Керен Певзнер - Исповедь убийцы

— Я показывал Роман, — он так и сказал, с прописной буквы, это слышалось в его интонациях, и тут посетитель назвал фамилию журналиста из одной русской газеты, — он двоюродный внучатый племянник моей жены.

Я слышала о нем. Это был писец-многостаночник. Подвизался в местной русской «желтой» прессе, редактировал, в основном клубничку, столь почитаемую репатрианской публикой старшего и очень старшего возраста, не читавшей таких опусов в своей прошлой жизни. Один из его псевдонимов был Хулио Хуренито. Но закон рынка есть закон. Если клиент желает — будут ему и белка, будет и свисток. Племянник, кстати, не сам придумывал всю эту дребедень, а вооружившись ножницами, вырезал подходящие статьи из русских газет, благо самолеты из России летают к нам регулярно.

— Да, я слышала о нем, — подтвердила я. — И что же он вам сказал?

— Он сказал, что эта тема будет интересной израильтянам и что если перевести мое произведение на иврит и предложить в местное издательство, то с руками оторвут, — он улыбнулся и его губы растянулись еще шире.

— Эротики нет? — я сурово нахмурилась. — У меня дома дочка-подросток, на трех языках читает.

— Есть, — клиент покраснел и потупился. — Глава двадцать вторая.

Я быстро перелистала страницы, продолжая озабоченно хмуриться. Двадцать вторая глава называлась «Оргия». Первый абзац выглядел так: «Гости пили алкоголь, танцевали неприличные танцы и вступали в беспорядочные половые связи.»

Я наклонилась к папке, изо всех сил стараясь удержаться от смеха, и спешно перевернула страницу.

«…Он силой напоил несчастную водкой, после чего овладел ею в присутствии подручных, пользуясь беспомощным состоянием жертвы и своим извращенным воображением…»

Я захлопнула папку и некоторое время сидела, уперев взгляд в стол и мужественно борясь со спазмами истерического хохота. Похоже, Мордухаев принял краску, залившую мое лицо, за целомудренный румянец моралистки. Во всяком случае, когда я, наконец, смогла взглянуть на него, выглядел писатель смущенно и даже пристыжено.

— За эротику плата особая, — сказала я. — Трудно поддается переводу.

— Я согласен, — с готовностью сказал Мордухаев, — сколько я вам должен всего?

— Перевод будет меньше примерно на четверть, — ивритские слова короче русских, выходит… — я назвала сумму, позволяющую нам с Дашкой жить три месяца совершенно спокойно и даже кое-что себе позволить. — Если хотите справиться в другом месте, я могу дать координаты. Хотя я не могу поручиться за их качество.

Последние слова я произнесла, глядя прямо в глаза Мордухаеву, всем своим видом выражая кристальную честность и высокий профессионализм. Кажется, он клюнул.

— Нет-нет, — остановил он меня, — мне рекомендовали именно вас. Я могу заплатить, у меня хорошая инвалидная пенсия, да и жена немного подрабатывает — за старушкой смотрит.

— Хорошо, тогда давайте сейчас аванс — треть суммы, и два отсроченных чека. Перевод будет готов через два месяца.

— А раньше нельзя? — жалобно спросил Мордухаев

— Нет, — сказала я, — к сожалению, у меня много работы, но я постараюсь сделать все, что в моих силах.

— Хорошо, — согласился он и принялся выписывать чеки.

Потом тяжело поднялся, опираясь на свою трость, церемонно попрощался и вышел из кабинета.

Я смотрела на папку со смешанными чувствами. С одной стороны — это был легкий заработок. С другой — если эта бредятина появится в израильской прессе, а я почему-то в этом не сомневалась, то мнение о «русских», бытующее в среде продавцов лепешек и владельцев магазинчиков, основных читателей такого жанра, еще более укоренится. Ну и что, они и так думают, что мы — через одного, — сплошные мафиози, а разубеждать — себе дороже. Я с детства была уверена, что в споре рождается не истина, а озлобление.

Я порылась в сумке. Моя любимая ручка не находилась. С раздражением я высыпала содержимое сумки на стол и ужаснулась: что только я не таскаю с собой.

Я как-то уже говорила, что я Телец по зодиаку, а они — народ обстоятельный и запасливый. Я терпеть не могу одалживаться и поэтому никакая сумка не выдерживает того количества полезных вещей, которые я ношу с собой. У меня можно найти маникюрные ножницы, запасные колготки, клей и иголку, таблетки от головной боли и вздутия в животе. У меня в сумке есть даже презерватив: в случае, если меня кто-нибудь утащит и будет насиловать, я попрошу его надеть, чтобы не подзалететь. Это я так шучу.

Помимо постоянных полезных вещей, сегодня в сумке были старые распечатки из банка, рекламки, которые я хотела на досуге просмотреть, и два пригласительных билета на международную выставку. Билеты две недели назад дал мне Денис, я о них совершенно забыла.

От изысканий меня отвлек Додик — он зашел ко мне сразу после Мордухаева. Додик хихикал:

— Ну? Какого клиента я тебе поставил, а? Мне полагаются комиссионные, он выразительно потер пальцами.

Типично маклерская черта, они же живут на эти проценты.

— Я что, тебя нанимала? — удивилась я. — Если кто-нибудь ко мне придет квартиру покупать — я тоже к тебе пошлю. И, заметь, комиссионных не потребую.

— Ну и балаган у тебя, — заметил он, глядя на кучу, вываленную на стол.

— Ручку искала. Ага, вот она, — я схватила свой «Пайлот», притаившийся между рекламками.

— А я машину купил, — неожиданно сказал Додик, — вон она под окном, на стоянке стоит.

Мы выглянули в окно. Додик показал на новенький зеленый «Форд». Причем, когда мы вместе стояли и смотрели, я машинально прикоснулась к нему, как обычно бывает в тесных местах. Додик мгновенно отскочил от окна и в его взгляде промелькнул затаенный страх. А может быть, мне это просто почудилось.

Обычно, у мужчин на меня другая реакция.

Я вспомнила, что однажды, когда мы со всех отделов сидели вместе в маклерском бюро (там самая большая комната в нашем здании), праздновали Хануку и объедались пончиками, Додик, мечтательно сказал:

— А я куплю машину с ручной коробкой передач.

— Почему? — возразила ему секретарша нотариуса, — автомат удобнее.

— Нет, я заменю набалдашник. Закажу литой, из прозрачного плексиглаза с розочкой внутри, посажу в машину красивую девушку в мини юбке, — тут он исподлобья взглянул на меня, — и, когда буду переключать передачи, дотронусь до ее коленки, как бы случайно.

— Тогда тебе придется ездить с ней на пятой скорости, — хохотнула я, иначе не дотянешься.

Странный парень, вроде язык подвешен хорошо, в компьютерах разбирается, а такой робкий. Наверно комплексует из-за своих ушей. Уши у него были большие и для его субтильного сложения выглядели великоватыми. Все та же секретарша— хохотушка не раз говаривала:

— Вот идут трое — Додик и его уши.

Странно, никто никогда не называл его полным именем — Давидом.

— Ну, я пошел, — виновато сказал Додик.

— Спасибо тебе за клиента, Давид, мне сейчас очень нужны деньги.

— Я хочу тебе рассказать… — начал было он.

— Не сейчас, у меня много работы, потом, хорошо? — я старалась, чтобы это не выглядело бестактно.

Он, понурив голову, вышел из кабинета.

Кажется, выгонять его из кабинета у меня вошло в привычку. Вчера выгнала, сегодня тоже. И этот «Форд». Странно, что мужики находят в этой машине? Американская, ну и что? У Дениса вон тоже «Форд», только не этого года, а постарше и цвет более глубокий, бутылочный, а не фисташковый, как этот.

Глава 5

Знакомство по переписке

В субботу я, как и обещала взяла Дарью на выставку. Нечего ей сидеть целыми днями перед компьютером и дурью маяться. И мне хорошо бы развеяться. Дашка очень обрадовалась, надела свой новый комбинезон, майку с надписью «А.В.М.» и мы выехали из Ашкелона.

Утро было прекрасное. По небу плыли огромные облака, своим видом напоминавшие сахарную вату и ванильное мороженое. Цвели апельсиновые плантации, а в небе летел симпатичный самолетик с привязанной к хвосту рекламой каких-то залов торжеств. Я обещала дочке день кайфа и, по-моему он уже начался.

Международная выставка «Постиндустриальная эра» располагалась на огромной территории парка Аяркон. Плакаты и вывески стали попадаться все чаще по мере приближения к выставочному комплексу. На всех плакатах была изображена одна и та же эмблема — изящная металлическая женщина-робот творение японского художника Хаджиме Сараямы. Металлическая броня «железной леди» переливалась на ярком левантийском солнце, а изгибы ее жесткой фигуры были сногсшибательно сексуальны.

Для счастливых обладателей пригласительных билетов была организована отдельная стоянка, где я вполне спокойно припарковалась. Мы с Дашкой вылезли из машины и влились в широкий поток посетителей.

Этому самому большому в Израиле выставочному комплексу исполнилось тридцать лет. Первая выставка называлась «Восточная ярмарка» и ее опознавательным знаком стал летающий верблюд. Потом появилась постоянная экспозиция «Человек и его мир» а напротив вырос гигантский Луна-парк. В центре парка раскинулось небольшое озеро и дети кормили уток хлебом. Утки были нахальные и толстые. На хлеб и на детей они не обращали никакого внимания.