Татьяна Моспан - Партия в преферанс
— Спокойно, спокойно, — шепотом твердил себе, как молитву, простые слова.
Покой не приходил.
Стало нечем дышать, он рванул ворот рубашки. Удушье продолжалось. Неверными шагами Николай подошел к окну и распахнул створки. Господи, что же с ним творится?!
Он обвел глазами комнату. Взгляд скользил по иконостасу. Стоп!
Он автоматически зафиксировал едва приметный беспорядок на набожнике. Раньше иконы располагались по-другому. Сейчас расстояние между ними было значительно увеличено. Через мгновение понял, в чем дело. Не было любимой маминой иконы, которой она так дорожила. Исчез Николай Угодник!
Николай беспомощно оглядывался по сторонам, понимая бесполезность этого занятия. Он никогда ничего не трогал на иконостасе. Значит, это сделал кто-то другой. Тот, кто потом унес и монеты. Они существуют! И клад Пимена…
Резко прозвеневший звонок заставил его вздрогнуть.
Николай решительными шагами направился в прихожую. Теперь его не трясло. Он был удивительно спокоен и горел желанием действовать. Ничего, разберется, думал он. Теперь во всем разберется.
— Кто там? — громко спросил он.
— Открой, пожалуйста, — раздался удивительно знакомый голос. — Это я, Мила.
За порогом стояла бывшая жена Першина, Людмила Гусева. Красивая, элегантно одетая темноволосая женщина, которая всегда подавляла его своей волей и решительностью.
Едва открылась дверь, Николай сразу же уловил знакомый аромат, тот самый, что совсем недавно ощущался в прихожей и в комнате матери. Только сейчас запах был сильнее.
Першин замер.
— Может быть, ты пригласишь меня войти? — по-своему поняла замешательство бывшего мужа Людмила.
Он молча отстранился, пропуская её.
Людмила как хозяйка прошла на кухню и уселась на стул.
— Как живешь? — она оглядывала помещение. — А здесь, я смотрю, ничего не изменилось.
— А что здесь должно измениться? — хмуро спросил Николай.
— Ну, люди как-то обустраиваются, избавляются от старых вещей, стремятся к совершенству.
— Я не стремлюсь. Меня все устраивает, как есть.
— Ты совершенно не изменился, — капризно пожала она плечами.
— Скажи лучше, чему обязан твоему визиту?
— Да вот решила навестить, — Людмила, закинув ногу на ногу, стала покачивать изящной туфелькой. Чтобы не смотреть в глаза бывшему мужу, она внимательно разглядывала лакированный носок собственной туфли.
— Не понял. — Николай, проследив за её взглядом, поднял на неё глаза. — Не понял причины.
— А разве ты не рад меня видеть? — изумленно произнесла Мила. — Вот уж не думала… — Она обиженно поджала губы.
— Скажи, пожалуйста, — не отвечая на её вопрос, произнес Николай, — какими духами ты пользуешься?
От изумления Людмила вскочила со стула.
— Чего?
— Ну вот, теперь ты меня не понимаешь. Я спросил, как называются те духи, которые ты употребляешь, — медленно повторил Николай, не спуская с неё глаз.
— «Фиджи», французские духи «Фиджи». Я и раньше ими пользовалась, ты что, забыл? Может быть, объяснишь мне наконец, в чем дело?
Теперь от манерности Людмилы не осталось и следа. На Першина настороженно смотрели глаза тридцатипятилетней женщины, полные тревоги и недоумения.
— Объясню. Со временем.
Николай поднялся, достал из холодильника минеральную воду и набулькал себе в стакан.
— Тебе тоже? — спросил он.
— Нет, — резко ответила Мила.
— Как поживает муж-бизнесмен, к которому ты ушла от меня?
— Понятия не имею, — она старалась говорить высокомерно, но голос, выдавая её с головой, дрогнул.
— А что так?
— Это имеет какое-то значение для тебя?
— Наверное. Ты расспрашиваешь про мою жизнь, я — про твою. Это нормально.
— Может, и нормально, но ты не ответил ни на один мой вопрос.
— Не торопись.
Николая закурил.
— Как понял, ты снова поставила не на ту лошадку?
— К сожалению, — зло сказала Людмила. — Он оказался не тем человеком, за которого себя выдавал.
— И поэтому за неимение лучшего кандидата решила снова осчастливить меня своим вниманием? Так сказать, приземлиться на время на запасном аэродроме. Зачем? Неужели жулик-торгаш тебя даже приличной квартирой не обеспечил?
— Представь себе, нет. — Она плотно сжала губы. Инициатива разговора постоянно ускользала от нее, и с этим ничего нельзя было поделать.
— Вот как?
— Он обманул всех, обобрал своих акционеров и слинял за рубеж. На Петровке на эту гниду заведено уголовное дело. Меня несколько раз на допросы вызывали, интересовались, не поддерживаю ли я с ним связь. Какая связь! Подонок оставил меня совершенно без денег и прихватил те побрякушки, которые дарил мне.
Она заплакала. И сразу же её холеное лицо стало жалким и беспомощным. Исчезла высокомерная осанка, опустились плечи, сидевшая на стуле женщина прямо на глазах превращалась в обыкновенную тридцатипятилетнюю бабу, которая все ещё пытается держать хвост пистолетом. Это просто, когда рядом богатенький мужик, способный обеспечить, удовлетворить, предоставить… Тогда легко и весело шагать по жизни. А вот когда все приходится делать самой, и это не очень получается, тогда совсем другое дело.
— Да, хорошенькая история.
Першин покачал головой. Только сейчас он заметил, что Людмила заметно постарела и немного раздалась в теле. Полнота ей не шла, придавая всему облику что-то бабье.
— Тебе пришлось вернуться в квартиру родителей, отношения с которыми, насколько я помню, всегда были напряженными.
— Ты невыносим. Даже в этом не изменился и по-прежнему невозможен. — Ее лицо пошло красными пятнами. Слезы мгновенно высохли. Она потянулась за сигаретами. — Твоя страсть расставлять точки над «i» просто смешна. Не понимаю, за что тебя любила моя мать, она до сих пор считает наш развод ошибкой.
— Я тоже к своей теще всегда относился с уважением. Люда, — голос Николая был серьезен, — я не верю в совпадения. Тебя пытаются втянуть в очень нехорошую историю. Кто посоветовал навестить меня сегодня?
— Это так важно?
— Важнее, чем ты думаешь. Так кто?
Глаза Николая смотрели на неё в упор.
Людмила молчала.
— Хорошо, — он поднялся и взял её за руку. — Пошли.
— Куда? — слабо засопротивлялась она. — Куда ты меня тащишь?
Николай, крепко держа её за локоть, подвел к комнате матери и открыл дверь.
— Заходи, — приказал он.
Людмила шагнула за ним следом.
Они стояли возле иконостаса.
— Ой, — вырвалось у нее, — а где эта икона в золотом окладе?
— В позолоченном, — поправил Николай. — Оклад выполнен из позолоченного серебра.
— Какая разница! — фыркнула Людмила.
— Никакой. Теперь никакой, потому что икону украли.
— И ты, — она задохнулась от гнева, — ты думаешь, что я в этом замешана?
— Не думаю, — он устало вздохнул. — Уже не думаю.
Людмила от ярости закусила полные губы.
— Вот мерзавец, надо же, — от негодования она сжала кулаки. — Подумать только, кругом одни мерзавцы! И ты тоже хорош, — накинулась она на бывшего мужа. — Сказать про меня такое!
— Так кто тебе посоветовал навестить меня? — не обращая внимания на выкрики, спокойно спросил Николай.
— Доронькин, — тихо произнесла Людмила.
Першин уже догадывался, какой будет ответ, но все равно удивился. — Ты с ним встречалась?
— Да, — кивнула она и тут же спохватилась. — То есть нет, не встречалась. Он позвонил.
— Он знает номер телефона твоих родителей?
— Ну, знает, а что здесь такого? Я давно ему номер давала. Не подозревала, что он его сохранил.
— Когда Доронькин позвонил?
— На этой неделе.
— А поточнее?
Она наморщилась.
— Сегодня суббота, значит, в среду. Я удивилась, думаю, с чего бы это? Про все расспросил. Когда рассказала, что меня муженек кинул, не удивился. Даже показалось, что знает про это. Сюсюкал, это он умеет: Милочка то, Милочка се. Я опешила: с чего бы такое внимание? Потом на тебя разговор перевел, сказал, что вот, мол, живет мужик один, мается, навестила бы, дескать. А я… Да чего там! — она махнула рукой. — Славик сказал, что в пятницу вы, как всегда, у него собираетесь, в субботу ты должен быть дома. Такого мне напел, что я уши развесила.
— Понятно. И между делом попросил, чтобы не рассказывала мне о вашем разговоре, так?
— Да.
Николай в волнении грыз ноготь большого пальца. Спохватившись, спрятал руки за спину.
— И что теперь будешь делать? — Людмила с тревогой следила за ним.
— Разберусь.
— Ведь это очень дорогая икона, да?
— Наверное, но дело даже не в этом. Доронькин сильно пожалеет, если не вернет икону на место.
Мила улыбнулась.
— Знаешь, я, кажется, ошиблась, когда сказала, что ты совершенно не изменился. Изменился, и ещё как! Раньше ты был, — она запнулась, подбирая нужное слово.
