Джон Берли - Детектив Уайклифф и охота на диких гусей
Уайклифф тоже вытянул скрещенные ноги к печке и расслабился. Голос его был сух:
— Судя по всему, сегодня вы уже гораздо ближе знакомы с братьями Клемент, чем это было вчера.
Паркин был невозмутим:
— Неужели? — И добавил, как констатацию факта: — Дэвид — крыса.
Он отпил еще виски, а потом осторожно поставил стакан на подлокотник своего кресла.
— Может быть, вам лучше подробнее рассказать о ваших взаимоотношениях с братьями? — заметил Уайклифф.
— Если хотите. Но мне нечего особенно рассказывать… — Тут в коридоре скрипнула половица, он метнул быстрый взгляд в сторону двери, но продолжил свою речь, не понижая голоса: — Я знал Джозефа много лет, еще до того, как он сделал эту глупость — пустил своего брата в свой бизнес. Я виделся с ним пару раз в неделю по вечерам, и часто заходил в магазин.
— Чтобы принять у него ставку на скачках?
— Пусть так.
— А Дэвид?
— Я стараюсь встречаться с ним как можно меньше. Это нетрудно, потому что большую часть времени он где-то мотается по своим так называемым делам. Я уже давно подозревал, что он греет себе карман за счет Джозефа, и возможно, в один прекрасный день смоется, оставив брата на бобах. Джо — человек не деловой, и в последнее время совсем забросил все, а Джозеф прокручивает через магазин украденные вещи — то, что обычно называют «черной торговлей».
Паркин попыхтел в свою трубку, отпил еще виски и снова вздохнул:
— Нет, мне дела до этого, конечно, нет, но… Джо был порядочный человек, а вся его жизнь была в этом магазинчике.
— Вам никогда не приходила в голову мысль, что младший брат мог участвовать в ограблении вашей квартиры?
Паркин глянул на него и отвернулся. Уайклифф уже начал было думать, что ответа не последует, но через некоторое время Паркин проговорил:
— Некоторое время я думал так.
— Но ничего не предприняли.
Майор медленно пожал своими могучими плечами. Эта его идиотская отстраненность начинала раздражать Уайклиффа. Он сказал:
— Итак, Дэвид, согласно вашим предчувствиям, действительно смылся. А вот Джо застрелен. Вы и этого ожидали?
Паркин ответил не сразу. Сперва он чиркнул спичкой и принялся раскуривать свою погасшую трубку.
— Думаю… Думаю, Джо припугнул брат полицией. В последний раз, как я видел Джо, он казался здорово напуганным.
— Когда это было?
— Вечером в четверг. Да, точно, мы были вместе в тот вечер, а на следующее утро я заглянул к нему в лавку, но он был занят с посетителем, так что я взял листок с его ставкой и вышел. Я думал прошлым вечером с ним повидаться, но он мне не открыл.
Спичка догорела до конца и обожгла ему пальцы. Паркин отшвырнул ее и зажег новую.
— В этом не было ничего странного, наши договоренности о встрече всегда были неточными. Однако, когда сегодня утром магазин так и не открыли, я немного удивился, и вечерком решил снова зайти туда. Остальное вы знаете.
Он наконец донес спичку до табака в трубке и задымил.
Уайклифф гадал про себя, что могло объединять двух таких разных людей. Ему не доводилось видеть Джозефа живьем, но из того, что он успел услышать о покойном, а также из фотографий в гостиной, у него создалось впечатление об этом человеке, как о слабом, замкнутом типе, из тех, которые только и могут слепо следовать по стопам отца без всяких отклонений. Весь его мир был замкнут в границах антикварной лавки, тогда как майор Паркин пытался выйти в мир, «на широкую воду».
Еще один глоток виски, еще один глубокий вздох.
— Насчет револьвера моего отца — есть какие-нибудь улики в пользу того, что именно из него и застрелили Джозефа?
— Я все еще жду заключения баллистической экспертизы.
Все это было странно. Уайклиффу казалось, что в этом разговоре оценивают и пристально изучают именно его, Уайклиффа. И это раздражало его тем больше, поскольку он подозревал, что эта мысль родилась из-за его собственного абсурдного представления о зловещих делах и людях. Уайклифф постарался внушить себе, что дело лишь в том, что поздним вечером выпивший человек видит весь мир сквозь призму алкогольного дурмана. Его движения отработаны и спокойны, его глаза подернуты блестящей пеленой, которая так часто предшествует сонливости.
В коридоре снова раздался скрип половицы, но на сей раз дверь отворилась и на пороге встала Гетти с грозным видом учительницы, готовой утихомирить расшумевшийся класс.
— Твой ужин готов.
Уайклифф поднялся:
— Не смею вас отвлекать.
Паркин проводил его до дверей дома. На улице все еще резво моросил дождь, и пока Уайклифф добрался до выхода на улочку, за воротник плаща уже затекло немало воды. Уайклифф заспешил по Улице Собачьей Ноги к относительно уютной Бир-стрит. Древние люди знали, как устраивать улицы так, чтобы они не становились тоннелями для ураганного ветра. В окнах кафе еще горел свет, но стекла запотели настолько, что не был видно, есть ли жизнь внутри. Уайклифф прошел под дождем пешком до самой гавани, к полицейским фургонам.
Внутри дежурный констебль читал газету.
— Кто-нибудь еще есть?
— Нет, сэр. Мистер Скейлс еще у доктора Фрэнкса на вскрытии. Вэнстон еще обходит дома по Годолфин-стрит.
К фургону подъехал автомобиль, и вскоре вошел Джон Скейлс.
— Я так и подумал, что застану вас здесь, сэр.
— Что там у Фрэнкса?
— Ничего интересного. Он совершенно уверен, что Клемент умер в ночь на воскресенье, и ничего сверх того. Прохождение пули в черепе говорит о том, что оружие держали с существенным наклоном вверх — как если бы он застрелил сам себя.
— Или кто-то застрелил его, пока он рассматривал марки на своем столе. Хотел бы я поверить, что это самоубийство, но вот выброшенное оружие… А что он сказал о здоровье погибшего вообще?
— Вполне здоров для человека его возраста, который ведет сидячий образ жизни. Никаких серьезных заболеваний или расстройств.
Они проболтали еще несколько минут и договорились, что Скейлс сконцентрирует свои усилия на деловых операциях антикварного магазина, проверит счета и встретится с их банковским менеджером и адвокатом.
Уайклифф повернулся к дежурному констеблю:
— Я собираюсь ехать домой.
Но прежде он хотел перемолвиться с той женщиной в кафе напротив антикварной лавки, и пошел туда под мелким дождем.
Она в полном одиночестве вытирала столы в зале. Погашенные свечи стояли в ряд вместе с солонками и перечницами. Уайклифф толкнул дверь, но та оказалась заперта. Однако женщина увидела его и отперла.
— Вас мне только не хватало! — широко улыбнулась она.
— Да я вас надолго не задержу. Скажите, у вас уже побывали мои люди?
Она усмехнулась невесело:
— Ну да. Один пришел в тот самый момент, когда я была ужасно занята, и морочил мне голову своими вопросами, и боюсь, я его слегка окоротила. Я-то понимаю, что он на службе, но ведь я тоже на жизнь себе зарабатываю, вот оно ведь как…
— Так… Полагаю, вечером в субботу вы были, как всегда, открыты?
— Ну еще бы! Это наш самый выгодный вечер!
— Может быть, вы видели кого-нибудь, кто входил в дом напротив, примерно между половиной восьмого и восемью часами?
Она грузно опустилась на стул.
— Ф-фу, если я не дам отдыха своим ногам, я их протяну. — Она массировала свои отечные лодыжки. — Так-так… Значит, вечером в субботу… У нас были телячьи котлеты, да, телячьи котлеты в соусе с белым вином. Мы, знаете ли, не предоставляем выбора в смысле главного горячего блюда — одно блюдо, зато хорошее, вот наша политика. — Она осмотрела ногти на своих пухлых пальцах. — Да, тут был кто-то около восьми часов, вот что. Он приехал на такси, а на улице был проливной дождь. Он с таксистом расплатился, но потом долго не мог попасть в дом через боковой вход, никто не открывал. А потом все-таки кто-то открыл, но я не видела, кто.
С кухни донеслось веселое посвистывание, и толстуха расплылась в улыбке:
— Это мой муженек. Он такой — любит сам себя развлекать… Да, насчет того парня, что прибыл на такси, могу сказать только то, что он вошел в дом, и больше я его не видела.
— Как он выглядел?
Она нахмурилась и выпятила губы.
— Я его хорошенько не разглядела, он ведь стоял спиной ко мне, но он был высокий и скорее худощавый.
— Молодой?
— Ну, не совсем юнец, я бы сказала лет тридцать-сорок.
— Как он был одет?
— В темном плаще с капюшоном — наверно, сшитом из той ткани, которая идет на форменные полицейские плащи.
— В шляпе?
— Нет, без. У него были темные волосы… Ой, да, самое главное! У него в руке была кожаная сумка, типа такой папки с ручкой!
— А где-нибудь в окнах магазина горел свет?
— Нет, пожалуй нет.
— Вы совсем не видели его лица?
— Ну, положим, слегка, сбоку так… У него были усы, кажется.
— И вы не видели, как этот человек уходил?
