Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников
А Семирамид Петрович всегда готов продемонстрировать свои дорогие часы и ими утереть нос всякому, а особенно Ною Фёдоровичу. Что он и проделывает, оголив руку и продемонстрировав свои часы. И как сейчас же выясняется, то Ной Фёдорович и в правду чрезмерно и по своему соизволению пользуется уважением членов клуба, запоздав на сегодняшнее заседание. Но при этом он очень умело уходит от этого вопроса, акцентировав всеобщее внимание на Семирамиде Петровиче, и не успевшего насладиться триумфом.
– Ну а если всё это не так, и ваши часы не отстают, и не забегают вперёд, то тогда можно предположить, что вы, Семирамид Петрович, недовольны самим собой или своей жизнью. А может всем вместе. Что и неудивительно, посмотри на вашу вечно недовольную физиономию. – Сказал Ной Фёдорович, переведя свой взгляд от часов на лицо Семирамида Петровича, в котором он принялся выявлять подтверждения своим словам. – И что же вас, Семирамид Петрович, так вечно не устраивает? – с задумчивым видом так интригующе задался вопросом Ной Фёдорович, что не только он сам и Семирамид Петрович, кого в первую очередь касался этот вопрос, задумались над этим вопросом, но и все здесь находящиеся люди.
И почему-то наиболее крепко задумался, а вернее, задумалась над этим вопросом Клава. Хотя почему, когда этот совершенно для неё незнакомый до недавнего времени Семирамид Петрович, ближе всех к ней сидит, и столько всего сделал для того, чтобы она сама задалась на его счёт многими вопросами. – И кто же всё-таки этот Семирамид Петрович? Что же ему так не сидится и желается всё знать? – И на этом месте на Клаву наваливается какая-то безосновательная тревога, – она вдруг не поняла, зачем Семирамид Петрович с ней так близко сближался, когда сыпал своими угрозами, – и это заставляет её резко дёрнуться рукой в сторону своего кармана. Ну а когда она запускает руку в него, то она в сердце холодеет от того, что предчувствия её не обманули – там было пусто, монета пропала.
А вот куда она пропала, а вернее, кто этому поспособствовал, то для Клавы это вовсе не секрет – это Семирамид Петрович засунул свои руки ей в карман и похитил монету.
И за всем этим вопросительным делом Клава выпала из последовательного отслеживания происходящих здесь событий, пока её не застаёт врасплох звучное хлопанье крыльев и не пойми откуда здесь взявшейся и принявшей всех тут охлопывать крыльями птицы.
– Это что за цирк такой?! – в недоумении себя вопрошает Клава, уклоняя голову от опасности в виде летающей вдоль и поперёк в разные стороны птицы, скорей всего, голубя. И как вскоре выясняется, то за появлением голубя стоял Ной Фёдорович, удивительной конструкции и харизмы человек. Любит он, видишь ли, удивить людей знакомых, а если ты к тому же состоишь с ним в одном клубе, то ты сам напросился быть им удивлённым и не скучать в одном с ним обществе.
Но всё это было прелюдия, а само интересное началось с того момента, как был открыт принесённый Ноем Фёдоровичем чёрный ящик, на время позаимствованный, по заверению Ноя Фёдоровича, у самого(!) …Ну все поняли у кого.
– Ну и что тут у нас? – звучит голос Ноя Фёдоровича. Затем следует небольшая пауза и вдруг раздаётся до чего же знакомый для Клавы звук падения монеты об стол. И то, что в этот самый момент Семирамид Петрович дёрнулся на месте, а затем с его стороны раздалось шуршание, сопровождающее его беспорядочное лазание руками по карманам, прямо указывает на то, что на стол была положена именно её монета.
– Но как? – ничего не понимая, на эмоциях задалась про себя вопросом Клава. И скорей всего, и Семирамид Петрович задался тем же вопросом, когда не обнаружил у себя в карманах этой знаковой монеты, которая так неожиданно для них с Клавой появилась на столе.
– Да когда он успел?! – нервно вопросил себя Семирамид Петрович, впрочем, догадавшись, когда возникла такая возможность у этого ловкача Ноя Фёдоровича.
– Это есть философский камень. – Видимо указывая на монету, говорит Ной Фёдорович, заставив Клаву задуматься над такой им постановкой вопроса.
– В этом определённо что-то есть. – Соглашается со сказанным Ноем Фёдоровичем Клава, перед глазами которой замелькали и при этом очень явственно, как путём использования этого философского камня вскрывалась неприглядная правда у людей, так уж вышло оказавшихся в едином жизненном пространстве с ней. Где они из милых и, в общем-то, добродушных людей, превращались в свой типовой отсыл – людей капитально устроенных и настроенных мыслить капитальными вложениями в себя. В общем, что ни на есть жадины и стяжателя. А вот Тёзка, надо отдать ему должное, с самого первого дня их знакомства не был замечен ею в такого рода отношении к земным вещам и ценностям. И ей даже казалось, что он недооценивает значимость земных ценностей, слишком романтизируя окружающую его и с некоторых пор и её жизнь. – Хочешь, я подарю тебе эту, ту, что рядом с Луной, звезду.
– Рассуждает, как все нищеброды. – Тогда ещё заметила Клаве её мама, как и все тёщи в перспективе, выдвигающая завышенные требования к своим зятьям, кто естественно не достоит их дочерей, и кого рождали на свет и воспитывали не для того, чтобы отдать их на перевоспитание вот такому первому встречному. – Ты вот для начала обоснуй и докажи нам, что достоин находиться рядом с нашей дочерью, предоставив нам свою налоговую декларацию на свой годовой доход, а там мы уже посмотрим, насколько серьёзны твои намерения насчёт нашей дочери. – Всего вероятней, что-то подобное сказала мама Клавы Тёзке, когда они для более успешного и близкого ознакомления друг с другом были оставлены Клавой наедине.
И теперь уже и не узнаешь, чем и какими цифрами аппелировал в своём ответе Тёзка, – я за ценой не постою ради вашей дочери, – но когда Клава к ним вернулась, то её прямо холодом обдало со стороны своей матери, которая всем своим видом показывала, что глаза бы её не смотрели на вот таких бесстыжих женихов, считающих, что не в материальном благополучии счастье. А в чём же тогда? Право странно и прискорбно слышать такие заявления в своём доме. –И я не сомневаюсь даже в том, что он, не имея за своей душой ничего, и тебя вскоре попытается перенастроить и заставить смотреть на окружающий мир в фокусе этой его философии типа бессеребренника. Тьфу, на него. – Мама
