Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона
Сейчас главное — встретиться с Маргаритой и не отпускать ее от себя, исключительно из соображений ее личной безопасности. А впрочем… А впрочем, вдруг она, сколь ни печально о том думать, совершенно сознательно играет в этой, малопонятной пока чьей-то схеме роль приманки? А вдруг она кому-то элементарно меня заложила?
Увы, сопоставляя события прошлые и настоящие, я понимал, что имею вполне реальную перспективу отправиться на тот свет. Не хотелось бы, не хотелось… К тому же я ведь теперь не один! У меня Джон. У меня, в конце концов, вроде бы Наталья, если, конечно, она еще "у меня". Тьфу!..
Машина остановилась возле небольшого лабиринта из зеленых деревьев и нескольких трехподъездных двухэтажных домов. Водитель ткнул пальцем:
— Это там, во дворе.
Я расплатился с ним и минут пять покурил на улице в ожидании, не произойдет ли чего-либо необычного.
Ничего необычного не произошло.
Обычного тоже.
Я бросил окурок и углубился в "лабиринт"; нужный дом отыскался почти сразу же. А квартира номер шесть на втором этаже оказалась единственной на лестничной площадке, вооруженной дополнительной металлической дверью. Ну, понятно, не будут же Маргарита Владимировна водить дружбу с нищей.
Я нажал на кнопку звонка (за дверью приглушенно запиликал электронный "Турецкий марш") и вдруг почувствовал, как меня начало попеременно бросать то в жар, то в холод. Н-да-а, что там ни говори, сколь ни выделывайся, а прибит в свое время этой мадам я был капитально…
За консервной облицовкой послышались шаги, и я шаловливо прикрыл пальцем дверной глазок. Сейчас, вот сейчас…
Незнакомый женский голос:
— Эй, что за глупые шутки!
Сконфуженно убрал палец.
— Извините, бога ради… А могу я увидеть Риту?
Секунд пять тишины. Потом:
— А вы кто?
— Очень хороший ее знакомый. Понимаете, дело в том, что я только сегодня приехал издалека…
Снова тишина. На сей раз, должно быть, раздумья. Люди, а особливо женщины, будьте бдительны и т. д., и т. п. Ну что ж, всё правильно. Не в бирюльки играемся — в России живем.
И наконец:
— Подождите, сейчас. — Защелкали замки, и дверь отворилась. Передо мной стояла… Нет, ну ведьма, вылитая ведьма — только, конечно, не в вульгарном варианте, не грязная бабка с клыком, а высокая, статная, и габариты… Любимы большинством мужского народа нынче какие? Девяносто — шестьдесят — девяносто? Ну а там было эдак… сто десять — семьдесят — сто двадцать. Поняли?
А волосы черные, с отливом, густые, гладко расчесанные и чуть ли не до попы. Жуть! И глаза тоже черные — зрачков не видать, огромные, нос тонкий, губы алые, а кожа белая-белая. Верите, я в какой-то момент до того офонарел, что едва не забыл, зачем и к кому пришел.
Но она быстро напомнила, к кому.
— Вам Риту? — спросила она, и по мне чуть мурашки не побежали. Голос низкий, грудной, какой-то шелестящий, точно трава на ветру — в общем, такой же таинственно-сногсшибательный, как и всё остальное.
— Ч-что? — идиотски переспросил я, но тут же спохватился: — Ах да, Риту! Маргариту, тэк скэ-э-эть, Владимировну.
"Ведьма" улыбнулась:
— А ее нет. Вышла еще утром за сигаретами — и не вернулась. Ой, что с вами?!
— Ничего! — Я клацнул зубами совсем как Джон, однако тотчас крепко стиснул их. Дурманящее колдовство незнакомки вмиг улетучилось, а в мозгу забился сигнал тревоги. Твари, неужели они…
— Знаете! — "Ведьма" решительно взяла меня за руку и сильным рывком вдёрнула через порог в квартиру. — А ну входите, сколько можно на лестнице стоять!
Она захлопнула дверь и пошла в глубь квартиры, а я поплелся следом и, досадуя на собственное легкомыслие после столь неприятного известия, не мог тем не менее оторвать глаз от ее задрапированного одной лишь просторной мужской рубашкой роскошного тела. А впрочем, нет, не исключаю, что кроме рубашки там имелось и что-то еще. Ага. Не исключаю.
Искусительница провела меня в зал, обстановка которого была просто шикарной, хотя и несколько вульгарноватой. Но это была как раз е ё обстановка. Именно в такой она и смотрелась на все свои триста процентов.
И снова низкий и грудной:
— Садитесь.
Я приземлился в такое огромное кресло, что едва не утонул в нем. Она же едва не утонула в кресле напротив и с ходу закинула ногу за ногу.
Я сглотнул комок в горле.
— Разрешите представиться. — Представился.
Она кивнула:
— Очень приятно. А меня зовут Лариса.
Приложил руку к сердцу:
— Приятно. Оч-чень! (Гм, была, была у меня когда-то и Лариса…)
Она улыбнулась, и умопомрачительные ямочки заиграли на матовых щеках.
— Так вы, значит, друг Риты?
Я неопределенно вывернул шею:
— Ну-у…
— Близкий?
Еще неопределеннее:
— Ну-у-у…
Лариса рассмеялась:
— Ладно-ладно, не притворяйтесь. Рита про вас рассказывала.
— Да? — нейтральным тоном поинтересовался я.
— Да.
— Много?
— Достаточно, чтобы составить определенное мнение.
— Ну и составили?
Она забросила левое крыло смоляных волос с груди за спину.
— Конечно.
— И вывод?
Лариса медленно покачала головой:
— Останется при мне. Я в чужих владениях не охочусь.
— Никогда? — нагловато прищурился я.
— Почти никогда. — И забросила крыло правое.
Знаете, теперь, по прошествии нескольких полугорячечных минут, первоначальная моя очумелость почти спала, и я уже более смело, а главное, критично (если только это слово подходит — упаси меня бог и в самом деле критиковать такую женщину) начал смотреть на нее.
Пожалуй, Ларису трудно было назвать красавицей в кондово-общепринятом смысле. Нет, тут было нечто иное: от нее словно исходили флюиды — да какие, к лешему, флюиды! — она вся была точно окутана убойно-притягательным облаком, от макушки до пят излучала такую, гм… ауру, что…
Да-да, под бесстрастным выражением лица и внешне ленивыми повадками таились, боюсь, такие внутренние дали и выси… Да еще и гипнотические черные глаза, и шелестящий голос… В общем, одним из первых побуждений любого нормального мужика при встрече с ней, полагаю, было бы желание взяться за нее покрепче и поволочь в какой-нибудь темный угол. Но не исключаю, что если бы ей того захотелось, то она и сама, безо всякой там ложной скромности и девичьей стыдливости, взялась бы покрепче да и поволокла бы в какой-нибудь темный угол любого нормального мужика.
К тому же Ларису совершенно не смущало ее облачение, которое гораздо более показывало, нежели скрывало, и в то время как я пыжился изо всех сил, стараясь не глазеть туда, куда по моим консервативным понятиям глазеть не след, единственное, что старалась она, — делать вид, что деликатно не замечает, как я пыжусь изо всех этих самых сил.
Но довольно! Довольно мистики и лирики! К делу! Я схватил себя в руки и голосом твердокаменного революционера произнес:
— Послушайте, Лариса, а Рита не говорила, что вызвала меня телеграммой?
Женщина покачала головой:
— Нет, не говорила. Во всяком случае, мне.
— Ага… — И замялся, не зная, о чем спрашивать дальше. Делиться тревогами по поводу возможного похищения пока не стоило — кто ее разберет, что за птичка? Но ведь коли Маргариту и в самом деле похитили, зная, чья она дочь, то эти люди не могут не понимать, что старик ради ее вызволения способен поставить город на уши и в прямом смысле и в переносном. Неужели она так им нужна?.. Хотя позвольте, почему именно она? Дьявол, да ведь им нужен я!..
Знакомо засвербило под ложечкой. Так-так-так, начинается работа, а посему все побочное, в том числе и гиперсексуальные кондиции сидящей напротив дивы, должно — нет, просто обязано отойти на самый-самый задний план…
— Извините, — сказала вдруг Лариса и, восстав из кресла, медленно и вальяжно выплыла из комнаты.
Я проводил ее внимательным взглядом.
Всю. Снизу доверху. И обратно.
Вскоре она вернулась с подносом, на котором дымились две чашки и стояла сахарница.
— Чай. Кофе не пью.
Я похвалил:
— Правильно делаете. Огромное спасибо. — И без перехода: — Скажите, а незадолго до моего появления вам не звонил отец Риты?
— Звонил.
— И что старик хотел?
— Попросил позвать Маргариту, но я сказала ему то же, что и вам: ушла утром и не вернулась.
— И он?
— Положил трубку.
Я отхлебнул из чашки. Горячо!
— А во сколько вы видели Риту в последний раз?
— Да я ее вообще сегодня не видела. Слышала сквозь дрему, как она встала, ходила в ванную, на кухню. А потом крикнула, что пойдет за сигаретами.
— Но она же почти не курила?
— И почти не курит. Как и я. Но, значит, захотела, а сигарет нет. Я же ужасная лентяйка и люблю поваляться подольше.
— Ну, ясно, — согласился я. — Поваляться — это хорошо. — И тут же, чтобы она не успела уловить в этой фразе скользкий подтекст, спросил: — А вы, конечно же, не работаете?
