Перевод с особого - Евгения Михайлова
Она так и не решила, что скажет ему, когда перезвонит. Раздался звонок в дверь. Это, конечно, он.
Марина только туже запахнула халат, в прихожей даже не взглянула на себя в зеркало, не причесала волосы. Просто открыла и впустила Эда. Он так загадочно молчал, застыв у порога, что она не сразу поняла, в чем дело. Рассмотрела и ахнула. Эд держал в ладонях перед собой малюсенького рыжего котенка, мокрого и дрожащего.
– Господи, что это? В смысле, кто? – произнесла Марина.
– Я отвечу тебе, – торжественно произнес Эдуард. – Я только что чудом не стал убийцей. Этот тип вовремя пискнул, когда я уже почти опустил на него ногу.
– Но как, почему…
– Да потому, что кто-то очень добрый выкинул его на мороз, – охотно объяснил Эд. – Трудно себе представить, что рыжего заморыша мать-кошка родила прямо в сугробе, а сама пошла домой греться. А я иду, такой голодный, тороплюсь к любимой в гости, только не несу две морковинки за зеленый хвостик. Это из Маяковского, если ты не в курсе. А из-под подошвы, которая еще немного над землей, вдруг отчаянный писк. Успел посмотреть: два рыжих уха торчат из-под снега. Ты против? Может, у тебя аллергия, фобия, непереносимость блох? Так этот рыжий комок еще не успел ничего набраться, поскольку недавно родился и сохранился в стерильности сугроба. У него даже глаза еще мутные.
– И как ты поступишь, если я скажу, что страдаю всем перечисленным?
– Просто, – ответил Эд. – Выйду и засуну его в тот же сугроб. Типа, родину не выбирают… Елки, с каким ужасом ты на меня уставилась. Это была шутка, дорогая моя Несмеяна. Нет, конечно, я не палач. Придется отвезти его к другой девушке.
– Еще одна шутка? Можешь не отвечать, мне смешно не станет, по крайней мере, сегодня. Эдик, у меня в холодильнике нет ничего такого, что можно дать ослабленному и почти новорожденному котенку. Даже если найдется обычное молоко, сомневаюсь, что им такое можно.
– Серьезно? – искренне изумился Эд. – А мы с Марком так надеялись на твое грудное молоко.
– Так, – терпение Марины лопнуло, как воздушный шар. – Очередную дурацкую шутку я вынести не в состоянии. Лучшее, что ты можешь сделать, – продолжать цитировать Маяковского. Не зря же у тебя мама – литературный критик. У нее должен быть как минимум вкус к слову. Но это явно не то, что передалось тебе. Кстати, почему Марк? Вдруг это девочка?
– Мне показалось, он так представился, – ответил Эд. – Если он доживет до момента, когда ты определишь пол, и окажется, что Марк не подходит, можно будет называть Маркой или Марусей. Ты наконец решишься принять в свои материнские руки этого хищника, чтобы я мог хотя бы куртку снять? И заодно посмотреть, где поблизости можно приобрести какое-то детское питание в бутылочке. Думаю, все младенцы потребляют примерно одно и то же. Да, так у тебя точно никакой жратвы в холодильнике? Тогда мне необходимо всех спасать от голодной смерти. Никто не поспорит с тем, что у меня сегодня день великих свершений. И твоя сегодняшняя непримиримость и воинственное отсутствие чувства юмора ничего изменить уже не смогут.
Эдуард нашел то, что искал, в своем смартфоне и не стал снимать куртку. Он решительно отправился в морозную снежную ночь, как первобытный кормилец из пещеры на охоту.
Марина, приняв в ладони крошечный комочек жизни, вдруг почувствовала облегчение. Наконец она может сделать что-то, имеющее конкретный смысл. Ведь не существует ничего мучительнее бесплодных терзаний. Они всегда против спасения, в том числе и собственного.
Она отнесла котенка в ванную, осторожно протерла полотенцем, смоченным в теплой воде. Потом закутала его в сухое, согретое на электросушилке полотенце. Заглянула в окошко для кошачьего личика и почти с восторгом увидела, что на нее смотрят совершенно не мутные, а очень даже ясные, рыжие, даже янтарные глаза.
– Ты ж мой красавец, – шепнула Марина. – Хоть кому-то стало лучше в эту ночь. А вот и наш кормилец пришел.
Эдуард со всем справился, даже умудрился получить полезную информацию у знатоков искусственного вскармливания котиков-грудничков. Они снабдили его бутылочками с питанием и сосками как минимум на неделю. Две пиццы были с пылу с жару, пиво ледяное. Марина в очередной раз убедилась, что ключ, который подходит к сердцам любых людей, называется «обаяние». Это не купишь, но и не пропьешь. Надежнее любого таланта.
Только поздней ночью на Марину вновь опустилась тьма прожитого дня, его ужасных событий, тайн и предчувствия самых тяжелых последствий.
– Ты даже не дотронулась до меня за весь вечер, – тихо произнес Эд рядом. – Я сам не решился. Что-то не так, Марина?
«Боже, – благодарно подумала она. – Он заметил! Почувствовал!» Он, может, и понял бы, но она так и не смогла ничего рассказать.
– Эдик, беда у нас в семье. Она настолько большая и непонятная, что я совсем потеряна. Это папа… Можно я сейчас не стану рассказывать? Просто нет сил.
– Конечно. Ты только не думай, что я такой придурок, каким могу показаться. Иди ко мне, я тебя убаюкаю. С Марком у меня получилось. Спит без задних лап. Скажи лишь одно слово: твой отец жив?
– Да, – шепнула Марина, – но все плохо.
Она растворилась в теплом запахе его тела, поплыла и даже успела посмотреть очень короткий странный сон, но вдруг проснулась от неожиданного звука, который потревожил тишину квартиры. Еще не было шести утра. Ее телефон лежал рядом на тумбочке и точно не звонил. Звук раздался вообще не в спальне, и это не был писк котенка, который сладко спал на ложе из подушки и пледа, которое Марина устроила ему рядом с кроватью, на полу, чтобы не страшно было падать с высоты.
Она встала, прошлась по комнатам, вышла в холл. А там на столике у вешалки лежал телефон Эдуарда. После минутного перерыва он опять позвонил. На дисплее контакт «ВК». Марина успокоилась: Эду мог звонить кто угодно и когда угодно. Он охотно раздавал желающим свой номер и сохранял номера новых знакомых и не особо знакомых людей. Марина уже отвернулась, чтобы уйти в спальню, но что-то заставило ее задержаться и вновь посмотреть на пропущенные звонки. Очень знакомые цифры. Да что же это… На дисплее смартфона
