Эдгар Уоллес - Мелодия смерти
— Ну, что, мистер Уоррел, — спросила она, — какие неприятные новости принесли вы мне на сей раз? Прошу вас, присядьте…
Уоррел присел, поставив свой цилиндр на пол, затем медленно снял перчатки и бережно положил их в цилиндр.
— Что случилось? — нетерпеливо осведомилась миссис Каткарт. — Снова понизился курс акций «Канадиан Пасифик»?
— Нет, они поднялись на несколько процентов, — возразил Уоррел, пытаясь улыбнуться. — На сей раз ваш выбор акций оказался удачным.
Миссис Каткарт любила, чтобы воздавали должное ее деловым способностям, но на сей раз льстивое заверение маклера не возымело успеха. Она отлично понимала, что маклер явился к ней сейчас не для того, чтобы выразить свое восхищение и говорить ей комплименты.
— Буду с вами откровенен, — продолжал маклер, осторожно подбирая слова и пытаясь скрасить их улыбкой. — Вы задолжали нам около семисот фунтов, миссис Каткарт…
Она утвердительно кивнула головой.
— Да, но вы располагаете достаточным количеством принадлежащих мне драгоценностей в обеспечение…
— Это так, — подтвердил Уоррел, — но дело в том… Не смогли бы вы покрыть этот долг наличными?
— Эта возможность исключается совершению, — заявила хозяйка дома. — Я не могу уплатить вам и семисот шиллингов.
— А допустим, — продолжал мистер Уоррел, не отрывая взгляда от скатерти, — что я нашел бы кого-нибудь, кто был бы не прочь купить ваше колье? И это лицо предложило бы вам тысячу фунтов?
— Мое колье стоит значительно дороже, — резко возразила миссис Каткарт.
— Возможно, — ответил Уоррел. — Но мне бы не хотелось, чтобы вся эта история выплыла наружу и попала в газеты.
Бомба разорвалась.
— Что вы хотите этим сказать? — резко спросила она и встала, мрачно глядя на него.
— Прошу вас воспринять мои слова должным образом, — продолжал маклер. — Я вам все объясню… Ваше колье похищено из несгораемого шкафа шайкой преступников.
Она стала бледной, как полотно.
— Да, похищено, — подтвердил мистер Уоррел, — шайкой преступников, вот уже год орудующей в Сити. Как видите, мы с вами попали в весьма неприятное положение. Я бы не хотел, чтобы мои коллеги узнали о том, что я принял в обеспечение долга эти драгоценности в залог; а вам, полагаю, было бы нежелательно, чтобы стало известным ваше стесненное материальное положение. Разумеется, я мог бы дать полиции подробнейшее описание вашего колье и добиться от страхового общества, чтобы оно возместило мне его стоимость, но я этого не сделал…
Этот добросовестный маклер мог бы добавить, что обращаться в страховое общество было совершенно напрасно, потому что страховое общество никоим образом не распространило бы действие своей страховки на случай похищения драгоценностей, которым место никак не в маклерской конторе.
— Я готов принять ущерб на себя, — продолжал Уоррел. — То есть, я готов, в известных пределах, пойти вам навстречу и оплатить понесенную вами утрату из собственного кармана. Но если для вас почему-либо мое предложение окажется неприемлемым, то мне придется о случившемся сообщить во всех подробностях. Подчеркиваю, во всех подробностях, — повторил он внушительно, — и полиции, и газетам. Итак, что вы скажете на это?
По правде говоря, ей нечего было сказать в ответ: маклеру было известно не все, а рассказывать ему все миссис Каткарт ужасно не хотелось.
Мистер Уоррел, объяснив ее молчание по-своему, поспешил заявить:
— Быть может, вы попросите вашего зятя возместить долг?
Миссис Каткарт иронически усмехнулась и насмешливо процедила:
— Моего зятя?! Да вы что!..
Уоррел был знаком со Стендертоном и относил его к разряду тех избранников судьбы, чье материальное благополучие не вызывает никаких сомнений.
Насмешливый тон миссис Каткарт при упоминании о ее зяте поразил его настолько сильно, насколько может поразить дельца известие о том, что какая-нибудь бумага, которую он считал очень надежной, неожиданно оказывается «липой». На мгновение он забыл даже о главной цели своего визита.
Он охотно бы попросил объяснений, но затем решил, что это будет не совсем уместно.
— Вы меня впутали в очень неприятную историю, — сказала миссис Каткарт и поднялась со своего места.
Он последовал ее примеру.
— Право, все это очень неприятно, — заметил он, — и для вас, и для меня, уважаемая миссис Каткарт. Я полагаю, что вы мне посочувствуете.
— Я полагаю, что у меня имеется вполне достаточно оснований для того, чтобы посочувствовать себе, — коротко заметила она.
После ухода маклера она, оставшись одна, погрузилась в размышления весьма невеселого свойства.
Что следовало ей предпринять? Уоррелу было известно далеко не все: он не знал, что колье принадлежит не ей. Старик-полковник завещал его своей дочери, значит, колье принадлежало Эдит…
Обычно в неполных семьях, состоящих только из матери и дочери, имущество продолжает оставаться общим, тогда как в семьях с большим количеством наследников оно всегда раздельно. Эдит было известно, что колье принадлежит ей, но она никогда не возражала против того, что ее мать носила его и хранила у себя.
Однако несмотря на это, колье всегда считалось собственностью Эдит.
Теперь миссис Каткарт предстояла очень неприятная задача — объявить своей дочери о пропаже колье.
Миссис Каткарт тяжко вздохнула. Муж Эдит был беден, и ее дочь, чего доброго, в любой момент может попросить возвращения ей колье, рассчитывая, что когда-либо, когда наступит черный день, оно ей пригодится.
Миссис Каткарт направилась к себе в комнату.
По дороге ей повстречалась горничная, которая несла только что прибывшую почту. Одно из полученных писем было от дочери. Миссис Каткарт вскрыла его.
«Милая мама, — прочла она. — Будь любезна, пришли мне колье, оставшееся мне от отца. Мне кажется, что в интересах моего мужа я должна снова начать бывать в обществе, и колье мне понадобится».
Письмо выскользнуло из рук миссис Каткарт. Все поплыло у нее перед глазами…
Вошедший в столовую Гилберт застал там свою жену, деловито оглядывавшую сервированный к обеду стол.
Жизнь в этом доме проходила весьма своеобразно.
Ни одному из молодоженов никогда не пришла бы в голову мысль, что их совместная жизнь примет формы, которые она приняла. Они жили в полном уединении, симпатизируя друг другу, но никак не более того…
Их отношения нельзя было уподобить даже отношениям брата и сестры — для этого им не хватало взаимного доверия. К тому же они были еще недостаточно осведомлены о недостатках и достоинствах друг друга.
Они все еще оставались чужими людьми, правда, каждый день приносил новые открытия. Гилберт узнал, что эта девушка с большими серыми глазами обладает чувством юмора, может весело и беззаботно смеяться…
В свою очередь Эдит обнаружила в нем большую жизненную силу, волю и настойчивость, с какими он реализовал свои планы. Он казался гораздо более общительным и разговорчивым, чем это можно было предполагать. Он много перевидал на своем веку, много путешествовал, успел побывать в Персии, Аравии, в ряде малоисследованных стран Азии…
Она никогда не затрагивала в беседах того, что произошло вечером после их свадьбы, когда она увидела девушку с прекрасным лицом, игравшую на скрипке. Какая-то тайна тяготела над Гилбертом, но какого свойства была эта тайна, она не знала, лишь предполагала, что ее муж как-то был связан с этой девушкой… Чувства ревности она не испытывала, только чисто женское любопытство. Ее не пугало то, что разгадка может огорчить ее и вызвать неприязнь по отношению к человеку, чьей женой она являлась…
Затем любопытство сменилось в ней другим чувством: ее стало раздражать, что у мужа имеются от нее какие-то секреты.
Он часто уходил по вечерам из дому и возвращался только на рассвете.
Искал ли он утешения? Забвения? Быть может, здесь была замешана другая?
Лишь одно обстоятельство перестало для нее быть тайной. Ее муж играл на бирже. Она никак не могла поверить в то, что он занимался подобным делом, но это было действительно так. Он казался ей человеком, для которого погоня за наживой — слишком низменное занятие. Когда он отказался от своей должности в министерстве иностранных дел и занялся каким-то таинственным делом, она строила самые различные предположения, но пока она не нашла у него как-то на столе отчет биржевого маклера, ей никогда не пришло бы в голову, что он играл на бирже.
Ознакомившись с отчетом, она пришла к выводу, что ее муж вел крупные дела.
В отчете значились акции на суммы, превышавшие десять тысяч фунтов. Она очень мало смыслила в биржевых делах; они напоминали ей лишь о том, до чего невыносимой бывала ее мать под влиянием биржевых потерь. Затем ей пришло в голову, что если он в самом деле был биржевиком, то она могла бы оказывать ему посильную помощь, а не сидеть дома, оставаясь безучастной ко всему тому, что его интересовало.
