Ирина Арбенина - Химеры в саду наслаждений
Зато хоть Борис Палыч украл тот миллиард с пользой для троих несчастных сирот. За одно только это, считал Сковородин, ему можно простить многое. Миллион-другой уж точно.
Жизнь сложна. И у населения уже голова пухла от этих сложностей.
Конечно, Сковородин украл очень много денег. Но он был заботливым отцом, усыновившим троих детей, что тоже правда.
Вот и выбирай, любить или ненавидеть. Уважать или презирать. В конце концов, сердобольное от природы население склонялось к симпатии и прощению.
* * *В этот серый, квелый осенний денек Борис Палыч Сковородин задремал прямо в машине. Был он уже очень и очень немолодым человеком, и после обеда его обычно клонило в сон.
Сон, который ему приснился, был, что называется, в руку. Снились Сковородину белые, как снег, детские распашонки, пеленки и кружева. Старшая дочь Сковородина Аня накануне взяла с него обещание отправиться с ней «шопинговать» — по расплодившимся в городе шведским магазинам «Материнское счастье». Аня собиралась показывать Борису Павловичу эти самые пеленки, распашонки и кружева.
— Хорошо-хорошо, родная, — пообещал Сковородин, — договорились! Там и встретимся — возле этого самого твоего шведского «Счастья».
Вот и снился теперь Борису Павловичу такой сон: белые кружева и распашонки. Прямо горы детских вещей, возвышающихся, как сугробы. Все белоснежное, освещенное ярким, чистым, радостным светом, созвучным той радости, которую только и могут дать состарившемуся мужчине маленькие внуки.
И будто бы идет Сковородин среди этих распашонок и пеленок, как среди снега белого, и подходит к белоснежной детской кроватке. Наклоняется над ней, а она вдруг превращается на глазах в… какую-то страшную яму, где белизна снега смешивается с какой-то отвратительной желто-коричневой грязью. Такие ямы бывают, когда роют яму на кладбище зимой и могильщики выбрасывают лопатами на снег желтые комки. Они размокают на снегу, превращаясь в жидкую грязь.
Проснулся задремавший в машине Сковородин от звонка телефона.
Неприятный, страшноватый сон про детскую кроватку, похожую на могилу, и желтый грязный снег прервал один из мобильников. Тот, что был предназначен для самых близких.
Звонил начальник его охраны Захаров. То, что он сообщил Борису Павловичу дрожащим от волнения голосом, было похоже на гром среди ясного неба.
Аню Сковородину похитили, когда она парковалась возле магазина «Материнское счастье».
* * *Везде, на телевидении и на радио, даже на музыкальных каналах в fm-диапазоне, было одно и то же: накануне неизвестные похитили дочь знаменитого Сковородина! И теперь похищение приемной дочери отечественного миллиардера фигурировало во всех блоках новостей.
Едва Филонов появился в офисе, как в дверь заглянула Арина:
— Звонили уже несколько раз из личной службы безопасности Сковородина.
— Несколько раз? Это сколько?
— Пять.
— И что же? Кто звонил? Захаров? Сам?
— Нет, его помощник.
— Ну, еще куда ни шло… — Филонов вздохнул.
— Он вообще-то хотел говорить лично с вами. Требовал номер мобильника. Я сказала, что врачи запретили вам пользоваться сотовым. Чтобы мозг не страдал от облучения.
— Умница! Надо же придумать такой диагноз… Стэплтон, вы врете также легко, как я.
— Кажется, насколько я поняла, они хотят, чтобы вы подключились к делу. Похитители требуют за дочь Сковородина выкуп, и Захаров предлагает, чтобы вы…
— У меня много работы.
— Я так и ответила.
С Иваном Захаровым, возглавляющим личную службу безопасности магната Сковородина, Дамиан был знаком лично. И отказывать ему всегда оказывалось непростой задачей. Тем более непростой — сейчас.
Однако исчезнувший помощник адвоката Карсавин взывал к отмщению, а его патрон Лащевский требовал от детектива соблюдения договора. Отвлекаться на новое дело Дамиан никак не мог. Не имел права.
Дверь за Ариной закрылась, и Филонов принялся задумчиво листать свой блокнот, то и дело останавливаясь и размышляя над пометками. Особенно долго он разглядывал трех изображенных на белом листке человечков. Эти почеркушки Филонов сделал во время разговора с инокиней. «Громила, а двое других поменьше. Один другого меньше». Так, кажется, сказала Белла Борисовна своей кузине-монахине. И эти трое «шли от машины гуськом, как по росту»… Эти трое, как теперь выяснилось, если верить господину гурману, — «устойчивая группа», «боевая тройка». Остатки разгромленной в междоусобных криминальных боях курганской группировки. Жестокие, напрочь отмороженные ребята.
Увы… Обнаружить троицу, подобраться к ней и доказать ее преступные намерения — единственная возможность выполнить договор с Лащевским и доказать, что певица Даша, стреляя в белый свет, действовала в пределах необходимой самообороны. Задача не только непростая, но и опасная.
Занятие Дамиана было прервано — дверь снова открылась, и в нее заглянула Арина Снежинская:
— Опять звонят!
— Но я же сказал, что не могу…
— Теперь звонит сам Захаров.
— Блин!
— Я сказала ему, что вы будете через полчаса.
— Спасибо за спасительную паузу, Стэплтон.
— Там совсем дело плохо!
— Вы хотите сказать, что ситуация с дочерью Сковородина развивается в худшую сторону?
— Развивается? Пожалуй, она уже больше похожа на финиш.
— То есть?
— Теперь сам Сковородин исчез.
— Да ну?
— Он пропал час назад, когда поехал отвозить деньги.
— Деньги? Как вы сказали? — удивленно прервал Арину ее начальник. — Он тоже поехал отвозить деньги?
— Что значит «тоже»?
— Да это я так…
Дело в том, что, когда в дверях во второй раз с сообщением о звонке появилась Арина, Дамиан думал о Белле Борисовне Топорковой, отправившейся отвозить деньги и, возможно, именно таким образом угодившей в ловушку.
— Так вот, Сковородин поехал отвозить деньги, — продолжала секретарь Дамиана, немного удивленная реакцией шефа. — Он поехал отвозить выкуп за похищенную дочь и не вернулся.
— Неужели такая шишка, как Сковородин, согласился ехать к похитителям? — изумленно произнес сыщик вслух. — Один? Без охраны?
— Похитители категорически потребовали, чтобы он приехал сам и был без сопровождения. Пообещали в противном случае, если он не явится на встречу, расправиться с заложницей.
— Расправились?
— Нет.
— А что?
— Дочь Бориса Сковородина жива и здорова.
— Жива?!
— Ее вернули.
— Вот те раз. Вы серьезно?
— Ну, не шучу ведь.
— Не значит ли это, дорогая Стэплтон, что вся история с дочерью и ее похищением была всего-навсего ловушкой? А?
— Вы так думаете? — неуверенно произнесла Снежинская.
— Ловушка… — задумчиво повторил детектив. — Ловушка! Для того, чтобы выманить высокопоставленного и очень хорошо охраняемого господина Сковородина… А-а?
— Вы уверены, босс?
— Я вижу, вижу повторение… Преступника, знаете ли, всегда тянет скопировать, еще раз повторить уже однажды совершенное и удачно прошедшее преступление.
— Вообще-то, похоже…
— Ловко! Ловко они это проделали!
— Что и говорить, результативно, — согласилась Стэплтон.
— Однако в «Новостях» сообщения о похищении Сковородина пока, кажется, не было?
— Значит, скоро будет.
— Включите-ка, дорогая Стэплтон, телевизор.
Шли как раз какие-то очередные «Новости».
Однако об исчезновении Бориса Сковородина и освобождении его дочери не прозвучало ни слова. Видно, информация еще не добралась до журналистов, и по-прежнему обсуждалось на экране происшествие с Аней Сковородиной.
По телевизору как раз показывали фотороботы похитителей. Похищение приемной дочери знаменитого богача произошло прилюдно, средь бела дня. И было оно на редкость дерзким: в толчее на парковке около магазина «Материнское счастье» похитители окружили девушку, затолкали в машину и скрылись.
Их видело немало людей. Правда, все трое преступников были в масках. И многочисленные свидетели похищения состязались теперь, описывая рост, телосложение и одежду преступников. На экране кипели нешуточные страсти.
Стэплтон щелкнула пультом — на другом канале в передаче «Перед законом все равны» тоже обсуждалось похищение дочери магната.
— Преступников, участвовавших в киднепинге, было трое, — объяснял ведущий телепередачи.
«В той команде на сером «Мерседесе» тоже было трое», — невольно отметил про себя Филонов, мысли которого крутились вокруг его собственного дела.
В этот момент на экране снова возникли фотороботы похитителей.
— Один из преступников, одетый, как и остальные, в маску и шерстяную шапку, был очень высокого роста. Приблизительно метр девяносто — метр девяносто пять, — пояснял голос телеведущего за кадром.
