Человек, который умер смеясь - Хэндлер Дэвид

— На хрена вы вообще меня сюда притащили? — заорал я ему с другой стороны бассейна.

Санни поднял голову и озадаченно нахмурился.

— В каком смысле?

— В смысле, зачем вы зря потратили мое время? Я столько сил вложил. И получается у нас пока что очень здорово, по-моему. Я уже собрался начать писать. Унты распаковал, приготовил все. На хрена надо было меня сюда тащить, а?

Он подергал себя за ухо, потом рассмеялся.

— Ну и чего в этом смешного? — возмутился я.

— Да ты смешной, мистер маринованный нью-йоркский умник. Если б я тебя не знал, я б поклялся, что ты все это принял близко к сердцу.

— Может, мне просто не нравится видеть, как вы идете на попятную.

— Санни Дэй никогда не идет на попятную.

— Правда? Вы говорили, что хотите рассказать эту историю. Нет, даже что вам прямо-таки нужно ее рассказать. Говорили, что это часть вашего процесса исцеления.

— Ты должен обо мне кое-что понять, приятель.

— И что же?

— Никогда не слушай то, что я говорю.

Я вернулся к столу и сел напротив него.

— Почему вы упираетесь, Санни?

— Я… ну так получается. Вся эта история с Гейбом… это слишком болезненно.

— Больше, чем разговор о вашем отце?

— Гораздо больше.

— Почему?

— Я не могу. Я просто не могу.

— Вы что, мне не доверяете?

— Как я могу тебе доверять? — сказал Санни. Ты же мне не доверяешь.

— Доверяю.

— Нет, не доверяешь. Ты не хочешь меня подпускать ближе.

— Это же работа, Санни. Это не личные отношения.

— Работа для меня всегда личное.

Из кухни вышла Ванда в тунике и спортивных носках. Глаза у нее припухли, волосы были растрепаны.

— Чего вы разорались?

— Творческие разногласия, — ответил Санни.

— Вот так вы себе представляете творческие разногласия? — поинтересовался я.

— Ну да, как в старые добрые времена, — отозвался он, а потом сказал Ванде: — Ты рано проснулась.

— С чего ты взял, что я проснулась?

— Так чего ты встала-то?

— У меня занятия. — Она зевнула и налила себе кофе.

Санни снова переключился на меня.

— Слушай, приятель. У меня завтра эта работа ведущим в Вегасе. Может, съездишь со мной? В пути у нас будет масса времени. Поговорим, пообедаем. Может, это поможет делу. Если, когда мы вернемся, я не передумаю, тогда покончим с этим.

— А Лулу?

— Нас всего ночь не будет. Ванда может за ней присмотреть.

— Ну да, Ванда может за ней присмотреть, — сказала Ванда.

— Ладно, — сказал я, — поедем в Вегас.

— Поедем в Вегас, — согласился Санни. — Вдвоем, только ты да я.

«Вдвоем, только ты да я», разумеется, не считая Вика.

Уехали мы в лимузине еще до рассвета. Мы с Санни устроились на заднем сиденье, окруженные запахом его туалетной воды. Санни спал. В таком виде, с натянутым до подбородка одеялом, он был гораздо больше похож на того пухлого мальчишку из Бедфорд-Стайвесант, который в жаркие ночи спал вместе со старшим братом на пожарной лестнице. Просто теперь он это делал в лимузине с кондиционером.

Я смотрел на него. Есть такая старая пословица — чтобы узнать человека, надо съесть с ним пуд соли. Литнегру, как я стал понимать, надо еще и влезть в его шкуру. Я не сомневался в том, что Санни Дэй та еще штучка. Его непредсказуемость сбивала меня с толку и бесила. Начал ли я его понимать? Я не знал, раскрылся ли он передо мной или просто показывал мне того Санни, которого хотел показать. Может, я пытался его придумать, превратить в уязвимого и вызывающего сочувствие литературного персонажа. Может, я никогда его не пойму. Но попробовать стоило.

В какой-то момент Санни пошевелился, и одеяло с него упало. Он сонно потянулся за ним, слабо подергивая ухоженными пальцами, и еле слышно застонал. Я поколебался, потом все-таки укрыл его. Санни что-то промычал и укутался плотнее.

Помону и Онтарио мы проехали в темноте. Небо стало лиловеть, пока мы ехали в горы Сан-Бернардино, а когда спустились в пустыню, оно уже было ярко-синим. Санни проснулся где-то около Викторвилля и заявил, что он проголодался. Мы остановились позавтракать в «Денниз» в Бэрстоу. Кроме нас, там была только пара дальнобойщиков у прилавка. Картофельные оладьи в этом ресторанчике готовили просто прекрасно.

На выходе из ресторана Санни купил газеты. Там было полно заметок о номинациях на «Оскар», и он завелся.

— Смотри, Хоги, комедии опять обошли! Меня это просто бесит. Стэна Лорела хоть раз номинировали на «Оскар» за лучшую роль? А Граучо Маркса? А У. К. Филдса, а меня? Да ни разу. Они думают, мы только дурака валяем. А я вот тебе что скажу: комедии приходится делать то же самое, что и драме. Она должна рассказывать историю, в ней должны быть убедительные персонажи, она должна донести до зрителей свою точку зрения — плюс еще и быть смешной. Это даже труднее. Но снобы и критики этого не понимают. Им нужно, чтоб ты с табличкой стоял. Чтоб все было торжественным и скучным. Они ведут себя так, будто развлекать людей — это преступление. А их надо развлекать. Как сказал мне однажды Сэмми: «Если не хочется отбивать такт ногой — это не музыка».

— В моем деле тоже так, — сказал я. — В литературных кругах тебя принимают всерьез, только если твои книги невразумительны и читать их тяжело. Если ты стараешься писать понятно и увлекательно, критики считают тебя легковесным.

— Ну, ты же им нравишься, а ты не нудный.

— Да, правда, я нудным не был, но я так и не написал второй книги. Уж на второй они бы до меня добрались.

— Кончай уже так говорить, меня это очень сильно раздражает.

•— Как — так?

— Ты говоришь о себе в прошедшем времени, будто тебе восемьдесят или ты уже умер. Ты молодой и талантливый. Ты еще много книг напишешь — хороших книг. Тебе просто надо поработать над своим подходом к жизни. Не «я был», а «я есть». Скажи: «Я есть».

Я, конечно, сказал.

— Вот так-то. — Он снова посмотрел на статью в газете и раздраженно поморщился. — А, к черту. Талант не у критиков, а у нас, и мы знаем, что делаем.

Он сунул руку в маленький холодильник, стоящий прямо перед нами, достал две бутылочки «Перье», открыл их и одну протянул мне.

— У меня только один вопрос, — сказал я. — Если мы оба такие умные и знаем, что делаем, почему мы тогда сейчас в полном дерьме?

Санни изумленно уставился на меня, потом рассмеялся. Взял и рассмеялся в ответ на то, что сказал я.

— А ты хорош, Хоги. Тебе голову не заморочишь. Рад, что мы поехали вместе. Эй, Вик, ты как там, малыш?

— Нормально, Санни, — негромко ответил тот.

— Хорош уже дуться, а? Ну я сорвался. Я виноват. Извини. Ты не болван. Ты мой приятель и хотел как лучше. Извини, ладно?

У Вика явно поднялось настроение.

— Хорошо, Санни.

— Как насчет музыки? Поставь нам что-нибудь заводное.

— Сейчас.

Вик поставил кассету с бодрой музыкой — Синатра и Мел Торме, записи из пятидесятых, и мы покатились дальше через район пустыни Мохаве, прозванный «Игровой площадкой дьявола», пританцовывая под музыку и попивая «Перье», пока снаружи воздух дрожал от жары. Не самый плохой способ путешествовать.

— Мерили часто приходили письма от всяких психов, — сказал я. — Типов, которые хотели купить обрезки ее ногтей. Или носить ее трусы. Но угроз убийства не было ни разу.

Санни пожал плечами.

— Лет тридцать в этом деле — и привыкаешь к такому. Неотъемлемая часть известности, во всяком случае, для меня.

— А что в этом письме говорилось?

Он повернулся к окну.

— Что я не доживу до выхода нашей книги.

— А-а…

Санни допил воду, рыгнул, потом ткнул пальцем мне в грудь.

— Знаю я, о чем ты подумал — что я из-за этого хочу отказаться от книги. Ну так ты ошибаешься. Это никак не связано. Я не из таких.

BL Не из каких таких?

— Которых можно запугать. Если б меня беспокоило существование психов, я давно бы уже с ума сошел. А потом, у меня Вик есть. Правда, Вик?

— Точно, Санни.