Дело Марины Мнишек - Михаил Исаакович Роговой
— Хороший работник. Аккуратный, знающий, от дела не увиливает, плохого ничего не могу сказать… Рисует, как художник — видели, может быть, в первом зале у нас стенгазета висит, он рисовал.
— А сейчас он где?
— Во вторую смену будет.
Валентина внимательно приглядывалась к начальнику цеха. Ей нравилась его доброжелательность, спокойствие, степенность. Первое, что он сказал об Ушакове, было то, что Ушаков аккуратен. Старик, видно, и сам очень аккуратен: на столе ничего лишнего, только стопочка бумаг, синий халат отглажен, под ним белая рубашка и галстук. Аккуратный старик, а лицо совсем простое и руки со следами въевшейся краски. «Наверное, выдвиженец, из старых наборщиков», — решила Валентина.
— Как к нему относятся люди? — продолжал полковник.
— Нормально относятся. Что сидел — о том, конечно, никто не знает. Начальник отдела кадров просил меня не распространяться об этом. А я что — молчу, тем более работник хороший. Мало ли что могло быть в жизни — по молодости всякое случается, а потом в биографии пятно.
— С кем-нибудь дружит? Особо? Может быть, выпивает?
Сирота весело хихикнул.
— С кем выпивать-то? У нас в цехе все женщины. Нет, не выпивает, не видел… А вот, что в свободную минуту с книжками сидит, это я знаю. В техникум полиграфический готовится.
«Вот и книжкам объяснение», — подумала Валентина. Эх, надо ей было самой позвонить Ушакову, отругать — и на том делу конец. А она…
— Но с кем-нибудь он все-таки дружит, кого-то выделяет?
— Да он только второй месяц работает. Вроде пару раз видел его с Сидоровой Людмилкой… Людмилой Степановной, — поправился начальник цеха. — В столовке за одним столиком сидели, и на остановке троллейбусной видел как-то… наборщицей она у нас, как выйдете, вторая машина слева, молоденькая такая, с косицами… А что он, Ушаков, натворил?
«Это я натворила!» — подумала про себя Валентина.
— Нет, ничего он не натворил, — сказал полковник. — Пусть работает спокойно… Спасибо вам, товарищ Сирота, за беседу.
— Значит, и правда ничего?
— Ничего! — Полковник засмеялся.
— Тогда хорошо. А то бы жалко парня!
Они пожали руки, довольные друг другом.
Когда Валентина и Искаков вышли из кабинета, Валентина украдкой взглянула на вторую машину слева — светленькая девчонка с остреньким подбородком и рыженькими косичками-хвостиками («Лисичка», — подумала Валентина) проворно бегала пальчиками по клавиатуре.
— Я виновата! — сказала Валентина, когда они вышли на лестничную площадку.
— Проверить надо было, — ответил полковник.
— А почему мы не пошли сразу в отдел кадров, тогда бы нас не застало врасплох прошлое Ушакова?
— В отделе кадров никого не было.
— Вы думаете? Откуда вы знали?
— Когда мы поднялись на пятый этаж, какая-то женщина с папкой толкнулась в дверь отдела кадров, а дверь заперта.
Они возвратились на Тимирязевскую, сели в «Волгу». Водитель доложил, что полковника несколько раз спрашивали, — он показал на висевшую в кабине телефонную трубку.
Полковник взял трубку и назвался «пятым». В трубке что-то ответили.
— Сообщите майору Пахомову, сейчас буду. — Полковник повесил трубку. — Плеханова, 134. Пожалуйста, побыстрее. Едем на квартиру пострадавшего, — объяснил он Валентине. — Сейчас там наши производят обыск.
Дом на Плеханова, 134 был из новых крупнопанельных, на лестнице застойно пахло сыростью и плесенью. На площадке третьего этажа стояли несколько человек, как видно, жильцы этого дома. Заслышав шаги, они примолкли, повернули встревоженные и любопытные лица навстречу Искакову и Валентине.
Полковник и Валентина поднялись этажом выше.
У дверей 102-й квартиры дежурил пожилой милиционер, узнав полковника, он пристукнул кирзовыми сапогами и козырнул.
— Не заперта, товарищ полковник, — милиционер толкнул дверь, она открылась.
Квартира, куда они вошли, была однокомнатной, против входной двери, прямо через небольшой коридорчик находилась сама комната; дверь в нее сейчас была распахнута, коридорчик, уходивший налево, заканчивался застекленной дверью в кухню, — Валентина хорошо знала эту планировку. У нее самой была точно такая же квартира.
В комнате находились майор Пахомов, Есенов и Волынский, слева от окна стояли рядом крашенная белой краской табуретка и венский стул — здесь сидели моложавая женщина в пестром ситцевом платье и суровый мужчина средних лет. Как потом она узнала, это были соседка и домоуправ, приглашенные присутствовать при обыске понятыми.
Мебели в комнате почти не было — у одной стены стоял фанерный платяной шкаф, его сейчас осматривал Волынский, у другой — старая никелированная кровать, с четырьмя большими шарами-украшениями. Постель на кровати была скатана, а на матрас сложены пальто, костюм и другая одежда — по мере осмотра Волынский, видимо, переносил сюда содержимое шкафа. Есенов и Пахомов сидели с двух сторон большого, покрытого светлой клеенкой стола, придвинутого к окну; над головой Пахомова висела пустая книжная полка, об нее он с громким стуком ударился, вставая при виде входившего полковника.
— Не везет тебе сегодня со мною, Пахомов, — засмеялся полковник.
— У-у, работа! — майор потирал ушибленную макушку, но улыбался.
— А-а, чувствую, что у тебя не одни невезения — в чем-то и повезло? Ну, показывай.
— Вот, — майор показал на стол, где стояли два чемодана — один выкрашенный в коричневый цвет, фанерный, другой обитый коричневым дерматином, изрядно потертый. — Когда вошли, стояли рядом, посреди комнаты, оба запертые — бери и уноси.
— И что же в этих красавцах?
Майор молча поднял крышку фанерного чемодана — полковник и Валентина заглянули внутрь.
— Та-ак… — протянул полковник.
В чемодане находились, переложенные газеткой, чтобы не стучали при переноске, металлические баночки с яркими этикетками — «гуашь», «парижская зелень»,«умбра», картонки с набором перьев и кисточек, баночка с лаком, пузырек с этикеткой «Растворитель». Кроме перьев и кисточек в картонке лежала еще лупа.
— Все понятно, — сказал полковник.
— А это, чтобы стало еще понятней. — Майор поднял картонку и вытащил из-под нее старую папиросную коробку «Казбек». В ней лежало что-то завернутое в черную тряпицу. Майор осторожно развернул тряпицу.
— Ну что ж, ну что ж, майор… Время раскрыло уста, и крики «поздравляем» донесло до высшей точки созвездия Большой Медведицы.
На ладони у Пахомова лежала форма — та самая форма, с которой печатались фальшивые десятирублевки — серия 001418, номер 161721.
— А во втором чемодане?..
— Картонка с заготовками бумаги, запас папиросной бумаги и еще станок… самодельный, для прессовки бумаги. — Майор открыл второй чемодан. — Видите, даже с манометром.
Полковник попробовал приподнять станок.
— Тяжеленный.
— Да, далеко не утащишь — руки оторвешь.
— А судя по всему, хозяин приготовил чемоданы куда-то уносить, — заметил Есенов.
— Значит, говорите, стояли они посреди комнаты, закрытые и уложенные? — повернулся полковник к старшему лейтенанту.
— Да. Но дело не только в этом. На чемоданах нет никаких следов, по которым можно бы установить личность их владельца, — а ведь всеми этими баночками-скляночками пользовались. Но ни одного отпечатка пальцев, все тщательно протерто! Спрашивается, к чему такая забота об
