вздохнул.
–Не знаю. Может быть, придется списывать убытки. Рындин говорит…
–Да плевал я на то, что он говорит! – взорвался Норов.– Полковник, мать его! Баба трусливая! Только скажите, чтоб деньги мне передал! Я еду один!
–Паш, не дури, – начал Ленька.– Ты же понимаешь…
–Я еду один! – кричал Норов, не слушая.– Мне он тут на хрен не нужен! Вы его на дачу к себе сторожем возьмите и двустволку дайте, может, не убежит!
Последовало короткое молчание, затем в трубке раздался начальственный голос старшего Мураховского.
–А если тебя убьют? – веско проговорил он.
Вероятно, все это время он слушал их разговор по параллельному телефону. Норова это разозлило еще больше.
–Не убьют!
–Почему?
–Потому что!.. Моей маме это не понравится!
Вновь последовала пауза.
–Я сообщу о своем решении позже,– Яков Михайлович положил трубку, не прощаясь.
На улице Норова дожидались мрачные, как октябрьский день, чеченцы. Вернуться означало остаться без денег; они, как и Норов, считали, что нужно ехать.
Через два часа Норов получил еще одну коротку записку от Леньки: «Перезвони». Номер был прежним, значит, из кабинета Якова Михайловича они так не выходили. Было уже около девяти часов вечера. На сей раз трубку взял сам Яков Михайлович.
–Вы продолжаете поездку,– сообщил он без предисловий.– Рындин согласился ехать без оружия. Он смелый человек.
–Ага!– хмыкнул Норов.– Спорить могу, вы ему пятерку зеленью набросили, вот он и осмелел.
–Семь,– бесстрастно отозвался Яков Михайлович.
–Черт! Лучше бы мне дали!
–Ты не просил,– возразил старший Мураховский и по своему обыкновению повесил трубку, не прощаясь.
* * *
В девяностых годах Россию с Украиной связывало еще немало путей, которые никто не проверял и не контролировал. Фактически любой транспорт, кроме поездов, мог спокойно пересекать границу без всякого досмотра. По сельским дорогам из России на Украину шли целые колонны контрабандных бензовозов, МАЗов, грузовиков и легковушек.
Вновь открытая украинская таможня находилась в Харькове. 80 километров от Белгорода до Харькова Салман ехал ночью, порой сбиваясь в кромешной темноте с пути. Раз, заблудившись, они пару километров шли по рытвинам и ухабам; каждый удар днищем машины о кочку болезненно отзывался в душе Норова, жалевшего свою «девятку». Дорога заняла больше двух часов, зато ни одного пограничника они не видели.
В Харькове Норов с чеченцами встретили состав с Рындиным и его парнями, дождались, когда украинские таможенники его досмотрели, и сразу рванули в Карловку через Полтаву. Осенний пейзаж вдоль шоссе на Восточной Украине был столь же уныл, как и в России: редкие перелески с облетевшими деревьями, канавы, провода, вороны; разве что погода стояла чуть потеплее. Впрочем, Норову было не до красот природы,– все его помыслы были заняты предстоящим делом. Для него оно значило больше, чем деньги. Он предчувствовал, нет, знал, что в случае удачи вся его жизнь изменится.
* * *
Карловка была районным центром и официально именовалась городом, хотя на самом деле
