Фельдмаршал в бубенцах - Нина Ягольницер
Представьте, нам даже не пришлось атаковать ворота замка. Оттавио Кампано тут же понял, что к чему, и заявил, что сейчас же выдаст нам пастора со всем имуществом и потрохами, если мы не тронем его самого. Я для вида согласился, и мы ворвались в замковый двор, лишь только нам отперли ворота. Ужасная была бойня… Графа Кампано я убил сам. Перед последним ударом я передал ему послание моей герцогини. Она хотела, чтобы граф знал: это месть за Витторе и за ее собственный недуг. Господи, как визжал этот жалкий интриган! Какой грязью поливал своего духовника! Клялся, что тот единственный виноват во всем.
Он немало порассказал мне тогда. Оказывается, они познакомились вскоре после смерти семьи Гамальяно. Видимо, спрятав Фриду в монастыре, Саверио отправился искать убежища в Европу, и ему не слишком повезло.
Оттавио служил на швейцарской заставе, когда Саверио пытался перейти границу, не имея никаких бумаг и ни гроша денег. В бегах он остался без средств и применил Флейту, чтоб отвлечь охрану. Но у измученного Саверио не хватало сил, и Флейта слушалась его не всегда.
Младший Кампано не поддался ворожбе, зато узнал тайну Флейты. Вот так-то… Оттавио перевел его через заставу сам, дал ему немного денег и пригрозил выдать властям. Но Саверио мог откупиться малой услугой. Оттавио надоела военная служба, пока брат живет мирной и сытой жизнью сельского аристократа. Доведенный до отчаяния, Саверио выполнил условие шантажиста. Тот не обманул и щедро заплатил ему. Саверио же, сменив имя на Эрнесто Альбинони, забрал сестру из монастыря и собирался уехать с ней в Индию. Дальше вы уже слышали.
Я не знаю, почему Эрнесто и Фрида все же не уехали. Вероятно, выяснилось, что Фрида беременна, и везти ее в скотских условиях через океан Эрнесто не решился. Зато он знал, кто готов позаботиться о ней и ребенке. Тем более что искать Фредерику Гамальяно в рыбацкой деревушке едва ли догадался бы даже самый изощренный преследователь.
Жермано с детства любил Фриду, женился на ней, когда Пеппо был совсем мал, и погиб, защищая их обоих. Я не могу не уважать его, Годелот.
Орсо медленно облизнул губы и покачал головой:
— Я так и не знаю, зачем Эрнесто сделал это с герцогиней. Неужели просто ради денег? Или Кампано сам нашел его и начал шантажировать, боясь, что Фонци все же сумеет что-то доказать и донесет властям? Теперь уже не узнать.
Совершив второе преступление, Эрнесто уехал на Восток. Вернувшись, узнал о смерти сестры и племянника. Я никогда не пойму, зачем он снова подался в Кампано. Но Оттавио объяснил, что Эрнесто видел искупление в том, чтобы день за днем проводить на месте своего злодеяния. Что ж, подобные самоистязания были вполне в его характере. Боюсь, он уже давно слегка повредился в уме после всего пережитого.
Ну, а дальше вы знаете почти все. Пеппо… Я понятия не имел, кто он, а уже невольно испытывал к нему симпатию, до того шельмец был хитер и отважен. Но вы делали немало ошибок. И если бы мы с Руджеро не отвлекались на бесконечную грызню, то давно прижали бы вас. Самой моей крупной удачей была подмена письма, написанного вами Пеппо. В ту ночь в развалинах все должно было закончиться, но, напротив, все лишь началось.
Я не стану ничего объяснять. Вы все равно не поймете, что я испытал, когда в свете фонаря на меня глянули глаза моей матери. Точно такие, какими я видел их в последний раз. Темно-синие, распахнутые, неподвижные, с отблесками огня в зрачках. Черт подери. У меня тогда порядком сдали нервы. И я сделал самую большую из всех возможных глупостей: я упустил Пеппо.
В ту ночь я впервые за много лет напился в лохмотья. Протрезвев назавтра, я решил, что мне померещилось. И я рванулся в провинцию. Там я нашел старую повитуху, которая рассказала мне о Фриде и ее ребенке. В Венецию я вернулся совершенно раздавленным. Зато теперь я точно знал — в тот далекий день мои солдаты убили мою любимую женщину. А я, будто загонщик, иду по следам собственного сына.
О чувствах не стану, это мое дело. Но это все изменило, Годелот. Доселе Флейта нужна была мне, чтоб избавиться от нее. Сейчас же я стремился к ней вдесятеро алчнее. Я не мог исправить всех прежних зол. Но я мог сделать хоть самое малое. Вернуть зрение сыну. О том, чтобы вернуть его самого, я тогда не думал. Здесь не помогла бы никакая Флейта.
Тратторию, где он жил, я разыскал, наняв шпионом омерзительного пропойцу по кличке Сверчок Густав, который околачивался возле лавки Барбьери. Хоть дочка хозяина и морочила мне голову, ее слова стоило проверить.
Узнав, где живет Пеппо, я тут же выставил у траттории наблюдателей. Оказалось, не зря. Вскоре на сцене появился подручный Руджеро. Я даже подозреваю, что у него был тот же осведомитель. Он выманил Пеппо из «Шлема и гарды», угрожая Росанне Барбьери. Тогда один из моих соглядатаев отправился вслед за братом Ачилем, которого Пеппо увел из лавки, а второй бросился ко мне на доклад.
Я сразу догадался, куда Пеппо заманит этого упыря. В единственное место, где он имеет преимущество над зрячим. Но, увы, я подоспел слишком поздно. Пеппо уже сам справился с ублюдком. Мой человек подслушал их разговор, однако вмешаться не успел — зашиб ногу, прячась в развалинах. Мне осталось лишь сыграть роль случайного свидетеля. Сын отправился восвояси, я же изуродовал труп брата Ачиля и бросил в канал, чтобы все выглядело как месть уличных прощелыг. Доклад своего наблюдателя я услышал только назавтра. Если бы я раньше узнал, что именно брат Ачиль убил мою Фредерику и лишил зрения Пеппо, я бы… Да черт с ним…
Лицо полковника вдруг исказилось, он тяжелее задышал. Годелот подался к нему, снова окуная полотно в миску с водой, но Орсо лишь вскинул руки.
— Больно… — хрипло бросил он и зачастил, рубя фразы меж мучительными вдохами. — Не обращайте внимания. Я еще не закончил. Не знаю, чего я ждал тогда. Мне оставалось лишь добыть Треть, находящуюся у герцогини. Но была куда более сложная задача: встретиться с сыном и попытаться вызвать хоть тень доверия, на которое я не вправе рассчитывать. Однако судьба сама пустила все по угодному ей руслу.
Отец Руджеро, оказывается, не дремал. Он тоже разыскал Сверчка Густава, уже сослужившего мне службу, и тот выложил ему
