Таинственный противник - Кристи Агата
Он был невысок, очень бледен, с мягкими, почти женственными движениями. Скулы выдавали его славянское происхождение, но точнее определить его национальность Томми не сумел. Проходя мимо ниши, он медленно повернул голову, и странно светлые глаза словно прожгли занавеску насквозь. Томми даже вздрогнул. Ему показалось чудом, что тот его не заметил. Хотя Томми, как и большинство его сверстников, отнюдь не был склонен к мистицизму, он не мог избавиться от ощущения, что от этого человека исходит какая-то странная скрытая сила. Чем-то он напоминал ядовитую змею.
Секунду спустя Томми понял, что встревожился недаром. Этот светлоглазый тоже постучал, как и все остальные, но как его встретили!
Человек с бородкой вскочил, а за ним – и все до одного остальные. Немец сам подошел к светлоглазому и, щелкнув каблуками, пожал ему руку.
– Вы оказали нам большую честь, – сказал он. – Весьма, весьма польщены. Я боялся, что ваш визит сюда окажется невозможным.
Светлоглазый ответил негромким и шипящим голосом:
– Да, это было сопряжено со значительными трудностями. Вряд ли я смогу выбраться сюда еще раз. Но хотя бы одна встреча необходима… Чтобы как следует все уточнить. Это невозможно без… мистера Брауна. Он здесь?
Немец, чуть помявшись, ответил дрогнувшим голосом:
– Нас предупредили, что явиться лично он никак не может… – Он умолк, но чувствовалось, что фраза не закончена.
Лицо светлоглазого медленно расплылось в улыбке. Он обвел взглядом кольцо встревоженных лиц.
– А! Понимаю. Наслышан о его методах. Полная конспирация: никому не доверять. Не исключено, что сейчас он здесь, среди нас… – Он снова посмотрел вокруг, и снова на лицах присутствующих отразился страх. Все с опаской поглядывали друг на друга.
Русский дотронулся пальцами до щеки.
– Ну ладно. Приступим.
Немец тем временем взял себя в руки. Он указал на свое кресло – во главе стола. Русский покачал головой, но немец настаивал.
– Это единственное возможное место для… Номера Первого. Не соблаговолит ли Номер Четырнадцатый закрыть дверь?
И секунду спустя перед Томми снова были лишь облупленные филенки двери, и голоса за ней вновь зазвучали тихо и неразборчиво. Томми растерялся. Его любопытство разгорелось, и он чувствовал, что любой ценой должен узнать, о чем там будут говорить.
Снизу не доносилось больше ни звука. А привратнику тут наверху вроде бы делать нечего. Томми, прислушиваясь, высунул голову из-за занавески. Никого. Он нагнулся, снял башмаки и оставил их в нише. Потом, осторожно ступая, пересек коридор, опустился на колени перед дверью и прижал ухо к щели. Но тут обнаружилось (вот досада!), что он может разобрать лишь отдельные слова, да и то, если кто-то из говоривших повышал голос. Любопытство Томми достигло апогея.
Он посмотрел на дверную ручку. А что, если легонечко нажать на нее, так, чтобы внутри никто ничего не заметил? Если не торопиться, то можно рискнуть. Затаив дыхание, медленно-медленно, то и дело останавливаясь, он давил на ручку. Еще немножко… и еще чуточку… Долго еще? Ну, наконец-то! Дальше вниз ручка не шла.
Он держал ее в таком положении целую минуту, потом, переведя дух, легонько нажал на дверь. Дверь не дрогнула. Томми стиснул зубы. Если нажать сильнее, она почти наверняка скрипнет. Но вот голоса зазвучали чуть громче, и он снова нажал. Опять ничего. Он нажал посильнее. Неужели эту чертову дверь заело? В конце концов, потеряв терпение, он навалился на нее всей тяжестью. Но дверь и тут не поддалась, и тогда он понял, что она заперта изнутри.
От огорчения Томми забыл про осторожность.
– Черт побери, – вырвалось у него. – Вот свинство!
Дав выход своим чувствам, он успокоился и начал обдумывать ситуацию. Ну, во-первых, необходимо вернуть ручку в прежнее положение. Только постепенно. Если ее отпустить сразу, кто-нибудь обязательно заметит, как она прыгнет вверх. И он начал отпускать ее с прежними предосторожностями. Все сошло благополучно, и он со вздохом облегчения поднялся на ноги. Однако Томми был упрям, как бульдог, и не мог смириться с поражением. Он не собирался сдаваться. Любой ценой нужно выведать, о чем они там договариваются. Надо придумать что-то еще.
Томми осмотрелся. Чуть дальше по коридору слева была еще одна дверь. Он осторожно подкрался к ней и нажал на ручку. Дверь приоткрылась, и он скользнул внутрь.
Судя по мебели, он попал в спальню. Мебель была под стать всему остальному; казалось, она вот-вот рассыплется на куски. А уж пыли и грязи – больше, чем снаружи.
Но Томми некогда было глазеть по сторонам, главное, что его расчет оправдался: слева, ближе к окну, он увидел дверь, ведущую в соседнюю комнату. Плотно затворив дверь в коридор, он стал тщательно изучать дверь у окна. Она была на запоре. Судя по ржавчине, задвижку давно не трогали. Осторожно подергав задвижку взад и вперед, Томми сумел отодвинуть ее почти без скрипа. Затем он повторил свой прежний маневр с ручкой – и на этот раз с полным успехом. Дверь приоткрылась на узенькую щелку.
Этого оказалось достаточно. Теперь ему было слышно каждое слово. За дверью висела бархатная портьера, скрывавшая от него участников совещания, но он довольно точно различал их по голосам. Говорил шинфейнер. Его сочный ирландский баритон было невозможно перепутать ни с каким другим голосом:
– Все это очень мило, но нужны еще деньги. Нет денег – нет и результата!
Ему ответил другой голос, Томми решил, что это Борис:
– А вы гарантируете, что результаты будут?
– Через месяц – можно чуть раньше или позже, если желаете, – я гарантирую вам в Ирландии такой разгул террора, который потрясет Британскую империю до основания.
Наступило короткое молчание, затем раздался мягкий шипящий голос Номера Первого:
– Отлично! Деньги вы получите. Борис, займитесь этим.
– Через американских ирландцев и мистера Поттера, как обычно? – спросил Борис.
– Думается, дело выйдет, – произнес некто с заатлантическим акцентом. – Хотя должен сразу предупредить: нынче все ой как не просто. Сочувствующих все меньше, и все чаще раздаются голоса, требующие оставить ирландцев в покое – пусть, дескать, разбираются сами без вмешательства Америки.
Ответил Борис, и Томми почудилось, что он пожимает плечами:
– Какое это имеет значение, ведь на самом деле деньги поступают не из Штатов, просто банк американский.
– Главная трудность с доставкой оружия, – сказал шинфейнер. – Деньги доходят без особых хлопот… Благодаря нашему здешнему коллеге.
Еще один голос (по мнению Томми, он принадлежал высокому властного вида человеку, чье лицо показалось ему знакомым) произнес:
– Ну и буча поднялась бы в Белфасте[39], если бы они могли вас услышать!
– Следовательно, с этим пока все, – прошипел Номер Первый. – Теперь о займе для английской газеты: вы об этом позаботились, Борис?
– Да.
– Отлично. Если потребуется, Москва пришлет ноту протеста.
Наступила тишина, которую нарушил четкий выговор немца:
– Мне поручил… мистер Браун кратко ознакомить вас с сообщениями от разных профсоюзов. От горняков – более чем удовлетворительные. Железные дороги даже приходится сдерживать. Туго поддается профсоюз машиностроителей.
На этот раз тишина была долгой, слышалось лишь шуршание бумаг да отдельные пояснения немца. Затем Томми услышал легкое постукивание пальцев по столу.
– Ну, а дата, мой друг? – спросил Номер Первый.
– Двадцать девятое.
– Не слишком ли скоро? – засомневался русский.
– Пожалуй. Но так постановили профсоюзные лидеры, а вмешиваться слишком уж явно нам нельзя. Надо создать видимость, будто все делается по их собственной инициативе, без чьего-либо давления.
Русский негромко засмеялся, словно его что-то позабавило.
– Да-да, – сказал он. – Совершенно верно. Они не должны знать, что мы используем их в наших собственных интересах. Они честные люди, потому мы ими так дорожим. Как ни парадоксально, совершить революцию без честных людей невозможно. Народ сразу чует мошенников. – Он помолчал, а затем с явным удовольствием повторил: – В каждой революции участвовали честные люди. Впоследствии от них быстро избавлялись. – В его голосе прозвучала зловещая нота.
