Ресторанчик «Камогава» - Хисаси Касивай
Для начала Нобуко отправила в рот кусочек мяса и некоторое время молча жевала, а затем одобрительно кивнула.
– Тот самый вкус. Ошибки быть не может.
– Здорово! Нет, папа, и в самом деле, как здорово! – Коиси похлопала отца по плечу.
– На вид показалось, что мясо суховато, но как попробуешь – сразу понятно, что приготовлено оно как следует. Еще и соус демиглас[58] небось сварили заранее, – с улыбкой заметила Таэ.
– Один известный в среде гурманов писатель, рассуждая о тушеной говядине из «Фурута гриль», назвал ее вкус «похожим на пот-о-фё»[59], но я с ним немного не согласен. Возможно, этим он пытался выразить тот факт, что цвет блюда был не привычный темный, как при добавлении демигласа, а более светлый, словно с томатным соусом. А вообще это делается так. Заранее сваренное в бульоне мясо быстро разогревают, залив портвейном. Потом кладут в кастрюлю к овощам, добавляют демиглас и тушат. Если же все изначально готовить вместе, ничего хорошего не получится – все развалится, да и вкус будет уже не тот. И только по рецепту «Фурута гриль» выходит то самое мясо, словно «укутанное» в соус демиглас. Их вкусы смешиваются лишь единожды – лишь когда кусочек попадает в рот. – Нагарэ, рассказывая все это, выглядел даже чуточку гордым собой.
– Я тоже немножко попробовала – и правда, ужасно вкусно, – шепнула Коиси на ухо отцу.
– А то как же. Я столько сил на этот рецепт положил. По-другому и быть не могло, – тихонько ответил тот.
Нобуко и Таэ, не торопясь, отправляли в рот один кусочек за другим. Лилась непринужденная беседа. Наконец, когда трапеза уже подошла к концу, снова подал голос Нагарэ:
– Думаю, что хоть вы и ели одно и то же блюдо, а впечатления у вас все-таки разные. Каждая почувствовала свой, особенный вкус.
– Это как же? – спросила Таэ, вытирая уголок рта салфеткой.
– В отличие от тебя, Таэ, Нобуко пришлось ждать целых полчаса. Это время тоже добавляется к общему произведенному эффекту. Кажется, сегодня моя фирменная специя – «щепотка воспоминаний» – сработала на славу! – Нагарэ, улыбаясь одними глазами, взглянул на Нобуко.
– Где же теперь Нэдзима? – покраснев, вдруг спросила она у Нагарэ.
– Спит вечным сном в Окадзаки, в храме Конкайкомё-дзи[60]. Среди местных этот храм известен больше как «Куродани». Умер он в прошлом году, в декабре. Наверное, в один из вот таких холодных дней.
Нобуко выслушала ответ Нагарэ, крепко сжав губы.
– Выходит, я даже не смогу перед ним извиниться за свое неподобающее поведение.
– Если бы только с самого начала все пошло по-другому… – отрывисто произнесла Коиси.
– Ну что ж, кажется, пора нам и честь знать. – Нобуко, словно пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, полезла в сумку за кошельком.
– Сколько заплатить – решают сами клиенты. Сумму, которую вы сочтете приемлемой, впишите вот сюда, пожалуйста. – Коиси протянула бланк.
– А все-таки, это было очень вкусно! – Таэ поклонилась Нагарэ.
– Я рад, что понравилось. Хотя на тебя, Таэ, фирменной специи уже не хватило, – с улыбкой ответил тот.
– Спасибо большое! – Уже на выходе Нобуко поклонилась Коиси и Нагарэ.
– Ой, чуть не забыл! Мне же вам нужно кое-что отдать! – С этими словами Нагарэ достал из кармана своего халата белоснежный конверт размером с покетбук. – Его попросила передать вам дочь Нэдзимы. Там два носовых платка. – Нагарэ достал их.
– Это… – удивленно пролепетала Нобуко.
– Вот этот вы, Нобуко, пятьдесят пять лет назад забыли в «Фурута гриле», когда спешно ретировались от Нэдзимы. А второй он хотел подарить вам. Это кружевной платок ручной работы от «Swatow», очень красивая вещица. Узор называется «одинокая луна», это из стихотворения Ли Бо[61]. Я почитал поподробнее, и оказалось, что оно про разлуку с любимым человеком и про расстояния между влюбленными. Нэдзима отправил оба платка вам домой, но ваши родители их вернули. А вы тогда, кажется, уехали на учебу. Так ваша связь и оборвалась… – Нагарэ вернул платки в конверт и протянул Нобуко.
– Спасибо. – Нобуко сжала конверт, пристально вглядываясь в имя отправителя. По ее щеке скатилась одинокая слеза.
– Какой же замечательный подарок… – Таэ утерла платком уголки глаз.
Старушки медленно двинулись прочь от ресторана. Нагарэ и Коиси стояли перед входом, пока их фигуры не исчезли за поворотом.
Вернувшись внутрь, Нагарэ с Коиси убрали со стола, а затем принялись готовить ужин.
– Папа, скажи, а правда, что меня зовут так же, как и одну твою давнюю возлюбленную? – Коиси, войдя в комнату, бросила хмурый взгляд на отца.
– Что за глупости! Я всю жизнь любил только твою мать. А звали ее, если мне память не изменяет, Кикуко. – Обернувшись, Нагарэ улыбнулся домашнему алтарю.
– Ну смотри, а то ведь иначе нехорошо получится. И о чем вы, мужчины, только думаете, я совсем не понимаю!
– Вот из-за того, что ты вечно это повторяешь, так и будешь в девках сидеть!
– Да и пожалуйста. Я сама-то не особо горю желанием замуж выходить. Вокруг одни бестолочи.
– Ладно тебе ворчать, давай поскорее ужинать. Мать уже небось устала ждать. Тушеная говядина и вино. Кикуко бы это понравилось.
– Эй, папа, погоди, а это еще что? Вино ведь, кажется, дорогущее!
– А ты в этом хорошо понимаешь, как я погляжу.
– И откуда же у нас столько денег?
– Да это все Хидэ, ужасно много он нам заплатил, вот я и подумал…
– Ясно. Ну, тогда давай пробовать. Как оно называется-то? А, впрочем, все равно я не запомню.
– «Шато Мутон-Ротшильд», тысяча пятьдесят восьмого года. Бутылка – ровесница твоей матери. А этикетку рисовал Дали. Дорогое, конечно, правда, те, что с пятьдесят девятого года – уже подешевле. Сущие пустяки. Стоит примерно так же, как и компьютер, который мы тебе недавно купили.
– Что? Больше ста тысяч йен за эту бутылку?
– Да ладно, все в порядке. При жизни Кикуко мы себе такой роскоши позволить не могли.
– Это очень на тебя похоже, папа. Совершать время от времени такие необдуманные поступки.
– А еще сегодня годовщина смерти твоей матери. А ты, видать, и позабыла.
– Вот и нет. Мама, это для тебя. – Коиси развернула сверток, в котором оказался букет цветов. – Зимовники[62]. Мамины любимые цветы. – С этими словами она положила букет на небольшой столик перед алтарем.
– Что-то совсем похолодало, – заметил Нагарэ, выглядывая в окно.
– Хорошо, если бы, наконец, пошел снег. Мама очень его любила. – Коиси, стоя у алтаря с закрытыми глазами, сложила ладони в молитве.
